Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Какая прелесть».
Он ведёт коптер вдоль дороги; забавно, но она совсем не заметана песком, да, из-под асфальта то и дело белеет гравий, но песок с неё сметён. И тут он налетает на даргов, в десяти метрах от дороги сидят двое, за барханом, что-то жрут, выковыривают пальцами из того мёртвого, что валяется перед ними, и медленно жуют смакуя. У обоих винтовки. Всё случилось так быстро, что инженер не успел правильно среагировать. Дарги заметили дрон. О! В пустыне не было вещи, которую дарги ненавидели бы сильнее дронов. Если бы не дроны, они давно стали бы полновластными хозяевами степей. Они заголосили и почти одновременно подняли винтовки, Горохов едва-едва успел уйти от дороги в сторону, в барханы, и этим избежал стрельбы. Но теперь он боялся, что секретность его действий была нарушена. Надо было уходить. «Досадно, досадно».
Хорошо если дикари расскажут о коптере только своим соплеменникам. А если о нём узнает тот, чей квадроцикл стоит под навесом?
- Досадно, - произнёс инженер, ведя дрон обратно через реку.
Это действительно было досадно, заряд аккумуляторов позволял ещё немного погонять коптер.
Он вернулся в лагерь к одиннадцати, по накатывающейся жаре. С удивлением заметил, что у одной отдельно стоящей скалы новая палатка. Большая. Квадр стоит рядом с ней, тарахтит на самых малых оборотах, значит, в палатке работает кондиционер.
- Это ещё кто? – спросил Горохов у Самары, которая вышла его встречать.
- Бабы, – коротко бросила та. И добавила: - Приехали две шаболды из дальнего коша, за час до тебя.
По её тону сразу становится ясно, что эти женщины Самаре совсем не по душе.
- Тоже, что ли… замуж хотят? – инженер недоумевает, оглядывая большую, добротную палатку приезжих.
- Тоже, - отвечала казачка пренебрежительно, - но этих можно гнать, они не из нашего куреня. Скоро придут с тобой говорить, так в шею их гони.
- Может, ты сама их прогонишь?
- Мне нельзя, - строго сказала Самара, - Василёк велел ни с кем из соседних кошей не ссориться, ты их прогони.
Горохов ничего не сказал ей, а взял коптер и пошёл в палатку, разминая после езды ноги.
Было жарко, пятьдесят пять, а Баньковского с водовозом всё не было. Утро потеряли. Простой. Рабочие валялась в палатках довольные. У них подёнка. Деньжата капают.
Он стянул сапоги. Лёг головой к кондиционеру. Самара настойчиво напомнила ему, что приехавших баб надо прогнать, взяла таз с грязной водой, взяла его несвежую одежду и вышла.
Кондиционер стрекочет, старается, но на улице жара уже такая, что струя, идущая из него, почти такой же температуры, как и окружающий воздух.
«Не дай Бог, Баньковский опять пьяным приедет». Горохов лежит и злится. Ему нужна вода, хорошая, чистая вода, пусть немного, пусть экспедиция не окупится, плевать, но ему очень нужно найти воду. И найти как можно быстрее, времени-то у него всё меньше. Он, не будь в городе доктора, который мог бы его опознать, уже сам поехал бы туда, по жаре поехал бы, лишь бы быстрее привезти эту воду для бетона и поскорее начать заливать подушки под ноги буровой.
А тут за палаткой голос, у самого входа.
- Хозяева, дозволите войти? – голос женский, молодой. Женщина у входа не одна и, кажется, они переговариваются.
Горохов встаёт, подходит ко входу, откидывает полог, перед ним две женщины, они без пыльников, головы непокрыты. Волосы искусно зачёсаны, собраны в большие узлы на затылке. Шеи и лица открыты. Они глазастые, смелые и немного… хищные. Понятно, что Самара их невзлюбила, они обе моложе её. Одна из них держит на руках, которые расписаны узорами, блюдо, накрытое тряпкой.
- Вы ко мне? – спрашивает Горохов, с интересом разглядывая их.
- Ну так ты же инженер? – спрашивает та, что без блюда.
- Я, – он кивает.
- Тогда к тебе, - женщины переглядываются и улыбаются. А они и вправду красивы, у обеих тёмные волосы и на лицах нет следов проказы. Одежда на них очень, очень лёгкая, почти невесомая. В ушах длинные золотые серьги качаются.
- Ну входите, красавицы, - говорит он, пропуская их в палатку.
Они входят и сразу садятся на войлок, но место у кондиционера оставляют для него. Тут же ставят блюдо.
- Я Роза, - представилась та, что была без блюда, - а это Настасья, подруга моя. Мы из коша атамана Кости Шалимова. Наш кош в сорока километрах на север отсюда. Казаков у нас больше сотни, а кочевье ещё больше. Вот, приехали к тебе, просим дозволения у твоего куреня пожить.
- Сорок километров отсюда? Это вы, наверное, до самой Губахи кочуете? – уточняет инженер.
- Ой, до Губахи от нас два дня пути, но иной раз бывает, что и до неё доходим, но то редко. Мы от реки далеко не любим уходить, – говорит Роза.
- Торговать иной раз туда ездим, когда у саранчи сезон или колючка хорошая идёт, - добавляет Настасья. И тут же спрашивает с лукавой улыбкой: – Ну так что, инженер, дозволишь нам тут у тебя пожить немного?
- Так не моя это земля. – отвечает Горохов, - я здесь ненадолго, это ж всё кочевье Василька.
- Да про то мы знаем, – сразу говорит Настасья, - мы знаем, что это земля Лёвки Ходи-Нога, но мы не к нему, мы до твоего куреня приехали, пока ты тут старший, то тебе и решать, кому здесь жить.
- А почему вы думаете, что я старший?
- А то кто ж? – красавицы смотрят на него лукаво: ну не дуры ж мы.
- Так вы мужей ищете? – спросил инженер, решив не отвечать на их вопрос про старшинство, он немного хотел потянуть, не хотел сразу отвечать отказом.
- А что же делать, раз вдовые мы, - отвечала Роза.
