Москва акунинская - Мария Беседина

На «улице Щипок, дом 13-бис, без номера квартиры — очевидно, «индзастройка» обитал немецкий пособник «Селенцов Николай Иванович, 1902 года рождения» («Шпионский роман»).

От Щипка отходят многочисленные Щипковские переулки. Если углубиться в этот маленький лабиринт старинной рабочей окраины, то возле места, где от 1-го Щипковского переулка отделяется 4-й, мы попадем в переулок с потрясающим названием Партийный. Здесь находится завод, известный любителям московской истории как «бывший Михельсона». В романе «Статский советник» Грин получает от своего неведомого покровителя (Пожарского) «бумажку с ровными машинописными строчками» — своего рода карт-бланш на очередные политические убийства: «Храпова пока лучше не трогать, его теперь слишком хорошо охраняют. Когда появится возможность до него добраться, извещу. Пока же сообщаю следующее. Екатериноградский губернатор Богданов по четвергам в восемь вечера тайно наведывается в дом номер десять по Михельсоновской улице. Один, без охраны. В ближайший четверг будет там наверняка. Это и последующие письма по прочтении немедленно сжигайте». «Грин железный», как характеризуют Грина сообщники, немедленно приступает к делу: «Когда губернаторские дрожки в указанное письмом время (и действительно без эскорта) подъехали к неприметному особняку на Михельсоновской, Грин приблизился к трудно вылезавшему из коляски толстяку и два раза выстрелил в упор».

Михельсоновская улица — явное указание на электромеханический завод Михельсона, «прославленный» тем, что на его территории эсерка Фанни Каплан совершила неудачную попытку застрелить выступавшего перед рабочими Ленина в 1918 г. Правда, современные историки сомневаются, могла ли полуслепая, страдавшая тиком старая дева пойти по стопам Грина и ему подобных, — в последнее время бытует устойчивая теория, что экзальтированная Фанни была лишь ширмой для подлинных заговорщиков. А уж что касается «подвига» Грина… Тут я должна поправить Акунина. В 1891 г. никакой Михельсоновской улицы, как бы ни веяло от этого названия исторической экзотикой, на карте города не было. Господин Л. А. Михельсон приобрел завод у его прежнего владельца В. Я. Гоппера (который и развернул производство в 1847 г.) лишь в 1916 г.!

Глава 8

По Калужскому направлению

Расположенная на Садовом кольце Калужская площадь (в советское время называвшаяся Октябрьской) возникла в 1592–1593 гг. за Калужскими воротами Земляного города. Здесь начиналась дорога в богатую Калугу, что и дало повод назвать ворота именно так. С конца XVII в. на Калужской площади был рынок, на котором торговали печеным хлебом, а также домашним скотом и кормом для него — овсом и сеном. До 1785 г. неподалеку находился Калужский острог.

Когда в 1950 г. на площади открылся павильон метро (станция сначала называлась «Калужской»), там, где сейчас находится соседняя площадь Гагарина, Москва уже практически кончалась. Но столица все росла и росла, далеко отодвигая свою границу. В 1961 г. станцию на Октябрьской-Калужской площади пришлось переименовать — готовилось открытие новой очереди метрополитена, и на карте Москвы через три года было суждено появиться другой конечной (на тот момент) станции метро, которая называется Калужской и по сей день.

Глядя на нарядные многоэтажные здания, окружающие сегодняшнюю Октябрьскую площадь, почти невозможно представить себе, до какой степени непрезентабельным было это место в описываемый Акуниным период московской истории. Здесь начиналась Большая Калужская улица, переходившая в Калужское шоссе. Сейчас и улица, и шоссе вошли в состав Ленинского проспекта. После его прокладки в 1950–1960-е гг. окрестности бывшей Большой Калужской улицы изменились настолько, что, казалось бы, нам здесь уже нечего искать. Однако и в этой части города встречаются знакомые адреса.

В проезде Апакова, названного так в честь рабочего трамвайного депо, руководившего местной партийной организацией и погибшего во время подавления «кулацкого восстания» в голодающей Саратовской губернии, начинается улица Шаболовка. Некогда она брала свое начало непосредственно на Калужской площади, но в процессе реконструкции окрестной застройки в 1950-х гг. «уперлась» в новообразованный проезд. Если пойти по Шаболовке, можно увидеть расположенное в ее конце Донское кладбище, — к нему выводит и начинающаяся в том же Апаковском проезде Донская улица.

Донское кладбище — одно из мест, где разворачиваются приключения, описанные в «Кладбищенских историях». Но эта книга Б. Акунина увела бы нас в такие дебри детективных тайн и мистики, поданных в лучших традициях «Приключений Рокамболя», что лучше сразу обратиться к другому эпизоду.

«— У аппарата Фандорин. Здравствуйте, Сомов. Это я хочу с вами встретиться. Если вам д-дорога жизнь его высочества, немедленно выходите из дома через черный ход, пройдите парком и через тридцать минут, никак не позже, будьте на Донском кладбище, у противоположной от входа стены. Промедление подобно смерти», — говорит Эраст Петрович в романе «Коронация».

И кладбище, и улица получили свои названия по соседнему Донскому монастырю. Он был основан в 1591 г. царем Федором Иоанновичем в память избавления Москвы от набега войска крымского хана Кази-Гирея. Монастырь был заложен как раз на том месте, где находился стан русских воинов, посреди которого стоял походный храм — палатка с образом Донской Божией Матери, — отсюда и название монастыря. В наши дни это место имеет адрес — Донская площадь, 1. В 1934 г. упраздненный после революции монастырь передали в ведение Музея архитектуры им. А. В. Щусева. Это обстоятельство уберегло его от окончательного разорения, более того, в нем нашли приют фрагменты многих уничтоженных большевиками храмов.

От Шаболовки к Мытной улице отходит Конный переулок. Он проходит по тому месту, где до этого была Конная площадь, на которой Сенька Скориков любовался «лошадьми туркестанской породы». На Конной площади до начала XX в. проводились «торговые казни» — публичное битье кнутом. Перебирая в поисках дома Вальзера «черные слободы», Максим Эдуардович Болотников, персонаж «Алтын Толобас», сообщает Николасу:

«— Значит, у нас с вами остаются только двое ворот — Серпуховские и Калужские! Вот вам на карте контуры улиц и дорог, что вели от предвратных площадей во времена Корнелиуса фон Дорна: три от Калужских ворот, две от Серпуховских. Между прочим, современные трассы — Ленинский проспект, Донская улица и Шаболовка в первом случае и две Серпуховские улицы, Большая и Малая, во втором случае — их прямые наследницы, проходят в точности по прежним, историческим руслам».

Вернемся к Калужской площади и двинемся к границам Москвы по бывшей Большой Калужской улице. Надо признать, что сама площадь в конце XIX — начале XX в. не представляла никакого интереса. И у Акунина упоминания о ней встречаются лишь как ориентир. («Завтра в три пополудни ваш посредник один, в открытой коляске, должен следовать по Садовому кольцу от Калужской площади в сторону Житной улицы», — распоряжается в романе «Коронация» доктор Линд.) Зато следует обратить внимание на важную деталь: параллельно с Калужской площадью в «фандоринских» романах то и дело мы встречаем некую «Калужскую заставу». На первый взгляд логично было бы предположить, что как раз на одноименной площади эта застава и находилась! Однако дело обстояло вовсе не так.

Мы идем по Большой Калужской улице — началу Ленинского проспекта. С правой стороны в некотором отдалении от магистрали стоит роскошный дом (№ 8), сразу обращающий на себя внимание фронтоном с колоннами. Сегодня в нем находится Первая городская клиническая больница им. Н. И. Пирогова, которую старые москвичи традиционно называют «Первая градская». Она ведет свое начало от Голицынской больницы, открытой на средства князя Д. М. Голицына в 1802 г. В 1833 г. рядом с ней была открыта 1-я Градская (тогдашнее официальное название) больница. Это сюда в «Шпионском романе» доставляют тела погибших на Крымском мосту. В 1919 г. Голицынская больница присоединилась к ней. Если вы помните, как в «Коронации» Зюкин увязался за Фандориным и Масой на Хитровку, то вам знакома и сцена слежки, которую он ведет: «Фандорин и Маса, к счастью, отошли недалеко — они стояли и препирались с извозчиком, который, кажется, не очень-то желал сажать столь подозрительную парочку. Наконец, сели, поехали.

Я поглядел вправо, влево. Других ванек не было. Большая Калужская — это ведь даже не улица, а своего рода загородное шоссе, извозчики там редкость.

И снова пригодился давний навык скороходской службы. Я припустил ровным аллюром, держась поближе к ограде парка, благо пролетка катила не так уж и быстро. Лишь у Голицынской больницы, когда у меня уже начало сбиваться дыхание, попался извозчик. Отдуваясь, я упал на сиденье и велел ехать следом, посулив заплатить вдвое против обыкновенной платы.