Свет всему свету - Иван Сотников

— Вот видите, и его перепугали! — покачал головой разведчик.

Еще минута — и все трое в белых подштанниках и длинных, до колен рубахах стоят у кроватей, стуча зубами.

— Живые привидения! — захохотали разведчики.

В Закопане полк. Один из его батальонов уже в пути на новый рубеж. Его роты с артиллерией пройдут через час. Второй батальон двигается следом, а третьему приказано еще держать горные проходы.

План действий сложился сам собою. Максима, который знает по-немецки, Леон поставил на пост у шлагбаума, а вдоль шоссе организовал несколько сильных засад автоматчиков с гранатами.

Вскоре и первая машина «оппель-капитан» сердито засигналила у закрытого шлагбаума. Максим нехотя махнул рукой в сторону заставы и что-то пробормотал по-немецки. Дверца раскрылась, и офицер заспешил к домику. Едва он скрылся, как машину окружили разведчики. В ней еще трое автоматчиков. Офицер из штаба немецкого полка с папкой документов. «Оппель» отогнали в сторону.

Не прошло и нескольких минут — сразу три грузовые машины. Этих окружили одновременно и тоже взяли без выстрела. Из кузова каждой машины вылезли сонные немцы, похожие на живых кукол из детского театра: так неестественны их движения и действия. Один из грузовиков с разным саперным имуществом, а два других — с противотанковыми и противопехотными минами. Командир саперного взвода, одутловатый гитлеровец, дрожит с перепугу. Не успели задать ему и одного вопроса, как он начал рассказывать все сам. Они ехали подготовить к минированию назначенные участки дороги. За ними следует танковая рота из семи танков, а чуть дальше — две пехотные роты.

Как быть? Ударить по танкам — уйдет пехота. Заминировать дорогу — танки станут подрываться, а роты успеют изготовиться к бою. «Вот что, — решил Леон. — Пропустить немецкие танки. Да, да, пропустить!» — подтвердил он, почувствовав вопросительный взгляд Якорева. Дальше по шоссе есть узкое дефиле, которое собирались минировать немцы. Пусть туда едут саперы и противотанкисты.

Полк, с которым прямая радиосвязь, ведет ночной бой в горах на шоссе у самого Закопане, и там уже знают всю обстановку.

Немецкие танки подошли с притушенными фарами. Чтобы не задерживать их, Максим предупредительно открыл шлагбаум. Высунувшись из открытого люка, немецкий офицер что-то крикнул часовому в тулупе, а тот махнул ему рукой, дескать, катись дальше, не задерживайся. За ними появилась и пехота. Она вся на повозках. Высокие колеса поскрипывали на снегу. Тяжелые битюги остановились у шлагбаума, нетерпеливо помахивая хвостами. На повозках спят или дремлют.

— Командиров к начальнику заставы! — крикнул Максим по-немецки.

Офицеры где-то далеко. Впрочем, один уже виден. Он медленно тащится в голову обоза. А бой с танками все не начинается! Тихо. Первый офицер скрылся в домике, и его вмиг обезоружили. Да, идут две роты, и меж ними батарея — восемь орудий. Затем приплелся второй офицер, за ним третий. Теперь роты без командиров.

Как же лучше обезоружить их? Пусть офицеры прикажут им сдаться без боя. Что, могут не послушать? Все же придется попробовать.

С дрожью в голосе сначала один, потом другой немецкие офицеры объясняют, что роты окружены целым полком русских, и просят сложить оружие. По обозу — как ток по цепи. Сразу переполох! Но стрельбы нет. Крики из конца в конец колонны.

— Молчать! — раздался голос Якорева. — Клади оружие! Руки вверх!

В это время издалека донесся первый взрыв. За ним второй, третий... И там у саперов закипел бой. Началось! Здесь же, бросая оружие, немцы сбивались в кучи и ждали. Но это только перед заставой. Там, дальше, вдруг резанул немецкий автомат и, как сигнал, вызвал залпы других, а в ответ грянул огонь засады. Бойцы притаились у дороги за густыми деревьями, которые тесно обступают ее с обеих сторон. Бой загремел с такой силой и яростью, будто и в самом деле здесь не облегченный отряд, в котором всего две сотни бойцов, а по крайней мере целый полк, бросившийся в атаку. Немецкие офицеры с отчаянием зажали уши.

Сдавшихся в плен разведчики отвели к заставе.

Саперам удалось подорвать пять танков.

Еще во время боя в домике у заставы затрещал телефон, на который вначале никто не обратил внимания. К нему подскочила было Янчинова, но Голев строго цыкнул, и Мария передала ему трубку. В нее что-то кричали, чем-то грозили и требовали ответа. Понимая, что молчание невозможно, Тарас упорно повторял одну и ту же фразу:

— Айн момент! Айн момент! — Он повторял ее так взволнованно и с таким напряжением, что еще больше распалял темперамент начальства, которое уже хрипело в трубку. — Айн момент! — продолжал Тарас.

К телефону комбат послал Якорева. Решив атаковать немцев и психически, он наспех пояснил ему, что и как сказать.

— Да что у вас там, будете вы говорить, наконец, черви б вас живыми пожрали! — бешенствовал кто-то у трубки в Поронине.

— Кто говорит? — строго спросил по-немецки Якорев.

Оказалось, сам майор Хайбах.

— Ах, Хайбах! — разыгрывал Максим удивление, точно всю жизнь знал господина Хайбаха и сейчас очень рад поговорить с ним. — Так у нас все в порядке, все как надо. А почему выстрелы? Так громили противника... Да, да... теперь противник разбит. Много убитых, ими усеяна вся дорога, а больше сотни взято в плен. Что я выдумываю? Какой противник? Откуда? — повторил Максим вопросы штабного офицера из Поронина и тут же пояснил под хохот присутствующих: — Все истинная правда... Да-да, клянусь самим господом богом, все разбито: и танки, и артиллерия, и пехота. Все, что вы послали, все разбито. Кто я? Офицер советской дивизии.

— О-о-х-х-х! — на всю комнату вздохнула трубка.

— Складывайте оружие немедленно: советская дивизия уже вступает в Поронин. Приказываю прекратить сопротивление. За всякое промедление — расстрел! — теперь уже Максим говорил властно и твердо, нисколько не шутя и не усмехаясь.

Трубка замерла.

— На Поронин! — повернулся Якорев к разведчикам.

Уже ранним утром стало ясно, что из Поронина немцы в панике бежали. Березин с интересом разглядывал незнакомые места. Горное утро было ослепительно белым. Искристый снег невольно заставлял жмуриться. Тишина казалась загадочной и торжественной, и душа почему-то томилась ожиданием чего-то необычного и праздничного.

Григорий все пытался представить, как много лет назад вот этой же дорогой ездил сюда Ленин. Как он выглядел тогда? О чем мечтал и думал? Как поднимал людей на революцию? И сколько их было тогда, большевиков? Теперь их миллионы. На них с надеждой смотрит весь мир.

Наконец и Поронин, где еще на рассвете обосновался батальон Думбадзе. У самого берега стремительной горной речки Григорий сразу разглядел двухэтажный дом с большой верандой. Своими окнами он смотрит прямо на бойцов, смотрит удивленно и радостно, словно радушный хозяин.

Как и все, Григорий с волнением глядел и глядел на этот высокий дом, срубленный из добротных бревен и затейливо украшенный резьбой. По всем приметам, о которых им говорили в Закопане, он самый. Здесь еще до революции жил и работал Ленин. Тридцать три года назад он приехал сюда из Парижа, чтобы направить могучий революционный подъем народных масс России. Здесь, в тогдашней Галиции, он провел известное Поронинское совещание Центрального Комитета РСДРП с работниками партии из России.

Дом увенчан мансардами и построен в характерном «подгалянском стиле». Островерхая крыша из дранки с широким резным карнизом напоминала старую австрийскую каску. Едва бойцы приблизились к дому, как на узорчатое крыльцо его высыпали польские гурали — коренные и давние жители этих мест. Одеты они празднично: в расшитые безрукавки, узкие штаны из белого домотканого сукна с черными лампасами, и все в черных шляпах с бусами и орлиными перьями.

Горцы наперебой предлагают свои услуги.

С группой взводных агитаторов Григорий с волнением переступил порог дома. Они вошли в комнату, в которой жили Ленин и Крупская. Здесь простой деревянный стол, стулья гуральской работы с высокими резными спинками, самодельный шкаф для одежды и кровати, покрытые домоткаными крестьянскими одеялами, и под потолком керосиновая лампа с канделябрами. Так ли было тогда или иначе? Ясно, история восстановит весь облик тех дней. Люди помнят, чтут Ильича. Он дорог как вождь и учитель. Пройдет немного времени, и они создадут здесь музей. Тысячи, сотни тысяч людей потекут к этому дому, где жил и работал Ленин. Отсюда он руководил нараставшим революционным движением, направлял работу партии.

Бойцы принесли сюда не только, венок из свежей татранской хвои, они трепетно склонили и обветренное в боях Красное ленинское знамя. С ним жизнь и вера в победу. С ним мужество и сила на бой и подвиг ради живого ленинского дела.

Гурали хорошо помнили те давние дни, когда здесь жил Ульянов. Но кем он был, они узнали лишь по его портретам после русской революции.