Тау - Лана Тихомирова

Стихосложение на Тау было еще более далеким от привычного мне, и судить его не берусь, скажу лишь одно: чтобы понять стихи Тау, нужно обладать чутким сердцем, а не острым умом.

Песни песнями, и концерт сам по себе был прекрасен и породил во мне бурю чувств, но ко всему присоединился еще и закат. Это был первый закат, который я видела с высоты. На то время, что я им залюбовалась, мне показалось, что песни поет садящееся солнце, а не мои друзья.

Не верится, что это был закат солнца моего мира: его словно нарисовал какой-то местных художник. По, еще голубому, небу легкими разводами плыли лилово-розовые облака. Там, где солнце только что скрылось за горизонт, небо было лимонно-желтого и светло-салатового цветов.

Через пять минут небо рассекли на сектора вертикальные полосы всех цветов, от фиолетового до терракотового, как будто жар-птица раскрыла свой хвост. На мосту раздался возглас восхищения. Вспыхнув, полосы померкли с последними аккордами песни.

— Никогда не видел такого заката, хотя встречал их ни мало на своем веку, — выдохнул восхищенный Тамареск.

— Я никогда не видела такого заката, — я прижалась к Тамареску сильнее, хотелось укрыться в его объятьях от нахлынувших эмоций.

— Вот, мы опять что-то пропустили, — улыбался Гай. По его лицу тек пот, и выглядел он очень усталым.

— Вы пропустили лучший закат на Тау, — философски заметил Эток, — а где Тау, не знаете? Он отошел куда-то и сказал, что вернется, но так и не пришел до сих пор.

Мы стали искать Таугермана, но его нигде не было, его никто не видел. Марлен делала мне какие-то знаки, но я обратила внимание не сразу. Усиками она держала записку: "Свята! Кажется, вы сделали то, ради чего прибыли сюда! Я ухожу. Я многое понял, пока был с вами, пусть недолго, но мне этого хватило. В подарок вам впечатления, которые вы любите. Пусть все жители Тау знают, как я люблю вас и что вы сделали. Этот закат для вас.

И еще. Я постараюсь сделать так, чтобы вы подольше побыли с нами. Возможно, мне удастся устроить так, чтобы вы вообще не возвращались домой, если того не хотите. Захотите уйти, вас никто не станет держать, захотите остаться — я знаю, как минимум 13 человек, которые будут счастливы.

И последнее, берегитесь Вселенной, она вздорная, но я постараюсь устроить вашу судьбу. Ваш Тау".

Сначала я прослезилась, потом рыдала в голос, уткнувшись в плечо Тамареска. Плакала я от счастья и от горя одновременно, от того, что очистилась, от того, что в душе наступила тишина, долгожданное спокойствие. Я ревела, как дети ревут в мамино платье, когда она приходит домой, от облегчения, что теперь все будет правильно, что никто теперь не отнимет меня у Тау. Я дома и это понятно, это было ясно с самого начала.

Возможно, по какой-то причине мы рождаемся не в том мире, становимся заложником его, слабые, не способные вырваться, страдаем. Нам тяжело и не комфортно жить в мире, где все чужое, но самое первое — ты сам чужой в нем. Мы бьемся, как глупая муха о стекло, перебираем сигареты, алкоголь, наркотики, людей, чтобы найти что-то родное, и часто не находим до самой смерти. Части из нас везет: ощущая себя чужими для всего мира, они находят "своего" человека, и идут с ним по жизни, и счастливы. Я знала в "том" мире одну женщину, ей было около девяноста лет, она нашла своего мужчину и свою работу. Мудрее, и счастливее ее я никого не знала.

У меня же в том мире ничего не было, с самого начала — зеро. А в Тау я родная, я своя. И, черт побери, Тау не хочет меня отпускать! Желание мира много значит. В первую очередь это значит, что я остаюсь.

Глава 12. Путь в Ардор

— Наша миссия исчерпана? — печально сказал Гай, — теперь обратно домой?!

— Еще днем ты вешал нам лапшу на уши, что смертельно соскучился по Гайне и хочешь жениться, — ворчливо произнес Михас, он подсчитывал деньги.

— Я не отрицаю, и это не лапша, отнюдь. Я сделаю ей предложение, как только мы вернемся, — с видом оскорбленной добродетели произнес Гай.

— Вы же мечтали о мировом турне?! — улыбнулась я, — Так почему бы нам не выступить в Ынифе? Я с удовольствием посмотрела бы на местные рынки рабов.

По тому, как скис Гай, и засмеялся Тамареск, я поняла, что с Ынифой, по крайней мере, у этих двоих, связаны какие-то яркие воспоминания.

— Что-то не так? — спросила я.

— Ну, немножко, — смеялся Тамареск, — у ФОЛМиТа с Ардором никаких разногласий нет, разве что, Гаю Кабручеку, категорически запрещено появляться на территории данного государства, после того, как он чуть не устроил им революцию. Но если по приглашению Верховного шамана Гай еще может появиться в Ардоре и даже в Ынифе, то инкогнито ни в коем случае не на рынке рабов, вот как. Эту возможность Михас выиграл у Верховного Шамана в кости, было как-то дело.

— Было-было, — сосредоточенно поддакнул Михас.

— Переночуем в "масле" и в Ынифу? — спросил Тамареск.

— Но меня шаман не приглашал, — уныло сказал Гай.

— Замотаем твою голову в Этока, и будет тебе счастье, — мрачно отозвался Михас.

Мы с Тамареском взорвались смехом.

— Эй-эй, так не пойдет, — запротестовали оба.

— Они же ненавидят котов и кошек?! — воскликнул Эток. Я не выйду в Ардоре из брюха Марлен, даже если та превратится в гусеницу окончательно.

— Тогда ты порвешь ее изнутри, — назидательно заметил Гай, — и твоему хозяину некого будет выращивать.

— Что еще вероятнее, ты станешь микро-котом, Эток. То есть уменьшишься вместе с Марлен, в той пропорции, в которой это выглядит сейчас. То есть ты будешь раз в пятьдесят ее меньше, — улыбнулся Михас.

Кот недоверчиво посмотрел на нас, но ничего не сказал.

— На счет "замотаем", мне идея нравится, — сказала я.

Гай посмотрел на меня с невыразимым ужасом.

— Он же мне все лицо испоганит. Скотина боится высоты!

— Нет, послушай меня. Мы замотаем твое лицо и руки тряпкой. На границе скажем, что ты сильно обожжен и никто, кроме верховного шамана, не может тебе помочь. Верховный шаман адекватный человек? — спросила я у Тамареска.

— Тот, что сейчас вполне адекватен, — кивнул он.

— Поедем к шаману, он нас приютит, а там, может, и дадите концерт для него? — закончила я свою мысль.

— Это попахивает хорошим приключением, — бодро сказал Михас, — тем более, что у нас наберется около тысячи монет на взятку пограничникам.

— Да ты что?! — воскликнул Гай, — Тысяча? Ого-го, местная публика пощедрее Пратских снобов. Еще и закат такой красивый был, все одно к одному.

— Едем в гостиницу, завтра будет тяжелый день, — скомандовал Михас. Мы взобрались на Марлен, и та послушно потопала прямо.