Последний командарм. Судьба дважды Героя Советского Союза маршала Кирилла Семёновича Москаленко в рассказах, документах, книгах, воспоминаниях и письмах - Николай Владимирович Переяслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее он рассказывает о его поведении на Военном совете в Будапеште, где шло обсуждение и принятие решения по вопросу о разведке. «Москаленко то порывался несколько раз взять на себя обязанность прочесть текст, то передавал его разведчику, генерал-лейтенанту Ткаченко, – сообщает он. – А всё дело было, как выяснилось, в мелком тщеславии. Очерёдность выступления, как и размещение делегаций за столом заседания, осуществлялась в алфавитном порядке – болгарская Народная армия, венгерская Народная армия, национальная народная армия ГДР, Войско Польское, румынская Народная армия, Вооружённые силы Советского Союза и чехословацкая Народная армия. Замыкал весь этот строй штаб ОВС. Ранг выступающего от нашей делегации определялся так: если выступали от других армий заместители министров или начальники генеральных (главных] штабов, то Москаленко считал своей обязанностью докладывать на Совете, если же выступали рангом ниже, то от нашей делегации выходил на трибуну равный по должности.
Но так как на этот раз ораторы выступали вразброс, словно карты в колоде, то Кирилл Семёнович то "подгребал под себя" материалы, собираясь выступить, то отодвигал их к Ткаченко, давая понять, что тот должен пойти с текстом на трибуну. Наконец, слово предоставили главе румынской делегации генерал-полковнику Николеску. Тогда маршал Москаленко, выхватив текст, направился к трибуне, встретившись добрым взглядом с главой румынской делегации: знаем-де, кому и в каком ранге произносить речь.
Но не успел он прочитать последнее слово на высокой ноте, как Якубовский объявил выступающего от чехословацкой армии в звании… генерал-майор. Кирилл Семёнович как-то осуждающе тянул на Главкома и сошёл с подставки у трибуны, которой он пользовался из-за своего малого роста. Самолюбие его было уязвлено…
А к вечеру обширный номер маршала Москаленко превратился в буквальном смысле слова в базар. Военторг Южной группы войск был, что называется, поставлен на ноги, предлагая свои дары высокому гостю…»
Определённая неловкость во время этой поездки сложилась с Кириллом Семёновичем и при расселении гостей Военного совета, о чём продолжает рассказывать в своей книге генерал-лейтенант Котов. «Приземистый ухоженный особняк, с небольшим двориком и скудной зеленью, – пишет он в своей книге, – встретил нас радостно. Взятый из моих рук портфель не оставил сомнений в том, что мне здесь следовало поселиться. Через прихожую, обширный холл меня провели в небольшой кабинет с широким письменным столом и шкафами, заполненными книгами на венгерском языке. Есть ли у меня к нему вопросы, спросил сопровождавший венгр на ломаном русском языке. И, как бы извиняясь, офицер-переводчик сообщил, косясь на другую половину этого обширного коттеджа:
– Здесь будет располагаться также маршал Москаленко. Питаться будете с ним вместе.
Особняк предназначался для главы советской делегации. Но вот почему и меня сюда вселили, было загадкой для всех, кроме меня…
Осмотрел апартаменты, вероятно, не очень состоятельного бывшего венгерского хозяина. Подкатила "Волга". Из передней двери выскочил полковник, услужливо открывая заднюю дверь, откуда вышел маршал Москаленко. Подойдя к нему, я доложил обстановку. Он снисходительно выслушал, дав понять, что всё кончено и мне надлежит оставить его в покое.
– Можете отправляться в гостиницу. До встречи на Военном совете, – сказал он и протянул свою руку.
– Товарищ маршал, но меня разместили здесь. Мне некуда ехать. Так распорядились устроители.
– Как так? – удивлённо спросил он, смерив меня злым взглядом. Так и ушёл он молча к себе, ничего не сказав, вроде бы униженный и оскорблённый тем, что к нему подселили какого-то генерал-лейтенанта, от чего страдало его величие полководца.
Думая, как мне быть в этой дружеской стране в такой обстановке, пошёл на свою половину. Услышав звон посуды, лёгкие вкрадчивые шаги обслуживающего персонала и какие-то команды полковника Д., поспешил помыть руки, чтобы не опоздать к обеду. Но что-то щемило на душе. Не к добру было молчание маршала при встрече. Но всё равно надо обедать. Однако на обед меня не пригласили. Значит, о том было указание Москаленко. Унизительно и оскорбительно было наблюдать проявление столь мелкого самолюбия главы делегации. Трапеза между тем закончилась. И он ушёл к себе, так как наступило время "адмиральского" часа. И только после этого раздался стук в дверь. Венгр приглашал в столовую. Отказаться было неудобно.
Это была какая-то месть или желание выжить меня из особняка. Но куда выехать, если устроители распорядились так…
К парадному подъезду, лаская асфальт резиной и шипя, подкатила машина. Надо было отправляться в город для участия в протокольном ритуале возложения венков…
…По устойчивой армейской традиции младший по званию и должности должен ожидать старшего. Выхожу во двор раньше. Жду маршала с надеждой на его приглашение сесть в машину. А если откажет – придётся ждать другую машину.
Выход Москаленко обставляется с большой помпой. Сначала выскакивают порученцы и адъютант с озабоченными и тревожными лицами, отрывисто переговариваясь и загадочно переглядываясь. Заглядывают в дверь, как ошпаренные, отскакивают: идёт, идёт!.. С мыслями о том, посадит ли он меня в свою машину и на чём мне добираться в противном случае, стою и я. Маршал небольшого роста, с бледным лицом, бесцветными глазами, блуждающим взглядом, согбенный.
Услужливо распахнулась дверца, его величественно усадили. Недовольно фыркнула мотором машина и выскочила из ворот…
С чувством обиды и досады перед таким явным барством поплёлся к себе, чтобы вызвать машину. Оказалось, что протоколом моё место определено в машине вместе с Москаленко. Чтобы не выставить себя и маршала в невыгодном свете, объяснил, что, мол, опоздал с выездом. И пока на другом конце искали выход из создавшегося положения, вернулся переводчик и пригласил поехать вместе с ним в его машине. Он, венгерский офицер, никак не мог понять всю нелепость поведения нашего маршала…
Во второй половине дня началось заседание Военного совета. Главком ОВС В. Г. Куликов чеканным, командирским голосом, посматривая в лежащий перед ним текст, с большими полями, с ударениями в словах, объявил о начале работы. Как ни странно, моё место рядом с Москаленко, обозначенное табличкой, оказалось не занятым. Подумал, что и здесь он постарается отдалить от себя Генеральный штаб, посадить сюда своего порученца. Но тот сидел во втором ряду, хотя ему вообще не положено было здесь быть.
Сел рядом, но со стороны насупленного, чем-то недовольного Москаленко не удостоился даже взгляда.
В первый же перерыв Москаленко подошёл к Главкому и стал втолковывать ему что-то, как мне показалось, касающееся меня, так как смотрел в мою сторону.
Вскоре этот странный случай стал известен другим делегациям, вызвав всеобщее недоумение. К моему удивлению, мне высказывали сочувствие члены болгарской, чехословацкой, немецкой и польской делегаций, знавшие меня по совместной работе по перевооружению их армий.