Измперение инкогнито - Эдуард Пак

Спутанные клочья грязной, коричневой шерсти опадали с их боков лохматыми лоскутами, обнажая белесые торсы чудовищ — теперь их покрывали ровные ряды крупной драконьей чешуи. Их кожа, взмокшая от холодного пота и едкой слизи, неприятно лоснилась и лихорадочно блестела, словно тонкая корочка на едва затянувшемся шраме.

Тела боевых мамонтов странно вытянулись в длину, их пропорции изменились до неузнаваемости. Вместо короткого поросячьего хвостика появились дубинообразные хвосты с острым навершием, морды стали гораздо длиннее, а челюсти — более мощными — бугристые узлы мышц густо покрывали теперь их массивные скулы.

Фалин с ужасом разглядывал все те кошмарные изменения, что произошли с так полюбившимися ему животными. Теперь ни какими коврижками его бы не заманили на спину такому чудовищу. Даже отсюда он сумел разглядеть их крупные зубы — они были примерно со стопу взрослого мужчины и остры, словно боевой клинок гнома-пехотинца. Длинные раздвоенные языки вываливались из их полуоткрытых пастей, на ногах красовались короткие, но мощные пальцы с длинными, и очень опасными на вид, черными когтями.

Благородные животные превратились в отвратительных и безобразных монстров полукровок.

По велению Ганиша цепи на передних ногах несколько ослабили.

Прошло два часа. Животные медленно приходили в себя, делая слабые попытки пошевелиться. Было видно, что даже слабейшее напряжение давалось им с великим трудом.

— На бойню кого ни будь отправили? Где бычья кровь? — кричал Ганиш.

Появился гном распорядитель.

— Все как вы велели, о благородный — сказал он, мелко вздрагивая и явно опасаясь подходить к мамонтам слишком близко — мы ждали лишь вашей команды.

— Тогда тащите быстрее.

— Как скажете, о великий — с глубоким поклоном, гном удалился.

В пещеру осторожно вкатывали телеги, на которых возвышались крутобокие котлы, до верху наполненные густой бычьей кровью. Гномы, облаченные в заляпанные передники, вооружались большими черпаками на длинных ручках. Ковши, с частотой поршней, идеально отлаженного механизма, принялись часто сновать туда и обратно — они сноровисто погружались в тягучую, бурую жидкость и опрокидывались в безвольно раскрытые зловонные пасти.

Мамонты понемногу приходили в себя и, словно пьяницы с жуткого похмелья, жадно ловили живительную влагу. Их поросячьи глазки загорелись ярче, жизнь потихоньку возвращалась в их отвратительные тела.

Внезапно, своды пещеры огласились истошным криком. Ганиш обернулся — он увидел, как один из мамонтов, очнувшийся раньше всех, рывком встал на ноги. Кажется, полукровка почти вдвое прибавил в росте — гранитной скалой, исполинской громадиной возвышался он над гномами, застывшими перед ним в смертельном ужасе.

Неповоротливые коротышки наконец-то опомнились и, завывая от страха, живо прыснули в разные стороны. Гном, испачканный бычьей кровью, лишь на мгновение замешкался дольше остальных — он стоял ближе всех, и на него это зрелище повлияло намного сильнее. С черпаком, до половины погруженным в котел, он застыл на месте.

Скользким, покрытым чешуей, хоботом (теперь нос гиганта и вправду походил на гигантского питона) мамонт обхватил его за ноги и, приподняв над землей, вперил в него свои буркала. С каким-то извращенным интересом, он наблюдал за тем, как потешно дрыгается эта букашка, как отчаянно пытается вырваться из его крепкой хватки — так молодой адепт энтомологии наблюдает за бабочкой, приколотой острой булавкой к лабораторному столу. Изучая плененное существо, он явно наслаждался его страхом.

Раскачиваясь вниз головой, гном истошно верещал и размахивал руками. Кости ног, зажатые тугими кольцами морщинистого хобота, громко трещали под неимоверным давлением. Черпак из рук, широкоплечий коротышка, так и не выпустил и, что есть мочи, молотил им по омерзительному рылу монстра. Мамонт однако не обращал на удары ни какого внимания, ведь для него они были даже меньше чем укус комара для человека.

Вдоволь налюбовавшись, мамонт с размаху приложил несчастного гнома о гранитный пол, а затем, с отвратительным хрустом и чавканьем, откусил ему голову. Обезглавленный труп он отбросил далеко в сторону.

Один за другим, остальные мамонты тоже приходили в себя. Их ноги все еще подрагивали, словно у новорожденных мамонтят, хотя, по сути — так оно и было — горное чрево и вправду разродилось этими страшными уродами. Через некоторое время их непослушные ноги окрепли — они уже вполне могли тащить на себе их новые тела. Хоботы жадно припадали к котлам с бычьей кровью.

Пестрый маг со зловещей улыбкой наблюдал за действиями мамонтов. Пока что все шло по плану, правда мамонты как-то необычайно быстро пришли в себя — видимо, сказалось то обстоятельство, что драконица ждала на свет появления драконят, и добавочная живительная, дарующая жизненные силы энергия, присутствовала в ее крови. Однако маг не придал этому большого значения — и напрасно.

Новорожденные к тому времени полностью осушили котлы, привезенные с бойни. Жизнь возвращалась в их исковерканные тела.

Зверь, откусивший голову гному, задрал кверху обезображенную морду и издал оглушительный победный рык, в котором лишь отдаленно можно было узнать трубный зов вожака мамонтов. Кровь, густыми шматками, с его обезображенной морды, капала на гранитный пол.

Словно по команде, головы остальных тридцати монстров синхронно повернулись на его крик.

— Ар-р-ха гарр-амо-о-о — вырвалось из его луженой глотки.

Мощный — глубокий и зловещий — бас вожака потряс стены пещеры. Трубный глас мамонта, на самом пределе, воспринимаемом человеческим ухом, иногда, кое-где, даже переходящим в инфразвук, передавал волю вожака всему остальному стаду, вернее сказать — новому прайду драконьих мамонтов.

Непередаваемый ужас стоял за этими звуками. Гнетущий сумрак смерти затаился и повис в мрачных, темных углах пещеры. Волосы поднимались дыбом на головах у несчастных людей и гномов, ноги ослабли не в силах даже унести своих хозяев.

Слабейшие волей, со страха, опорожнили мочевые пузыри, только Ганиш, почти так же невозмутимо, наблюдал за ними, лишь его правая бровь слегка приподнялась и изогнулась крутой дугой.

Молодого мага окружили его верные помощники. Кроме него, из всех разумных существ, присутствующих в пещере, лишь они сохранили некое подобие самообладания, но было видно, что даже им сильно не по себе.

— Арр-р-ра-а-а ур-р-рахо-о-о. — вновь прокатилось грозное рычание главаря мамонтов.

Шишковатые черепа полукровок закивали в ответ. Со всех концов пещеры донеслись их трубные отклики.

— Ар-хо!

— Арр-р-хо!

— А-а-р-р-р-хо!

Они широко размахивали, испачканными в крови, хоботами и рыли землю мощными когтями.

Тень беспокойства пробежала по лицу Ганиша.

— О великий — обратился к нему один из его учеников по имени Гарнес — не кажется ли вам, что это чудовище что-то хочет сообщить своим собратьям, мне кажется, что они общаются между собой и понимают друг друга.

— Да, на сколько я понимаю, это язык драконов — задумчиво проговорил Ганиш, он резко повернулся к Гарнесу — однако же я не знаю его в совершенстве.

— Осмелюсь ли я спросить, удалось ли вам понять, что же именно он сказал?

— Тот мамонт, говоривший первым, объявил себя владетелем прайда и вызвал на поединок любого, кто осмелится оспаривать его положение. Однако все признали в нем вожака и на бой ни кто не отважился.

— Значит все в порядке?

— Нет, не в порядке, Гарнес. Мы не можем так считать, пока не подчиним себе их волю. То, что они заговорили на драконьем языке — означает лишь то, что перерождение продвинулось слишком уж глубоко — не так как задумывалось. У них появились разум и воля, сравнимые с интеллектом человека. Могут быть большие проблемы. Они вообще не должны были заговорить и остаться безмозглыми тварями, бессловесными и покорными своим дрессировщикам.

Глаза ученика мага забегали.

— Что же делать, о великий?

Но Ганиш его уже не слышал, потому что пытался понять странный диалог, продолжающийся между мамонтами. Внезапно, видимо услышав что-то подозрительное, он странно напрягся и, властным жестом резко поднял ладонь, велев своему ученику заткнуться.

Мамонты, ни кого не таясь, переговаривались между собой. В основном говорил их вожак, время от времени ему кто ни будь отвечал, кивая огромной головой в такт его словам. Их разговор напоминал перекличку басовитых пароходных сирен в порту. Отвратительные животные застыли, словно солдаты в строю, лишь изредка обмахиваясь лопухами ушей — не обращая ни на кого внимания, они вели переговоры.

Ганиш нахмурился — что-то пошло совсем не так. Внезапно, в его вытянутой руке, засверкал голубой прозрачный щит.