Узел вечности - Стивен Рэй Лоухед

class="p1">— Лети, Ворон! Пусть несут тебя крылья над новыми полями и лесами; пусть твой громкий голос услышат в неведомых землях. — Бран, благородное лицо которого блестело от слез в свете костра, поднял копье ввысь. Я увидел, как в холодном свете звезд сверкнул наконечник, а затем исчез в темноте — хороший образ освобождения духа воина.

Костер разгорелся; я почувствовал жар на лице. Потрескивание пламени переросло в рев; отблески костра боролись с подступающей темнотой. Через некоторое время костер рухнул внутрь себя, окутав покрытый шкурой труп яростным золотым сиянием. Мы долго смотрели в огонь, пока от костра не остались только угли, светящееся красное пятно на камне.

— Вот и все, — заявил Тегид. — Алан Трингад ушел.

Мы тоже пошли обратно в лагерь, оставив барда собирать кости из пепла. Я шел рядом с Браном.

— Достойное прощание с ушедшим Вороном, — сказал я, вспомнив его слова у костра.

Бран склонил голову набок и посмотрел на меня так, будто я предположил, что луна может спать в море.

— Алан не ушел, — как ни в чем не бывало заметил Бран. — Он просто несколько опередил нас. — Мы прошли еще немного, и Бран объяснил: — Мы, Вороны, дали клятву воссоединиться друг с другом в потустороннем мире. Таким образом, если кто-то из нас падет в бою, в потустороннем мире его встретит собрат по мечу. В этом мире или в следующем, мы все равно останемся Воронами.

Он верил. Просто верил в то, что это именно так, и никак иначе. В его словах я не услышал ни тени сомнения. Я не мог похвастаться такой уверенностью; оставалось лишь удивляться его убежденности.

На следующее утро, на рассвете мы покинули стоянку. Лежал густой туман. Он делал мир размытым и тусклым. Небо висело над головами, как мокрая овчина. Взошло незримое солнце. Ближе к полудню ветер усилился. Он гнал облака над пустошью. Плащи промокли. Было холодно. Лошади шли, опустив головы почти до земли, глухо постукивая копытами по камню дороги.

Я ковылял на онемевших ногах и хотел лишь одного: сесть перед огнем и греться. Поэтому слова Тегида застали меня врасплох.

— Прошлой ночью я видел сигнальный костер.

Я недоверчиво уставился на него, недоумевая, почему он раньше об этом не сказал. А он ехал себе, сгорбившись в седле, щурясь на дождь: промокший и равнодушный. Барды!

— Когда угли остыли, — спокойно продолжал он, — я собрал кости Алана. — Мой взгляд метнулся к аккуратному узелку за его седлом. На узел пошел плащ Алана. — Когда возвращался в лагерь, увидел дальний огонь.

— И что ты хочешь этим сказать?

Мой мудрый бард повернул голову и посмотрел на меня сверху вниз. Я остановился. Вода стекала по моим волосам и попадала в глаза.

— Ты злишься, — заметил он. — Почему?

Я промерз до костей, несколько дней ел только конину, горевал из-за смерти Алана, и все-таки никак не ожидал, что мой Главный Бард скроет от меня такую важную информацию.

— Не обращай внимания, — сказал я ему, с усилием подавляя гнев. — Как ты думаешь, что это значит?

— Это значит, — ответил он с таким видом, что смысл и так понятен, — что мы приближаемся к концу нашего путешествия.

Ну что ж, это приятная новость. Чем скорее все кончится, тем лучше. Я и в самом деле оживился. Уныние испарилось, сменившись ожиданием. Конец близок: пусть Паладир боится!

Мы все дальше уходили в бесплодные холмы. Торфяные болота уступили место вереску и можжевельнику. День следовал за днем, а дорога оставалась прямой и свободной; от серого рассвета до мертвенно-серых сумерек мы ехали, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить лошадей и напиться самим. Ели ночами у костра. Пришлось забить еще одну лошадь. Каждый кусок мяса напоминал о потере; но есть было необходимо. Никто не жаловался.

Дорога постепенно шла вверх. Холмы становились выше, долины глубже, спуски — долгими. Видимо, до гор оставалось немного. Однажды мы поднялись на очередной перевал и увидели вдалеке заснеженные вершины. Впрочем, облака и туман быстро скрыли от нас это зрелище. Когда мы снова увидели горы, они значительно приблизились; мы могли различить отдельные вершины под темными облаками.

Воздух стал чище; и хотя днем туман все еще держался над дорогой, к ночи часто прояснялось, на небе высыпали звезды, острые, как наконечники копий, на черном, как смоль, небе. В одну из таких ночей Тегид разбудил меня.

— Ллев… Пойдем со мной.

— Зачем? Куда?

Он не ответил, а просто отошел от лагеря. Поздняя луна поднялась над горизонтом, едва освещая землю. Мы поднялись на высокий холм, и Тегид указал на восток. Я увидел на дальнем хребте огонь, а где-то за ним — еще один. Пока мы смотрели, совсем уж на пределе зрения замерцал третий огонек.

Мы с бардом ждали. Ветер бродил по голой скале, как лесной зверь, издающий тихие невнятные звуки. Через некоторое время зажегся четвертый огонь, словно звезда опустилась на далекий холм. Я смотрел на сигнальные огни и понимал, что враг рядом.

— В моем видении это было, — тихо произнес Тегид, и я снова услышал, как звучал его голос, когда штормовые волны швырнули нашу лодку на скалы. Ветер зарычал как-то особенно неприятно.

— Алан единственный среди Воронов видел Хром Круаха, — сказал Тегид, тщательно подбирая слова.

Сначала я не понял, о чем он говорит.

— Ну да, а теперь Алан мертв, — ответил я в ответ на незаданный вопрос барда.

— Да.

— Значит, я следующий. Ты это имел в виду?

— Это то, чего я опасаюсь.

— Зря опасаешься, — категорически сказал я. — У тебя же было видение, ты должен знать… Мы оба с Аланом видели человека в Желтом. И мы оба боролись со змеем. Алан умер, да. Но я жив.

Указывая на вереницу сигнальных огней на восточном горизонте, он сказал:

— Там конец нашим странствиям.

— Вот и хорошо.

Небо уже окрасилось в жемчужно-серые тона, когда мы спустились с холма к лагерю. Бран проснулся и ждал нас. Мы рассказали ему о сигнальных кострах, и он спокойно отнесся к этой новости.

— С этого момента будем осторожнее, — сказал он. — Надо высылать разведчиков.

— Ты прав, — согласился я. — Так и сделай.

Бран коснулся лба