Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания - Вольфганг Сартор

которых я участвовал. Когда при следовании кайзера мимо нас раздавалась команда «Равнение направо!», такие моменты врезались в память, оставляя глубокое впечатление.

По окончании года службы я, вероятно, приехал в Галле. Возможно, впрочем, что порядок был немного другим. Там находилась высшая сельскохозяйственная школа, а аграрии чаще всего входили в Аграрную лигу. В Галле у нее было большое здание, в котором по студенческому обычаю проводились гулянки.

Лекции были интересными. Главной точкой притяжения в Галле был глава университета профессор Кюн527. Лекции Кюна посещались очень интенсивно, но мне кажется, что его взгляды были во многом устаревшими, по крайней мере по нынешним меркам сельского хозяйствования, но в ту пору слушатели им восхищались. И вообще, там были интересные преподаватели, например профессор Меркер, который в основном читал сельскохозяйственную промышленность, такую как винокурение, производство крахмала и т. п.528 Или Конрад – известный экономист529, Вюст – специалист по ветеринарии530. При наличии воли в Галле можно было научиться многому. Университет чаще посещали господа постарше, у которых за плечами уже была многолетняя практика, дети крестьян и те, кто, кроме учебы, хотел повеселиться пару семестров в городе, прежде чем полностью посвятить себя профессии.

Естественно, случались дружественные пиршества и немало проказ. Насколько неприхотливыми мы были тогда, можно судить, в частности, по тому, что за свою комнату с завтраком я платил всего 18 марок в месяц. Когда потом мой брат Боб531 прибыл в Галле изучать химию и мы съехались, то у нас было две спальни, большая общая комната, а плата составляла всего 45 марок в месяц. Наличных у меня было 250 марок в месяц, и по тогдашним меркам и в сравнении с другими студентами это было очень много.

Я провел в Галле примерно три семестра, и в последний семестр у меня произошла горячая стычка с моим товарищем из‐за одной дамы на уроках танцев; дело дошло до суда чести, и я получил от него вызов на дуэль на саблях. А у моего брата в то же время случился спор с тремя студентами, и все трое вызвали его на дуэль. Мы не умели фехтовать, и были назначены тренинги, чтобы подготовить нас к дуэли. Так как я, помимо этого, опять должен был явиться на военные учения, время моей дуэли было перенесено.

Мое положение было не очень приятным, так как сразу после учений я должен был ехать в Орле в качестве инспектора. Тем не менее я успел вернуться в Галле, предстал перед судом чести, но мне повезло, поскольку мой противник предпочел уклониться и не явился. Мой брат Боб, с которым я очень дружил, «заколол» трех своих противников; впрочем, мне рассказывали всякие забавные вещи об этих трех поединках.

Стало быть, я добрался до Орле, где меня наняли инспектором в имение на 3000 моргенов532 на годовое жалованье в 800 марок, с верховой лошадью, бесплатным жильем и питанием. Я прибыл прямо к сбору сена. Мой будущий шеф, один из самых благородных людей, с которыми я имел дело, как раз уехал, так как был призван на офицерскую службу, а мой приезд несколько задержался из‐за инцидента в Галле. Так что я вступил в должность совершенно самостоятельно, и было не совсем легко сориентироваться одному в таком большом хозяйстве. Но моя неколебимая любовь к профессии это облегчила, и по возвращении мой принципал обнаружил не очень много ошибок.

Я допустил только одну большую ошибку, которая, впрочем, не относилась к хозяйству. Мой предшественник был одновременно и регистратором актов гражданского состояния. Об этом я не особо заботился, и когда польское население пришло ко мне с желаниями, которые мой предместник всегда исполнял, я, не найдя перед этим всех книг с записями, но проявляя служебное рвение, регистрировал заключение браков, которые совершались, детей, которые были крещены, и прочее. Все, что я оформил в этом плане, потом оказалось недействительным, и это предстояло переделать чиновнику, ведающему актами гражданского состояния. Разумеется, мне было стыдно, но в молодости подобные промахи случаются.

Хозяйство было хорошо обустроено. Господин Финдайзен был чрезвычайно прилежным фермером: поля и скот в наилучшем состоянии, люди довольны, так что было настоящей радостью заниматься у него хозяйством. Когда через первые три месяца он вручил мне 250 марок вместо 200 по действующему соглашению и я обратил на это его внимание, он ответил, что все же ему самому дозволено решать, какую ценность моя особа для него представляет. Я провел в имении год и поработал на двух урожаях. Я бы, возможно, остался еще, так как чувствовал себя за этой работой полностью счастливым, если бы мать не попросила, чтобы я на какое-то время вернулся в Москву в семью. Она опасалась, что я совершенно опрощусь. Так что я был вынужден упаковать чемоданы и отправиться в Москву.

4. Москва, 1893 год

Я был рад снова оказаться дома, но контраст между жизнью в имении и московскими салонами был слишком велик, чтобы сразу как следует освоиться. Мне также пришлось настоять на получении работы, если уж предполагалось мое длительное пребывание в Москве.

Итак, на бумажную фабрику Говарда533 я поступил волонтером, но за мной особо не приглядывали, все занятие заключалось в проверке скучных калькуляций. Впрочем, я обрел хороших друзей, мое свободное время заполняли охота на лис, светские мероприятия, театр и прочие удовольствия. Зато произошло сближение с членами моей семьи, которых я не видел долгие годы, и должен признать, что провел в Москве несколько довольно увлекательных месяцев, но чувствовал себя в городе все же не в своей тарелке. Мои мысли часто возвращались к прежней профессии, оттого и в эту московскую пору по возможности я все же стремился к участию в сельскохозяйственных трудах.

Так, некоторое время я провел в Кондрово, где у моего отца, наряду с бумажной фабрикой, было симпатичное поместье. В нем тогда хозяйствовал сын ранее упомянутого Морица Шумахера, который до этого был фермером в Венгрии. Он возглавлял и работы в имении, и хозяйственную часть целлюлозной фабрики, к которой относились обширные лесные угодья. Дрова этих и чужих лесов использовали для топки, здесь же шла заготовка огромного количества древесины для производства бумаги.

В немалых количествах запасался и торф, и все это надо было подвезти, разгрузить и посчитать, так что такое место могло представлять большой интерес для человека, намеренного освоить сельскохозяйственное производство. Но все эти грамотно задуманные планы разрушились из‐за