Повестка дня — Икар - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но комитеты Конгресса не замыкаются на одних председателях, особенно когда это связано с телевидением, поэтому повседневная работа комитета продолжилась и ввиду отсутствия председателя ее возглавил конгрессмен из Северной Дакоты — мягкий, воздержанный министр-евангелист, который в рот не брал спиртного и мечтал перековать мечи на орала. Естественно, он был легкой добычей для такого льва, как полковник Роберт Бэрриш.
— …и в заключение своего выступления перед этой гражданской инквизицией я категорически утверждаю, что являюсь сторонником сильного, свободного общества, созданного в смертельной борьбе с силами зла, которые разорвут нас на куски при первом же проявлении слабости с нашей стороны. Неужели же наши руки должны быть связаны из-за каких-то незначительных процедурных неувязок и манипуляций общественным мнением? Неужели мы будем играть на руку нашим врагам?
— Позвольте вас заверить, — пролепетал недальновидный временный председатель, — что никто из присутствующих не сомневается в вашей приверженности делу нашей государственной обороны.
— Надеюсь, сэр. А я, в свою очередь, хочу заверить…
— Остановитесь, солдат! — вдруг раздался громкий голос Эвана Кендрика.
— Прошу прощения?
— Я сказал, остановитесь на минуту, пожалуйста.
— У меня чин полковника американской армии, и хотелось бы, чтобы ко мне так и обращались, — раздраженно ответил офицер.
Эван сурово посмотрел на свидетеля, моментально забыв о микрофоне.
— Я буду обращаться к вам, как считаю нужным, вы, самонадеянный ублюдок, — камеры начали отъезжать в сторону, чтобы заглушить слова Кендрика звуковыми сигналами, но сделано это было слишком поздно, и все пошло в эфир, — пока вы лично не внесете поправки в конституцию, — продолжал Кендрик, изучая лежавшие перед ним бумаги и злорадно ухмыляясь. — Мое дело — расследование.
— Меня возмущает ваше отношение…
— А многие налогоплательщики возмущены вашим, — бесцеремонно перебил его Эван. Он только что просмотрел послужной список Бэрриша и почему-то вдруг вспомнил слова Свана, которые тот сказал больше года назад. — Скажите мне, полковник, вы когда-нибудь стреляли из боевого оружия?
— Я солдат!
— Мы с вами это уже установили, не так ли? Я знаю, что вы солдат, а мы — назойливые штатские, которые платят вам зарплату, пока вы не сдали напрокат свой мундир. — По залу Конгресса пронесся тихий смешок. — Вопрос, который я вам задал, был такой: вы когда-нибудь стреляли из оружия?
— Несчетное количество раз. А вы?
— Несколько раз и не в мундире.
— В таком случае, я полагаю, вопрос закрыт.
— Не совсем. Вы когда-нибудь использовали оружие для того, чтобы убить другого человека, который собирался убить вас?
Последующая пауза привлекла внимание всех. Тихий ответ Бэрриша не остался незамеченным:
— Я никогда не участвовал в сражении, если вы это имеете в виду.
— Но вы только что сказали, что были в смертельной схватке и так далее, и тому подобное, давая понять всем присутствующим и всей телеаудитории, что вы кто-то вроде современного Дэви Крокетта, удерживающего форт в Аламо, или сержанта Йорка, или даже Индианы Джонса, отстреливающегося от своры плохих парней. Но все это неправда, верно, полковник? Вы бухгалтер, который пытается оправдаться, украв миллионы, если не миллиарды долларов налогоплательщиков, прикрывшись флагом суперпатриотизма.
— Ах ты сукин сын! Да как ты смеешь? Да я тебя… — Камеры и звуковые сигналы опять опоздали, когда полковник Бэрриш, вскочив со стула и ударив кулаком по столу, начал изрыгать ругательства.
— Заседание комитета закрывается! — крикнул в изнеможении председатель. — Закрывается, черт бы вас всех забрал!
В затемненной дикторской одной из вашингтонских телестудий стоял седой ведущий новостей, прикипев взглядом к монитору. Он задумчиво поджал губы, что неоднократно делал на глазах у большей части населения Америки, а затем повернулся к ассистенту, находившемуся рядом с ним.
— Я хочу, чтобы этот конгрессмен, кто бы он ни был, принял участие в моей программе в следующую субботу.
Огорченная женщина из Чеви Чейс кричала в телефонную трубку:
— Говорю тебе, мама, я ни разу за всю свою жизнь не видела его таким! Он был пьяным вдрызг. Слава Богу, этот славный иностранец приволок его домой! Сказал, что нашел его возле ресторана в Вашингтоне и что он почти не мог двигаться — представляешь? Почти не мог идти! Он узнал его и, будучи хорошим христианином, подумал, что лучше увести его с улицы. Что меня сводит с ума, так это то, что я считала, что он даже в рот не берет спиртного. Что ж, как выяснилось, я ошибалась. Интересно, сколько еще секретов у моего верного министра! Утром он заявил, что не помнит ничего… О Боже милостивый! Мама, он как раз вошел в дверь… мамочка, он вырвал прямо на ковер!
— Где я нахожусь, черт побери? — прошептал Эрвин Партридж-старший, встряхивая головой и пытаясь сфокусировать свой взгляд на окнах с потрепанными занавесками. — В каком крысином гнезде?
— Вы не так далеки от истины, — приближаясь к кровати, сказал блондин. — За исключением того, что грызуны, которые часто посещают этот мотель, приходят сюда лишь на час или два, а их гнездо где-то в другом месте.
— Вы! — крикнул конгрессмен из Алабамы, уставившись на чеха. — Что вы со мной сделали?
— Не с вами, сэр, а для вас, — ответил Варак. — К счастью, я смог вытащить вас из весьма затруднительного положения.
— Что? — Партридж сел, свесив ноги с кровати. — Где? Как?
— Один из моих клиентов обедал в Кэрридж-Хаусе в Джорджтауне, где вы встретились с конгрессменом из Северной Дакоты. Опять-таки к счастью, я живу в этом районе и смог туда вовремя добраться. Между прочим, вы, очевидно, здесь не зарегистрированы.
— Минуточку! — завопил Партридж. — Чушь собачья! Эта встреча между святошей и мной была ловушкой! В его контору позвонили и сказали, что я хочу с ним встретиться по срочному делу комитета, в мою приемную поступил такой же звонок. В это утро мы должны были слушать этого пентагонского полового члена Бэрриша, поэтому мы оба поняли, что лучше нам встретиться. Я спросил у него, что произошло, а он у меня!
— Я ничего об этом не знал, сэр.
— Дерьмо собачье!.. Какая неприятность.
— Вы не рассчитали дозу.
— Чушь собачья! Я выпил одно отвратительное мартини, а святой отец пил лимонад!
— Тяжело в это поверить, конгрессмен. Ведь вы упали на стол, а министр пытался пить соль.
Председатель комитета Партридж посмотрел на чеха.
— Я понял, — сказал он спокойно, — это вы напоили нас какой-то дрянью.
— Бог с вами! До прошлого вечера я ни разу не был в том ресторане.
— Да вы еще и лгун! О дьявол, который час? — Партридж быстро повернул руку, чтобы посмотреть на часы, но Варак его остановил.
