Тот самый сантехник 8 - Степан Александрович Мазур

Они же посолонь ходят, а не противопосолонь. Ну или наоборот, я уже не помню. Но куда-то точно ходят. Хотя живут в основном в лесу, обособлено. Ну чисто мормоны.

– А это ещё кто?

– А это которые вообще не наши, но ещё и с бородами, – точно знал Стасян. – А староверы только двумя пальцами крестом себя осеняют, а не тремя, как мы. А это ещё хуже язычников и тех, кто кровь младенцев пьёт на завтрак. Пусть некоторые и называют таких капиталистами. И вообще, Боря, католики только в 1992 году признали, что Земля круглая и вертится вокруг Солнца.

– А мы когда? – уточнил Боря.

– А мы вообще подобного вопроса на повестку не ставили, – припомнил Стасян. – Что мы, больные какие? У нас же и среди плоскоземельщиков немало верующих. Зря люди воду перед телевизором заряжают, что ли? Или на картах гадают? Пусть верят во что хотят, если верят хоть время от времени и в то, что надо. Всё равно с этой планеты никуда не денутся без крестного знамени. Мы Боря, лучше дважды перестрахуемся. И если в космос снова полетим, то только с молитвой. Лишним не будет и через плечо поплеваться. Всё это в сумме и называется – многогранная, загадочная русская душа.

Тогда Боря вспотевший лоб потёр. Продышался и сказал:

– Ты по-простому скажи. Это что, мы к раскольникам пришли? Сектантам? Культистам? Кому?

– Да не раскольники это! – возмутился Стасян, держась за голову, которая и у него закипала. – Просто христианство впитало в себя всё, что плохо лежало. Кресты как солнечный знак, маковку как символ рода у столбов языческих, колокола из буддизма, что уже тысячи лет звенели, ну и у индуистов немало набрали. Благовония, речитатив тот же. Но больше всего, конечно, взяли у иудаизма. Символ единобожия, например. Только евреи своего Яхве не изображают, а мы – пожалуйста. Иконопись называется. За неё нас католики и не любят. А ещё они предпочли целибат.

– Целибат? – повторил Глобальный.

– Это когда от женщин отказываются. Совсем.

– Это многое объясняет в их поведении, – задумался Боря и снова на здание религиозного типа посмотрел. – Тогда кто это ТУТ?

– Короче, это нечто другое, чем принято, – подытожил Стасян.

– Кем принято?

– Ой, Боря. Нихрена ты не понимаешь в свете истинной веры!

Стасян отвернулся.

– Погоди, ну может тут были кришнаиты, вот и здание странное. Но их же потом выгнали, когда запретили? Они же тебе не цыгане, чтобы самим решать, – приподнял бровь Боря. – И может уже тогда пришли те, кто надо? Крестики то у них продаются или что? Свечки есть? Вода подведена? Что думаешь? Здание-то работает!

– Одних запретили, других могли не успеть, – прикинул и крановщик. – Но эти тоже не те, которые надо. Но и запрещать их не видят смысла. Вроде как есть и ладно.

Стасян снова пытался подобрать правильные слова. Но те как будто вытащили из головы.

– Так давай хотя бы точно узнаем! – коснулся потёртой медной ручки большой, массивной двери Боря. – Зря пёрлись, что ли? Может, тут дешевле будет креститься? За городом, всё-таки.

– Братан, не всё можно изменить деньгами.

– Стасян, но ведь за спрос не бьют! – напомнил сантехник, который понятия не имел, что такое «радоница», «успение» или хотя бы «разговеться», но как и в любой фене, с этим можно разобраться, если целью задаться.

И они, наконец, вошли.

Внутри было темно. Весь контур здания без единого окна. Только свечи горели. Лампадки дымили. Запах сандала такой в ноздри ударил, словно на пожар фабрики сушки трав угодили. Не видно ещё толком ничего со светлой улицы. Глаза не привыкли.

Тут кто-то в тёмном балахоне на пороге встретил их и сказал:

– Приветствую, братья.

– Добрый день, а где тут у вас… – начал было Боря, не зная даже теперь с чего начать.

То ли насчёт догматов поинтересоваться, то ли про символы веры попросить разъяснить с ходу.

– Проходите, не стесняйтесь, – подстегнул служитель, прервав ещё в начале вопросы, но тут же уточнив. – Мы все через это проходим впервые.

Боря прищурился, пытаясь разглядеть неожиданного «родственника». Да лицо того под капюшоном скрыто. Что за брат такой?

«Что проходим-то?» – очень хотелось спросить: «А, крещение в смысле? Тогда понятно. Но почему так темно?»

Блуждая среди теней, так и прошли в центральное помещение. И тут же замерли. Посредине гроб стоял на пьедестале. А в нём женщина. Но не в саване, а голая. Вокруг неё мужики в рясах и капюшонах. Головы скрыты, а подолы приподняты. И каждый член в руках держит, словно прицелившись на избранную. И судя по учащённому дыханию, близок к завершению.

Тут-то Боря со Стасяном и поняли, что СОВСЕМ НЕ ТА ЦЕРКОВЬ. И только развернуться попытались, чтобы ходу обратно дать, как приподнялась дама в гробу и сказала:

– О, Боря. Привет!

Опешил Глобальный. Присмотрелся, а это Оксана. В свете свечей на подставке лицо хорошо видно. Соседка Наташки, что живёт этажом ниже. Она же – бывшая любовница Антона, что из жизни обоймы выпал.

«Вот это помотала её жизнь после стюардессы, конечно», – только и подумал Боря.

– Так, мужики, ему без очереди! – тут же добавила Оксана, знакомое лицо признав,

Но мужики уже не слышали. Мужики начали стрелять!

– А-а-а! – закричал Боря, больше всего желая вонзить в глаза пару остро заточенных карандашей.

Глава 23 - Туда и обратно

Глобальный вдруг поднял лицо от подушки безопасности. А он в автомобиле. Никаких храмов, мужиков и Оксаны нет и в помине. Да и откуда ей взяться, если улетела в какой-нибудь Дубай?

Рядом Стасян кряхтит, за шею держится.

«В аварию попали, вот и отключило», – добавил внутренний голос и Боря понял, что даже соскучился по нему, ведь во сне его не было.

Судя по всему, ненадолго обморок был. Так как радом на трассе так ни одного автомобиля и не остановилось.

– Борь… – прокряхтел крановщик первым. – Ты в порядке?

– Стасян, кто такие