Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

Кронштадте было арестовано 63 офицера. Предполагалось арестовать в Балтийском флоте 384 человека, «…но остальные в данное время находятся в отпуску, командировках и на излечении в госпиталях», т. е. арест этих людей был на некоторое время отложен. Сладков с гордостью докладывал в Москву: «Командного состава из числа бывших офицеров в Балтийском флоте и Моркоме после изъятия осталось незначительное количество». Сладков признавал, что столь значительная чистка командного состава флота отрицательно отразится на его боеспособности и предупреждал центральные органы власти: «Дальнейшее массовое изъятие безусловно может сильно отразиться на деле…» Матросы, обработанные пропагандистами и всегда отрицательно относившиеся к командному составу, отнеслись к репрессиям против него с явным сочувствием. Немногие оставшиеся командиры жили в постоянном страхе, но власти это не волновало. Главный вывод гласил: «В заключение комиссия находит политическое состояние Кронштадтской крепости, гарнизона и флота в ближайшее время в общем и целом устойчивым и не вызывающим тревоги»[654]. Судьба арестованных командиров сложилась по-разному. В списке арестованных ВЧК, отправленном Троцкому 22 сентября 1921 г., насчитывался 321 человек. Из них освободили из-под ареста и направили во флоты как незаменимых специалистов 56 человек: в Балтийский флот – 7, в Черноморский – 32, в Каспийский – 17. В отношении 14 человек указаний по их назначению от комиссара морских сил получено не было. Были уволены с флота ввиду политической неблагонадежности 190 человек. В сопроводительном документе ВЧК сообщалось о том, что 60 человек из них находятся под следствием и не подлежат освобождению из-под ареста.

В письме Сладков давал указания комиссии не только по работе с офицерами, но и с рядовыми матросами: «Моряки, признанные центральной комиссией пригодными к флоту, ‹…› должны быть, в первую голову посланы на суда, предназначенные для плавания. Моряки из трудового рабочего элемента, но требующие обучения, посылаются в соответствующие классы флота как на высшие, так и на низшие специальности, сообразуясь с их политическим стажем и образовательным цензом. Моряки, не пригодные для флота, списываются в Красную Армию или же в морской торговый транспорт, как до некоторой степени знакомые с морем, элемент подозрительного характера передается в распоряжение особых отделов для фильтрации»[655].

Активная роль многих коммунистов в Кронштадтском восстании показывала их ненадежность. Для оздоровления флотских партийных организаций специальные комиссии по приему в члены партии должны были: «Обратить серьезное внимание на вступивших в партию после партийных недель и в особенности на интеллигенцию». Предполагалось очистить как можно в большем объеме партийные организации от представителей интеллигенции. Даже наиболее надежных членов партии интеллигентов предлагалось перевести в кандидаты, «а наиболее слабых исключить совершенно из партии». В комиссии должны были входить только старые члены партии. Бросалось в глаза стремление очистить прежде всего Балтийский флот от любого ненадежного элемента: «По мере возможности производить замену моряков, перебрасывая их из одного моря в другие через соответствующие органы Моркома»[656].

На 13 июня 1921 г. через фильтрационные комиссии на Балтийском флоте было пропущено 24 650 человек. Комиссии решили изъять «всех без исключения» лиц 1900–1901 гг. для передачи их на пополнение строевых частей Красной армии. В Кронштадте с 3 по 15 июня была осуществлена фильтрация 75 судов, проверено 7889 человек. Многие матросы были демобилизованы, переведены на другие флоты и флотилии или арестованы. Кронштадт испытывал особую нужду в рядовых матросах и командирах. «Петропавловск», переименованный после подавления восстания в «Парижскую коммуну», после того как на него были направлены надежные, с точки зрения властей, моряки, насчитывал 824 человека[657]. А накануне восстания экипаж «Севастополя» составлял 1216 человек, а «Петропавловска» – 1379 человек. Комиссар Оперативного управления морских сил Республики П. Б. Бойков описывал в докладе Сладкову обстановку террора и страха, царившую на линкорах: «До последнего момента продолжались ежедневно аресты команды. В результате этих арестов и вообще событий команды совершенно деморализованы и представляют собою совершенно безвольный и апатичный элемент». Еще хуже было положение с командным составом. «Командный состав совершенно отсутствует, если не считать второстепенных, и то одиночек комсостава…» Оказавшись в отчаянном положении, ежедневно ожидая ареста, матросы пытались найти какой-то способ спасти свободу и жизнь. Это привело к парадоксальному явлению. Бойков продолжал: «Насколько отразились на них все события и повлияли на них, можно судить по тому, что со стороны команды поступают к комиссарам масса заявлений о желании вступить в партию. Конечно, это не есть плод сознательного и осмысленного размышления, в результате которого команды пришли к заключению необходимости вступления в партию, это есть ловкий ход, в результате коего можно скорее избавиться от арестов и вообще от всяких подозрений. Мне кажется, что к этому нужно относиться с особой осторожностью…»[658] Мы позволим себе привести любопытный документ об одном из матросов, изгнанных из флота. С нашей точки зрения, этот документ не нуждается в комментариях.

«Секретно

Комиссару штаба Коморси тов. Автулову.

Постановлением комиссии по фильтрации ‹…› военный моряк Зонн Яков Моисеевич должен быть уволен из флота. Посему и получил знак Д. Но распоряжением Центральной Фильтрационной Комиссии почему-то оставлен на службе (приказ от 10 июня № 497).

Зонн является бывшим миллионером, имевшим свои театры, трактиры и собственный дом в Петрограде, кроме того он какими-то путями пролез в РКП, но во время Кронсобытий выброшен из партии, потому он должен быть изъят вовсе из флота, как вредный элемент»[659].

Власти хотели полностью очистить Кронштадт не только от тех, кто участвовал в восстании, но и жил в это время в городе. 21 апреля 1921 г. комендант Кронштадта Седякин отправил рапорт командующему Балтийским флотом о необходимости выселить из крепости лиц, не занятых «производительным трудом и не входящих в состав семей старшего командного и административно-технического состава специалистов и рабочих». Предлагая выселить 9 тыс. человек, он объяснял: «Почти невозможно взять их под контроль ни под политический, ни под военный; здесь легче всего найдут себе приют военные шпионы как иностранных государств, так и контрреволюционных организаций»[660]. Первоначально этот план был отложен в сторону, но в 1922 г. решение о высылке было принято. В документах руководства говорилось, что в первую очередь «выселению из Кронштадта подлежат все семьи кронмятежников и амнистированных без различия их классового происхождения и материального состояния». Оставлять кого-либо было разрешено в исключительных случаях. Во-первых, должны быть в наличии соответствующие поручители: «партийный комитет в целом, а не единичные личности, хотя бы члены партии», во-вторых, высококвалифицированные рабочие специалисты. Поступали предложения о более широкой чистке населения Кронштадта. Начальник 5-го УЧПО Т. М. Смирнов предлагал выселить всех «безработных и совершенно