Яма (СИ) - Тодорова Елена

31.2

— Ника Лёньку своим считает. Ревнует его ко мне, представляешь? — с улыбкой выдала она, когда младшая сестра, быстро расправившись со своей порцией омлета, забрала у нее сытого малыша.

Бодька сидел в высоком стуле для кормления, увлеченно разбрасывая по столешнице рисовую кашу. Лёнчик же подобный девайс пока не принимал. Вот и приучились сестры перекидывать его с рук на руки, пока ели или готовили.

— Вовсе не обязательно посвящать Градского в нашу жизнь, — буркнула Доминика, прислоняя ребенка спинкой к своей груди.

Однако находящаяся больше двух лет в декретной изоляции Алина потеряла всякую тактичность и благоразумность.

— Я, когда залетела, рожать не хотела. Ну, представь, Боде два месяца, Дима без конца по рейсам, переезд… — тараторила она, громко похрустывая желтым перцем.

— Ничка так раскричалась! Мы все в шоке были! Мама особенно. Она врач, но не настаивала, чтобы я рожала. Даже Дима, увидев настрой Доминики, сказал: "Решайте сами". Идиот, блин… — добродушно рассмеялась при упоминании мужа.

— Будто это не ему нас всех кормить? Но, ты знаешь, он Нику побаивается.

— Что за чушь? — не выдержала девушка, хотя собиралась демонстративно отмалчиваться и не встревать в болтовню сестры. — С чего ему меня бояться?

— Ну, если мне не изменяет память, ты назвала его безмозглым спермобегемотом… И обвинила во всех смертных грехах, — продолжала смеяться старшая сестра.

Градский выразительно хмыкнул, одновременно хмурясь и улыбаясь, будто не определяясь с конечной реакцией на естественную горячность Кузнецовой.

— На эмоциях! Не стоило напрягаться… — поспешила заверить их обоих. — Дима знает, что я к нему очень хорошо отношусь.

— Знает. Но как-то все же напрягся, — пряча улыбку, Алина прикрыла ладонью рот. И снова обратилась к Сергею, не сводящему глаз с Доминики: — В общем, впервые воспитывала меня моя младшенькая, — откинулась на спинку стула и уперлась затылком в стену. — Потом и вовсе скомандовала: рожай, я его себе возьму. Так и живем теперь. Учится, работает моя Ничка, еще и с детьми мне помогает.

— Так все обставила… Со стороны два варианта: я — либо истеричка, либо идеальная.

— Идеальная, — тотчас поддакнула сестра. И вновь к Градскому: — Даже некоторые соседи думают, что Лёнька ее сын. Она часто с ним по району гуляет. Димы за год, что мы тут живем, почти не было. В общем, две одинокие бабы с грудничками в глаза бросаются. Еще Руся приезжала как-то со своим… Целый садик. У нас сосед озабоченный есть, он как-то решил за Никой приударить….

— Можно было хотя бы его оставить за кадром? — вспылила младшая, поднимаясь и проходя с ребенком к окну.

— Представь, Лёнке пару недель, Ничка коляску катит, а этот к ней внаглую подкатывает: "Мамочка, у вас такая грудь аппетитная. Можно потрогать?" Она ему: "Может, вас еще и молоком накормить?" Так теперь, когда я одна на балкон выхожу, постоянно интересуется, где кормящая мать и почему она работает?

— Да он маньяк натуральный, — вырвалось у Доминики. — Один раз меня так напугал. Я в лифт зашла, он следом влетел и давай пошлости молотить. Фу, гадкий, жуть! Один только взгляд неприятный, липкий…

— В какой квартире он живет? — резко перебивая ее, поинтересовался Градский.

— Да прям рядом с нами. Слева, как только входишь на площадку.

— Сережа, только не начинай… — попыталась остановить его Ника.

Но Градский уже поднялся и направился к двери.

— Куда ты, Сережа?

Если он хотел, чтобы она за ним побегала, сработало. Прижимая Лёньку, буквально понеслась следом. Только все равно не успела. Замерла, ошарашено глядя на захлопнувшуюся перед ее носом входную дверь. А через пару минут из соседней квартиры понесся приглушенный гомон голосов и дикий грохот, словно там кастрюлями швыряются.

— Господи… — потерянно выдохнула Доминика. И бессильно воззрилась на сестру: — Что теперь делать? Может, полицию вызвать?

— Ты что, дурная?! Он сам — полиция, — сморщилась, перекидывая с руки на руку Богдана. — Слушай… Ну, я не ожидала, что Серега прям вот так сразу среагирует. Дима бы не пошел на разборки только из-за гнусной болтовни. Хотя…

— Аля, это же Градский! Помнишь? — встречаясь взглядом с сестрой, невольно и сама припомнила его яростные разборки с Закревичем. — Боже, хоть бы он его не убил, — проскулила, уже не скрывая беспокойства.

— Да не убьет, — заверила Алина, свободной рукой слишком нервно для ободряющего жеста сжимая плечо младшей сестры. Уже в следующее мгновение обе женщины испуганно дернулись от особо громкого лязга и треска. — Наверное…

Доминика не дышала и, казалось, в принципе, не функционировала, пока Градский не вернулся. А узрев ледяную невозмутимость вошедшего, тотчас захотела треснуть его по голове. От проявления агрессии ее, понятное дело, удержало наличие в доме детей.

Сергей, пока она переводила дыхание и настраивалась на мирный лад, прошел в кухню и одним глотком допил остывший кофе. Позже, после тщательного визуального осмотра, Ника не заметила на нем никаких ссадин, повреждений или следов крови. Только ворот футболки казался слегка растянутым, будто за него кто- то цеплялся.

Под руководством каких-то неизведанных внутренних процессов, злость ушла так же быстро, как и пришла. Ей не хотелось ерничать, проявлять недовольство или еще как-то ругать его. Молчала и смотрела на Градского, с каким-то поразительным спокойствием принимая тот факт, что до сих пор готова простить ему все, что угодно.

Алина тем временем резко начала собираться на улицу.

— Погода прекрасная. Надо ловить.

— Как ты одна с детьми справишься? — растерялась Доминика, когда сестра забрала у нее Леонида.

— А я вчера с Катей Уваровой договорилась, — объяснила та по пути в детскую.

Словно в подтверждение, ее смартфон тренькнул забавным звуковым оповещением о новом принятом входящем сообщении.

— О! Вот и она, — мимолетно улыбнулась, на ходу ловя соскакивающего с дивана сына. — Уже ждет под подъездом.

Помогая переодеть детей, Ника не теряла надежды задержать сестру.

— Да куда ты без меня, Аля? У тебя, между прочим, снова один глаз накрашен.

— Ох, надо же… — поймав отражение в зеркальной двери шкафа-купе, засмеялась.

— Иди, развлеки Катюху, а я пока докрашусь.

— Ну, ты серьезно? — перешла Ника на шепот. — Оставишь меня с ним?

— Вчера ты не боялась с ним оставаться.

— Все не так, как ты видишь!

Дети усердно тарабанили и звенели игрушками, которые всучила им мать, но Доминике казалось, что стук ее сердца стал заглушать все эти звуки.

— Зато я поняла, что только он способен сделать тебя счастливой, — качнув головой, Алина поймала младшую сестру за руку. В ее светло-зеленых глазах появилось невыразимое напряжение. — Такой, как с ним, ты ни с кем никогда не была.

— И столь же несчастной, как после него, тоже никогда!

— Никуля, — на мгновение крепко прижала ее к себе Алина. — Дай ему хотя бы объясниться. Он был молодым и дурным. Все ошибаются! Но правда в том, что сейчас он смотрит на тебя точно так же, как и шесть лет назад. А ты — на него.

— Прекрати. Даже не начинай…

— Находясь рядом с вами, у меня внутри все переворачивается, будто в мясорубке. Если это не любовь, то я тогда не знаю, как еще назвать эту энергию.

— Просто выброс гормонов, — Ника попыталась изобразить безразличие, прежде чем подняться и выйти из комнаты.

Мимо Градского прошла с непроницаемым лицом. Выглянув с балкона, заметила во дворе Уварову. Та замахала ей сразу обеими руками и заорала, как одержимая:

— Кузя, привет! Как оно?

— Супер!

На соседний балкон в то же время вышел курить сосед-извращенец. Бегло оценив его физическое состояние, Доминика с неким маниакальным удовлетворением отметила гематому на его лбу, фонарь под глазом и красное, словно ожог, пятно на щеке.

— Приготовил супчик, — угрюмо заметил тот и тут же отвел взгляд в сторону. — Крепкий рассольник получился. Без обсценных слов рецептом не поделишься.