Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

марта конференцию делегатов для обсуждения формы проведения новых выборов. На ней должны были присутствовать представители кораблей, гарнизона, различных советских учреждений, профессиональных рабочих союзов и представители заводов и фабрик – по два представителя от каждой организации. Конференция состоялась 2 марта в Доме просвещения (бывшая Кронштадтская инженерная школа), на ней присутствовало свыше 300 делегатов, среди которых были и коммунисты. Собрание открыл матрос Петриченко, а также был избран всеобщим голосованием Президиум (Исполнительный комитет) из 5 членов. Основной задачей, стоявшей на повестке дня, было проведение новых выборов в Кронштадтский совет на базе всеобщего свободного голосования, в отличие от выборов в предыдущие Советы. Собрание должно было воплотить в жизнь резолюцию 1 марта и обсудить пути и способы выхода страны из отчаянной ситуации, к которой привели голод и недостаток топлива.

Дух собрания был строго советским. Кронштадт требовал освободить Советы от вмешательства любой политической партии, Советы должны были быть беспартийными и по-настоящему отражать нужды и выражать волю рабочих и крестьян. Выражая резко отрицательное отношение к бесконтрольному вмешательству комиссаров-бюрократов, делегаты были доброжелательно настроены к Коммунистической партии. Они являлись верными приверженцами советской системы и искренне искали мирных путей для решения насущных проблем.

Кузьмин, комиссар Балтийского флота, был первым, кто обратился к конференции. Человек больше энергичный, чем рассудительный, он абсолютно не осознавал колоссальное значение момента. Он не был в состоянии постичь ситуацию; не смог найти подход к сердцам и умам этих простых людей, солдат и матросов, которые стольким пожертвовали ради революции, а теперь были доведены до отчаяния. Делегаты собрались, чтобы посоветоваться с представителями власти. Вместо этого речь Кузьмина фактически поднесла фитиль к пороховой бочке. Кузьмин поразил слушателей своим высокомерием и наглостью. Он отрицал нарушения трудовых отношений, волнения рабочих в Петрограде, заявляя, что город спокоен и рабочие всем довольны. Он восхвалял работу комиссаров, подвергал сомнению революционные мотивы кронштадтцев и предупреждал об опасности, исходящей от Польши. Он клеймил подстрекателей и грозил возмездием: «Если вы хотите вооруженной открытой борьбы, – закончил свое выступление Кузьмин, – то, она и будет, – коммунисты от власти добровольно не откажутся и будут бороться до последних сил».

Эта безответственная и провокативная речь комиссара Балтийского флота оскорбила и разозлила членов собрания. Обращение председателя Кронштадтского совета, коммуниста Васильева, который говорил следующим, не произвела на слушателей никакого впечатления, его речь была бледна и невыразительна. Чем дольше длилось заседание, тем настроение аудитории приобретало все более антибольшевистский характер. И все же делегаты надеялись прийти к мирному компромиссу с представителями правительства. «…но с достаточной со всех очевидностью обнаружилось, – говорилось в отчете[669], – что доверять товарищам Кузьмину и Васильеву нельзя, что их временно необходимо задержать ввиду того, что распоряжения об отобрании оружия от коммунистов не было сделано, что телефонами пользоваться нельзя, что красноармейцы, как это подтвердилось оглашенным на собрании письмом, запуганы, что комиссары не разрешают собраний в частях и т. п.».

В результате Кузьмин и Васильев были выведены из Президиума и взяты под стражу. Надо отдать должное собранию – предложение задержать остальных коммунистов, присутствовавших на собрании, было отклонено большинством голосов. Делегаты были сторонниками того, чтобы коммунисты обладали одинаковыми правами с представителями других левых партий. Кронштадт все еще искал общую платформу для взаимодействия с Коммунистической партией и большевистским правительством.

Резолюция 1 марта была прочитана и встречена с энтузиазмом. В этот момент сообщение одного из делегатов вызвало у собрания большое волнение – о том, что большевики собираются арестовать собравшихся и по направлению к зданию собрания движется 15 подвод с солдатами и коммунистами, вооруженными винтовками и пулеметами, что полк курсантов во главе с пресловутым чекистом Дулькисом направляется в сторону форта Красная Горка. «Эта информация, – сообщалось в „Известиях“ – вызвала страстное негодование среди делегатов». Но это сообщение, совершенно неожиданное для собрания, в дальнейшем не подтвердилось.

В свете новых событий, помня угрозы Кузьмина и Калинина, собрание подняло вопрос об организации защиты Кронштадта от большевистской атаки. В связи со срочной необходимостью было решено переименовать Президиум съезда во Временный революционный комитет, который должен был сохранять порядок и безопасность города. Этот же Комитет должен был провести необходимую подготовку для новых выборов в Кронштадтский совет.

III. Большевистский поход на Кронштадт

Петроград лихорадило. Вспыхивали все новые и новые стачки, постоянно курсировали слухи о рабочих беспорядках в Москве, крестьянских восстаниях на востоке и в Сибири. При отсутствии объективной прессы люди верили самым невероятным и ложным слухам. Все внимание было направлено на Кронштадт, откуда жители ожидали важных событий.

Большевики не теряли времени, готовясь к штурму Кронштадта. Уже 2 марта правительство издало приказ, подписанный Лениным и Троцким, в котором кронштадтское движение обвинялось в подстрекательстве к бунту против советской власти. В этом документе матросы назывались пособниками «бывших царских генералов, которые совместно с предателями социал-революционерами организовали контрреволюционный заговор против Республики пролетариата». Кронштадтское движение за свободные Советы характеризовалось Лениным и Троцким как «действия интервентов Антанты и французских шпионов». «28 февраля, – говорилось в приказе, – на „Петропавловске“ была принята черносотенно-эсеровская резолюция ‹…› на сцене появилась группа бывшего генерала Козловского (начальника артиллерии). Бывший генерал Козловский с тремя офицерами, фамилии коих еще не установлены, открыто выступили в роли мятежников. ‹…› Таким образом, смысл последних событий объяснился вполне. За спиной эсеров и на этот раз стоял царский генерал.

Ввиду всего этого Совет Труда и Обороны постановляет:

1. Бывшего генерала Козловского и его сподвижников объявить вне закона.

2. Город Петроград и Петроградскую губернию объявить на осадном положении.

3. Всю полноту власти в Петроградском укрепленном районе передать комитету обороны г. Петрограда».

В Кронштадте на самом деле был бывший генерал Козловский. Именно Троцкий назначил его туда как специалиста по артиллерии. Он не играл никакой роли в кронштадтских событиях, но большевики явно использовали его имя, чтобы объявить матросов врагами Советской Республики и контрреволюционерами. В большевистской прессе началась кампания клеветы и поклепа на Кронштадт как на колыбель «белого заговора, возглавляемого генералом Козловским». Коммунистические агитаторы были разосланы по всем заводам и фабрикам Москвы и Петербурга с призывом к пролетариату «сплотиться для поддержки и защиты власти рабочих и крестьян против контрреволюционного восстания в Кронштадте».

Не желая иметь ничего общего с генералами и контрреволюционерами, кронштадтские матросы отказывались принять помощь даже от Партии социалистов-революционеров. Лидер этой партии Виктор Чернов, находящийся в это время в Ревеле, попытался расположить матросов к своей партии и к ее целям, но не получил никакой поддержки от Временного революционного комитета. Чернов послал кронштадтцам следующее радиообращение[670]:

«Председатель Учредительного Собрания, Виктор Чернов,