Быть Хокингом - Джейн Хокинг

«Только не печеное яблоко!» – хором стонали дети за ужином, в то время как их отец выдавал одну из своих самых злодейских улыбок. Он обнаружил у себя неожиданную аллергию на печеные фрукты; что касается детей, то для них такой предлог объявлялся недействительным.

Летом мы вывешивали на яблоню гамак, качели и веревочные лестницы и слушали щебетание молодых птенцов черного дрозда внутри ее полого ствола. Слева от яблони пролегала красивая линия клумбы с многолетними цветами, на которую открывался вид из гостиной; она прекрасно смотрелась на фоне цветущих кустов и деревьев, сирени, миндаля и боярышника. Даже самой суровой зимой сад не утрачивал своей красоты. Однажды поздно вечером после долгого снегопада я выглянула в окно, отодвинув тяжелую штору, и замерла в восхищении, увидев, как преобразился сырой, увядший осенний сад. Полная луна в безоблачном небе освещала сияющий снежный покров, лежащий на лужайке и деревьях; все было зачаровано, обновлено неожиданной чистотой.

В пору своей молодости сад, судя по всему, был великолепен. Несмотря на свирепствующую гусь-траву и вездесущую сныть, он все еще носил отпечаток прошлого великолепия в своем многообразии многолетников. Как и деревья, их, видимо, высадили в соответствии с общей схемой около века назад, во время постройки дома. Я решила помочь садовникам колледжа, у которых было и так дел выше крыши, и начала борьбу с гусь-травой. Джереми Прайн, коллега Стивена по научной работе в колледже и его библиотекарь, возблагодарил меня за усердие и предложил избрать меня в садоводческий комитет колледжа, поскольку, заметил он, многие из его членов не отличают одуванчика от нарцисса. Однако его предложение было сразу отклонено – где это видано, чтобы кто-то, не являющийся членом колледжа, а уж тем более жена, стал участником комитета.

Со времени нашего возвращения осенью 1975 года дом, как и сад, окунулся в череду бесконечных празднований. Это были семейные праздники, дни рождения и рождественские ужины. У нас происходили также дежурные обеды для привлечения средств, так как я стала принимать участие в благотворительных инициативах, кофе по утрам и музыка по вечерам, неофициальные сходки кафедры, отмечание начала и конца учебного года, приемы и обеды по случаю различных конференций. Летом мы устраивали чайные приемы (опять-таки для конференций, на которые приезжали преимущественно американцы и русские) на лужайке с огуречными сэндвичами и крокетом, вечера народных танцев, барбекю и фейерверки. Устройство таких мероприятий было интересным и благодарным занятием, но работы находилась уйма, поскольку мне никто не помогал в организации банкетов в течение многих лет. Неудивительно, что иногда неофициальные спутники официальных гостей, все эти дармоеды, принимали меня в моем рабочем переднике за обслугу колледжа и свысока требовали еще один бокал вина или сэндвич, не проявляя ко мне должного уважения и не осознавая, что я являюсь хозяйкой вечера.

Оказалось, что мы живем в привилегированном окружении, но в этом были свои недостатки. Несмотря на то что мы заселились в дом, он все еще находился под угрозой сноса. После завершения нашего ремонта было разрешено только минимальное техническое обслуживание. Зимой система центрального отопления, основанная на старинных викторианских радиаторах, не справлялась со своей функцией, когда северный ветер задувал снег через щели в плохо пригнанных окнах и дверях. Газовые нагреватели, которые мы пытались использовать как дополнение к радиаторам, выпускали больше дыма в комнаты, чем в трубу. Электрическая сеть представляла собой вычурную комбинацию современных розеток, подсоединенных к старинным проводам загадочного происхождения.

Еще больше меня беспокоили потолки, куски которых падали на пол с настораживающей регулярностью, несмотря на то что мой отец со своим даром вызывать гравитационный коллапс потолков преспокойно сидел у себя дома в Сент-Олбансе. Божьей милостью ущерб всегда оставался в рамках материального. Июльской ночью 1978 года потолок в гостиной решил, что с него достаточно, и обрушился с величественным грохотом в облаке пыли и застаревшей грязи, раскрошив под собой стереосистему и придав момент вращения люстре. К счастью, мы только что легли спать, и дети были у себя в комнатах. Еще раз нам повезло, когда обрушился потолок в ванной: там никто не мылся.

Снаружи мы постоянно находились под угрозой падения черепицы. Эта опасность была устранена благодаря своевременному посещению Его Королевского Высочества герцога Эдинбургского, канцлера Кембриджского университета, решившего нанести Стивену частный визит в июне 1982 года. Мы так боялись, что кусок черепицы упадет на королевское темя во время входа Его Высочества в парадную дверь, что я попросила соорудить защитный экран из сетки по периметру крыши. Намек был понят, и несколько месяцев спустя крышу на доме заменили.

Благодаря королевскому визиту мы к тому же приобрели новые смесители в ванной.

Мы были не единственными жильцами дома, поскольку занимали только первый этаж. Студенты, у которых имелся отдельный вход, обитали на верхних этажах; кроме того, в темных глубинах подвала жили мыши, среди оборудования, принадлежащего спелеологическому университетскому клубу. Мыши соблюдали дистанцию с тех пор, как Люси потребовала завести хищную кошку; со студентами наладить мирное сосуществование оказалось сложнее. Поодиночке это все были замечательные ребята – лучше не сыскать, как обнаруживалось в тех случаях, когда мы приглашали их на бокал вина или встречали на лужайке посреди ночи, когда ложная пожарная тревога беспричинно поднимала на ноги весь дом. Но студенческий стиль жизни, их график и привычки вступали в неизбежный конфликт с нашими. Время от времени их присутствие проявлялось в более материальной форме, чем громкий шум и звуки поп-музыки. Примерно раз в год кто-нибудь из них забывал выключить воду в студенческой ванной, которая находилась над нашей кухней. В последний раз, когда это случилось, я пришла домой к обеду с запасом времени в пятнадцать минут до приезда кузин Стивена из Новой Зеландии. Повернув ключ в замке, я сразу услышала шум струящейся воды и учуяла запах плесени. Я кинулась на кухню. Пол уже был покрыт слоем воды; мои лучшие тарелки и чашки, предусмотрительно выставленные на рабочую поверхность, собирали грязные лужицы. Продукты – сыр, помидоры, салат и хлеб – плавали в теплых серых потоках, в то время как вода продолжала литься по потолку и капать с люстры…

Мы пребывали в счастливом неведении об этих обстоятельствах, когда в сентябре 1975 года вместе с мамой паковали вещи в доме на Литл-Сент-Мэри, перед тем как передать его в пользование колледжа. Я организовала переезд на Вест-роуд, 5. После Калифорнии наше положение в колледже кардинально изменилось. Вернувшись в Англию, мы заняли помещение, больше напоминающее миниатюрную официальную резиденцию, а не обыкновенный жилой дом. Стивену сразу предложили первый официальный пост в университете – доцентуру, поскольку за время нашего отъезда прошел слух о том, что мы рассматриваем предложение остаться в Калифорнии. Тут же подтвердилась старая библейская мудрость о том, что нет пророка в своем отечестве: за должностью доцента в скором времени последовала профессура и собственная кафедра. Теперь университет не только не был намерен отпускать Стивена, как однажды было объявлено за официальным ужином, но и с нетерпением ожидал его возвращения.