Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - Джон Стейнбек

— Однако ведь не обязательно заводить семью, — возразила девица. — Можно любить и по-другому, и при дворе вы, конечно же, видели немало примеров…

— Да, мадемуазель, видел и скажу со всей определенностью: такая любовь меня не прельщает. Измены, интриги, ревность — все это ранит и лишает человека радости жизни. Стоит ли платить месяцами мучений за краткие мгновения удовольствия? Ведь подозрения и сомнения разрушают нашу душу, разъедают ее изнутри, как ржа. И потом, мадемуазель, я религиозный человек. По крайней мере, признаю понятие греха (а распутство и прелюбодеяние, несомненно, относятся к грехам) и стараюсь соблюдать десять заповедей. Рыцарю иначе нельзя, ибо в противном случае Господь покарает его слабостью и отсутствием воинской удачи. И коли уж всех этих доводов вам недостаточно, то подумайте вот о чем: где вы видели по-настоящему счастливого любовника? Так зачем мне становиться творцом собственного несчастья? Это было бы и глупо, и жестоко.

— Вы рассуждаете, как разумный человек. Но ведь известно, что разум не всегда одерживает победу над чувствами. Многие сильные и страстные мужчины оказываются в плену у любви и ничего не могут с этим поделать.

— Мне жаль этих бедняг, — сказал Ланселот. — Ибо их сила превращается в слабость, а сама их мужественность обращается против них. Они становятся беспомощными, как дети. Неужели вы могли подумать, мадемуазель, что я изберу себе такую судьбу?

— Ну, сейчас-то я думаю, что вы попросту не любите женщин. Что-то вам мешает…

— Ну вот, я так и знал, что вы меня неправильно поймете. Выходит, я напрасно тратил время, пытаясь объяснить. Теперь с вашей легкой руки пойдут ложные слухи: люди будут шептаться, что рыцарь Ланселот… не мужчина. И все потому, что я оказался выше традиционной мужской слабости!

— А еще я думаю, — с досадой продолжала девица, — что заклятие, которое наложила на вас королева, очень сильное. Мне и раньше такое говорили, а теперь я сама убедилась.

Ее глаза, которые прежде сияли обещанием любви и счастья, погасли. На лице появилась обиженная гримаска, как у маленькой девочки, которую только что лишили любимой игрушки.

— Прощайте, мадемуазель, — сказал Ланселот. — И на свободе подумайте вот над чем: коли я так не люблю женщин, как вы говорите, то зачем бы я взял на себя обязательство всю жизнь служить им?

— Полагаю, здесь тоже замешана магия.

Спорить с нею было бесполезно, и рыцарь, покачав головой, поехал восвояси. По дороге он увидал сбежавшую кобылу девицы. Поймав ее, он сначала хотел было привязать животное к придорожному дереву. Но затем передумал и вернулся вместе с лошадью к своей недавней собеседнице.

— Спасибо, — холодно поблагодарила девица, даже не взглянув на сэра Ланселота.

— Могу ли я еще чем-нибудь услужить вам, — спросил тот.

— Навряд ли, сэр, — ответила она, упрямо не поднимая глаз от земли.

— Ну… В таком случае прощайте, мадемуазель!

Ланселот развернул коня и сразу же пустил его рысью. Девица долго смотрела ему вслед, и на лице ее была написана досада.

Рыцарь долго ехал темными и сырыми лесами, где в дуплах деревьев и неглубоких пещерах прятались беглые преступники. Но жизнь научила этих людей с недоверием относиться к незнакомцам. Едва завидев приближавшегося всадника, они, как тени, растворялись в лесной чаще. Затем Ланселоту пришлось пересечь болотистую местность, где шелестел высокий, в рост коня, тростник. В конце концов он выехал к широкой реке, чьи берега изобиловали смертельно опасными ловушками в виде зыбучих песков. Здесь обосновались многочисленные колонии диких уток и лебедей, которые при появлении человека с шумом взмывали в воздух, оглашая окрестности громоподобным хлопаньем крыльев. Вдалеке на водных просторах виднелись круглые тростниковые хижины с коническими крышами. Каждая такая хижина стояла на отдельном островке, а средством передвижения служили маленькие лодки-долбленки. Жили там низкорослые темноволосые люди, которые крайне враждебно отреагировали на все попытки Ланселота заговорить с ними. Они попросту обстреляли его издали из своих примитивных пращей. Их твердые глиняные пульки оставили заметные следы на щите рыцаря и повредили заднюю ногу коня. Это был дикий и недружелюбный край, где, как в старину, хозяйничали фейри. По ночам здесь можно было видеть блуждающие огоньки и призрачные миражи. Однако местные жители, видимо, привыкли к ним, и пуще злых фейри и гномов боялись незнакомых представителей человеческого рода. Именно этот страх и толкал их на неоправданную жестокость к чужакам. В воздухе прямо-таки веяло подозрительностью и враждебностью, а посему сэр Ланселот счел за благо покинуть негостеприимные земли и углубиться в предгорья холмов. Здесь он набрел на полуразрушенный замок, принадлежавший двум великанам. Злых великанов рыцарь убил, а их пленников освободил и, как обычно, отправил в Камелот к королеве Гвиневере. Затем потянулись долгие дни пустоты и скуки. Сэр Ланселот искал приключений, но слава непобедимого рыцаря бежала впереди него, и все местные злодеи — вероотступники, предатели и бесчестные рыцари, которые грабили народ на больших дорогах и речных бродах — предпочитали заблаговременно убраться с его пути. Никто не желал сражаться с великим Ланселотом, так что само величие стало для него проклятием. Оно сделало его одиноким и породило массу неудобств в пути: в частности, рыцарь нигде не мог найти достойного пристанища. Ему приходилось ночевать в покинутых, опустевших домах, а питаться ягодами, мякиной да объедками, которые удавалось найти по дороге.

А теперь вернемся к юному сэру Гахерису, который по наущению Ланселота поехал в замок убитого сэра Тарквина. Прибыв на место, он обнаружил простолюдина из местных, который исполнял в замке роль привратника. Бросив мужчину на землю, сэр Гахерис отнял у него ключи от всех покоев и служб. И поспешил он к темнице и отпер двери, а там оказалось множество пленников. Выпустил их на волю сэр Гахерис, и многие рыцари плакали от радости, ибо не чаяли уж увидеть белый свет.

Среди освобожденных узников Гахерис обнаружил много своих друзей, а также просто знакомых рыцарей Круглого Стола. Он поведал им, как сэр Ланселот убил Тарквина, и передал его пожелание, чтобы на праздник Святой Троицы явились они ко двору короля Артура. Рыцари отыскали своих лошадей и оружие, затем сытно пообедали жареной олениной с хозяйской кухни и собрались в путь — некоторые из них давно уже не бывали в родных краях. Что же касается сэра Лионеля, сэра Эктора Окраинного и сэра Кэя-сенешаля, то решили они ехать вслед за своим спасителем — сэром Ланселотом, дабы принять участие в его странствиях.

А что же сам сэр Ланселот? Долго он путешествовал по диким, необжитым краям и наконец приехал в поместье, принадлежащее пожилой леди. Дама очень обрадовалась гостю, накормила его жареной бараниной, кровяной колбасой и жирным пирогом со свининой, после чего завела долгий разговор. Она пустилась в воспоминания о временах короля Утера, когда сама была молодой и прекрасной девушкой. Старушка выставила на стол вино для сэра Ланселота и засыпала его вопросами: как все устроено при дворе короля Артура, чем развлекаются нынешние дамы и что они носят, как выглядит королева Гвиневера и что она говорит? В результате беседа затянулась чуть ли не до утра. Она бы длилась и дольше, да сэр Ланселот запросил пощады у словоохотливой хозяйки. Та, спохватившись, проводила гостя в удобные покои, расположенные прямо на крепостной стене над воротами. Рыцарь с наслаждением скинул с себя доспехи и нырнул в мягкую постель, застеленную белыми овечьими шкурами. Он едва-едва успел заснуть, когда раздался отчаянный стук в ворота. Сэр Ланселот выскочил из постели и бросился к окошку. Он увидел, что трое вооруженных людей атакуют одного рыцаря. Бедняга кое-как отбивался от нападавших и при этом ломился в ворота, громко взывая о помощи. Быстро натянув на себя доспехи, Ланселот выпрыгнул прямо в окно и, как вихрь, ворвался в завязавшуюся схватку. Он налево и направо разил мечом, и скоро трое рыцарей были вынуждены запросить пощады.

— Судя по всему, вы бесчестные люди, — заявил им сэр Ланселот. — Рыцарский кодекс запрещает нападать втроем на одного. А посему вот вам мое решение: вы будете просить пощады не у меня, а у этого одинокого рыцаря. И во дворец, к королеве Гвиневере отправитесь не от моего имени, а от его.

— Так вы сэр Ланселот! — закричал пострадавший рыцарь.

Поднял он забрало, и Ланселот увидел, что это никто иной, как Кэй-сенешаль собственной персоной. Обнялись оба рыцаря на радостях и расцеловались.

Но тут подал голос один из поверженных противников.

— Сэр, — сказал он, обращаясь к Ланселоту, — мы не станем просить пощады у сэра Кэя. Это не по правилам — ведь мы почти одержали над ним победу. Да и зазорно нам: одно дело сдаться на милость великому Ланселоту, и совсем другое — признать, что потерпели поражение от сэра Кэя. Весь двор будет над нами смеяться!