Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский

Луна начинает свой спуск с неба, а инженер находит очередной след у подножия большого и длинного бархана, он, оглянувшись на казачку - не отстала ли - начинает подниматься на верхушку песчаной волны…

Горохов долгие, долгие часы проводил у стендов. Ещё с молодых лет один опытный человек учил его стрелять, что называется, навскидку. Без времени на размышление, без осознания необходимости стрельбы, без размышлений, без прицеливания, исключительно на интуицию, на звук, на движение. Вот таким и был первый его выстрел. На самой периферии своего зрительного восприятия он зафиксировал движение. Как говорят, самым краем глаза… Что-то резко появилось над самой кромкой бархана. Что-то более чёрное, чем ночное небо со звёздами. Это что-то двигалось там, где движения быть не должно. Ведь кроме Самары и его самого, тут никого не было, но она была сзади, а значит… Стволом обреза он особо и не двигал, тень как раз появилась в зоне поражения, только спуск нажми. Тень удобно выскочила слева, он только чуть приподнял оружие и нажал на спуск.

Бах! В приятном полумраке ночи и в её убаюкивающей свежей тишине как гром бахнул резкий хлопок мощного патрона. Вспышка на мгновение озарила рифлёный бок бархана. Рядом с вынырнувшей тенью - всплеск песка. Первый выстрел картечью. И сразу крик у него за спиной, Самара вскрикнула! Он, прежде чем повернуться к ней, туда же, в ту тень, в тот песчаный фонтан, что подняла его картечь, отправляет ещё и жакан из второго ствола. Бах!

Это уже выстрел осмысленный, с прицелом. Тень, которая лишь на полсекунды поднялась над барханом, тут же проваливается за него. Словно и не было её. Снова небо и звёзды над большой песчаной волной. Только кислый привкус порохового дыма. А Горохов, на ходу выхватывая из кобуры револьвер, уже развернулся к Самаре: что там с ней?

Но ничего не видит… Кроме неё самой. Она присела на песок, опираясь на ружьё. Инженер озирается по сторонам и никого не видит, он кидается к ней.

- Что? Что такое? – заглядывает ей под очки, ищет её взгляд, но они под барханом, тень луны сюда не попадает, он её видит плохо, а сам перезаряжает обрез. – Ну, говори, ранена? Куда?

«Пуля?». Но он не слышал выстрела.

Она смотрит на него, но не отвечает. Горохов одной рукой ощупывает её пыльник: кровь, где кровь? Ничего липкого, ни одного чёрного пятна.

- Ну, говори. Говорить можешь?

В голове вдруг сама собой рождается страшная мысль, Самара уже не может говорить, у неё спазмы мышц лица.

- Паук? Паук, да? Если да, то кивни, просто кивни… Паук? Покажи, куда укусил! Сможешь показать? – он теперь чуть-чуть встряхивает её за плечи и всё пытается заглянуть в глаза. У него во фляге, в тайнике, сыворотка. Чем быстрее её применит, тем будет лучше.

А она вдруг отводит его руки, берёт ружьё, встаёт и говорит:

- Ты попал в него?

И тут до Горохова доходит… Да, да… Он начинает улыбаться. Эта крутая баба, казачка, королева степей… испугалась. Испугалась неожиданного выстрела, а потом растерялась и стала вести себя немного нелепо. А она, словно зная, что под маской он ухмыляется, говорит недовольно:

- Пошли уже, посмотрим, попал ты в него или нет. Может, и не попал.

Всё поддеть пытается. Горохов поворачивается и проворно лезет на бархан, обрез наготове, он продолжает улыбаться, он знает, что попал. Не вся картечь ушла в песок, хоть пара картечин, да залетела, и жакан, скорее всего, тоже. Во второй раз он уже стрелял осмысленно.

Горохов ведь и вправду пошёл, и присмотревшись с удовлетворением для себя нашел на склоне бархана чёрные капли на песке, инженер уже не сомневается, что догонит прыгуна.

Теперь инженер был начеку, он легко взлетал на барханы и спускался с них. Самара старалась не отставать. Когда он останавливался, чтобы разглядеть очередной след, она подсвечивала его фонарём, и тут же на песке находилась пара-тройка чёрных капель. Попрыгун сдувался. И вскоре они нагнали его. Хитрая тварь, чувствуя или слыша их, попыталась повторить свой трюк, попыталась спрятаться за барханом, чуть в стороне от оставленных ею следов. Но с Гороховым и первый такой фокус не прошёл, тем более он не попался и на второй. На сей раз попрыгун, как только инженер взобрался на бархан, выпрыгнул справа. Но сразу был пойман на заряд картечи в грудь… Или что там у него. И почти сразу за ним, пока попрыгун не свалился вниз, выстрелила Самара, теперь она не кричала. Теперь злая степная баба взлетела на вершину песчаной горы и стала одну за другой всаживать в пытающегося утащиться за следующий бархан прыгуна. Тот ковылял, вихлялся, припадая на раздробленную лапу, падал от попаданий, вставал, чтобы снова свалиться от следующего меткого выстрела разозлённой казачки. Горохов даже не пытался вмешаться в их «диалог», он просто сменил стреляный патрон в обрезе и смотрел, как Самара с удовольствием добивает животное.

- Ты глянь, живучая скотина какая! – с удовлетворением произнесла она, вгоняя в спину прыгуна последний, шестой патрон из своего нового ружья.

- Ну вот и всё, - сказал инженер, спускаясь с бархана вниз к умирающему животному. – Давай посмотрим на это чудовище, посветишь мне… Ну, если тебе, конечно, опять не станет страшно.

- Знаешь что…, - она говорила, совсем не скрывая раздражения, его слова явно её задели, - пока ты мне не муж, я могу сказать тебе это: да пошёл ты…

- А мужу так говорить нельзя? – поинтересовался инженер абсолютно спокойно. Он был сейчас не в том настроении, чтобы ругаться.

Она ничего ему не ответила. А Горохов, усмехаясь, подумал, что если она ещё раз упомянет, что он промахнулся с десяти шагов, то он обязательно ей припомнит сегодняшний её испуг.

Глава 37

Все, кроме ботов, которые занимались замесом бетона, сбежались смотреть убитого монстра. Сравнивали его с первым. Отмечали, что у этого цвет другой. Люди спрашивали, как им удалось добыть его. Самара рассказывала. Горохов с Дячиным пошли смотреть, что удалось сделать за эту ночь. А Баньковский, уже вернувшийся из города, увязался с ними. Он, не давая Дячину ничего сказать, рассказывал:

- Сначала нас не пускали… чего, мол, ночью приехали, но я сразу говорю, раненый из ваших, из городских. В больницу его нужно.