Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

В ботанической лаборатории были получены данные, доказавшие зависимость содержания хлорофилла в листьях от их освещения, выполнены эксперименты по определению количества хлорофилла и суточного хода фотосинтеза у морских водорослей. Ботаническая лаборатория, согласно новой структуре института, входит в состав сектора общей экологии и морфологии. Проблема развития растительного организма с исторической эволюционной точки зрения, под влиянием различных комбинаций внешней среды и сожительства с животными и растениями, является основной проблемой для исследовательских работ лаборатории.

В соответствии с этой общей установкой лаборатория в настоящее время разрабатывает главным образом вопросы, приспособления растений к таким основным факторам роста, как температура и лучистая энергия.

По мере расширения научных изысканий институт все активнее включался в выполнение работ, связанных с социалистическим строительством. Он проводил исследования в контакте с такими учреждениями страны, как Комитет по химизации сельского хозяйства СССР, Центральный исследовательский институт сахарной промышленности, Соевый институт, Отделение промышленных животных Сельскохозяйственной академии им. В. И. Ленина, Высший совет физической культуры и т. д.

Уже в декабре 1918 года обсуждалась программа институтского журнала. Я являюсь бессменным его редактором. Наши «Известия Научного института им. П. Ф. Лесгафта» начали выходить с 1919 года и были одним из немногих научных изданий, которые регулярно печатались в то трудное для страны время. Я придавал огромное значение печатанию этого журнала. Институт считал издание «Известий» одной из существенных сторон своей научной деятельности, так как опубликование результатов научных работ является как бы завершением процесса научного творчества, который оканчивается только тогда, когда его результаты делаются всеобщим достоянием. На страницах «Известий» печатались статьи ведущих сотрудников института и известных ученых-естествоиспытателей, освещались важные даты в жизни института и видных его ученых, помещались отчеты о деятельности отделений. Журнал пользовался широкой известностью не только в нашей стране, но и за рубежом[37].

Институт является центром подготовки научных кадров. Намразрешено допускать к занятиям в институте лиц, не принадлежащих к его составу, в качестве практикантов. Еще до создания аспирантуры здесь проходили практику многие выпускники и студенты высших школ РСФСР, а позднее и союзных республик — Среднеазиатского, Томского, Грузинского и Армянского университетов.

Предыдущий заведующий ботаническим отделением В. Н. Любименко развивал мысли, близкие моим, об изучении процесса видообразования, о необходимости союза экологии и эволюционной теории. В свете этих проблем он собирал данные о приспособлении растений к разнообразным факторам среды. Между мной и Любименко установились тесные деловые контакты, которые вскоре переросли в дружеские. Он посвятил мне статью «Смерть и бессмертие в биологическом освещении».

Как кормчий, я веду корабль — институт среди рифов в штормовую погоду. Но эти трудные и бурные времена памятны также как годы, полные надежд, большого духовного подъема и жажды творческой деятельности.

Во всем я ищу общее, закономерное, ряд аналогичных явлений. А это значит, что для меня тесно переплетаются вопросы астрономические и физические с проблемами биологии и психологии. Это происходит и в институте, где разрабатываются темы как биологические, так и астрономические.

Те проблемы и дисциплины, которые порой кажутся далекими друг от друга, работы по которым ведутся независимо, оказываются часто взаимосвязанными, на их стыке делаются открытия и возникают новые проблемы. Стремление к узкой специализации в науке является иногда препятствием для понимания важности комплексных исследований в области смежных наук, для системных исследований.

Как администратор я старался не проявлять себя и не вмешивался в тематику и научные работы, с моей стороны никогда не было никакого нажима на сотрудников. Но вместе с тем в институте царит деловая творческая атмосфера, атмосфера дружелюбия, дисциплинированности и бескорыстной отдачи всех сил общему делу. Эту атмосферу поддерживают и мои заместители: академик Л. A. Орбели, профессор А. Н. Крестовников, Д. Я. Глезер.

Я стараюсь вести скромный образ жизни, того же прошу и от своих сотрудников. Как директор я считаю, что, хотя институт всегда нуждался в средствах на научную работу, нужно как можно меньше предъявлять требований к Нарком-просу, не привлекать к себе внимания. Это приучает людей смотреть на научную работу как на главное и любимое дело жизни, учит проявлять инициативу, самостоятельно конструировать, создавать установки, ставить эксперименты без помощи лаборантов, которых в институте нет.

В Ленинграде нет интенсивного строительства, помещений не хватает для новых учреждений, и поэтому делаются неоднократные попытки отобрать некоторые здания института. И тогда я еду в Москву, в Совнарком, и добиваюсь отмены «опасных» постановлений».

Но вот их беседу прервала Ксения Алексеевна, приглашая к столу. За обедом она дополнила предыдущий рассказ своего супруга:

«Николай Александрович сохранил мягкость характера, оптимизм, чистую душу, житейскую наивность и ясный замечательный ум. Он прост и демократичен: для него совершенно естественно беседовать с ребятишками в институтском дворе, здороваться со служителями и дворниками за руку, знать их по имени и отчеству, расспрашивать их о здоровье и о жизни. Ребята его любят и даже организовали охрану своему «дедушке Морозу», когда он ходил гулять на набережную