Как рассказывать истории. Простая технология сторителлинга на сцене, работе и в кругу друзей - Мэттью Дикс

сцены, объявляет первого сегодняшнего участника – Джени Бональдо. Я сижу рядом с Джени и прошу ее написать наконец первый роман.

– Хотя бы по предложению в день, – говорю я. – Потом – по странице. Если будешь писать по странице в день, через год у тебя будет готовая книга.

– Вечно ты упрекаешь меня за то, что я недостаточно стараюсь, – отвечает она. – Все тебе мало!

Сам я только что выступил с лекцией о важности целеполагания. Тут я слышу, как Элиша закончила объявлять выход Джени, и внезапно понимаю, что эта женщина прямо сейчас выйдет на самую важную в своей жизни сцену, а я не нашел лучшего момента для того, чтобы ее пожурить.

Джени встает со своего места, и я пытаюсь сказать ей, как восхищен всем, что она делает. Ведь она и учитель, и рассказчик, и мать, и будущая писательница. Но она, похоже, не слышит ни слова из сказанного мной и вот уже оказывается в свете софитов.

Выступление проходит идеально. Нет, правда. Джени – искренняя, смешная и трогательная. Она прекрасна. Но я тут совсем ни при чем.

Глава двадцать первая. Что говорить и чего говорить не нужно

В 2007 году небольшая банда мерзких людишек, надергав кусков из записей в моем блоге за 10 лет, состряпала на меня досье на 37 страниц, где выставила меня жестоким типом с сексуальными отклонениями, которого нельзя допускать к работе с детьми. Среди прочего авторы досье обвиняли меня в получении чрезмерных преференций со стороны директора и требовали моего немедленного увольнения, а также увольнения моей жены, которая в то время работала в той же школе. На досье значилась подпись «Обеспокоенные родители учеников школы Западного Хартфорда».

Используя вырванные из контекста слова, авторы досье создали образ, прямо противоположный реальности. Так, в одном посте я писал о том, что не одобряю нанесение надписей на задники женской одежды. Дело в том, что в тот год фирма Juicy была на пике моды, и ученицы начальной школы все как на подбор красовались надписью «Juicy»[26] на попе. Лично у меня вызывали сомнения как само дизайнерское решение, так и решение родителей купить подобную одежду для своих детей. «Хуже того, поскольку эта надпись сама так и лезет в глаза, я целыми днями только и делаю, что пялюсь на девчачьи попки».

Из всего этого текста в досье попала единственная фраза: «Я целыми днями только и делаю, что пялюсь на девчачьи попки» – без малейшего упоминания бренда Juicy или моего собственного неприятия всей этой ситуации.

В категорию «чрезмерных преференций» попала вот эта вырванная из контекста фраза: «Мой директор сказал, что я могу уйти в отпуск на сколько хочу – мол, „Делай что хочешь“».

Вот только авторы как-то упустили из внимания тот факт, что сказано это было в день смерти моей матери. Зато они приложили снимки, сделанные мной на Бермудских островах, на которых я запечатлел постеры с полуголыми моделями из магазинов. Я написал целый пост, в котором раскритиковал использование женского тела как неодушевленного предмета для продажи продуктов для женщин, – но в досье, разумеется, вошли только фотографии, снабженные намеками на мою сексуальную озабоченность.

И такая подтасовка фактов – на 37 страниц. Я писал о том, как люблю классических снеговиков из комиксов о Кельвине и Хоббсе, частенько нарисованных в нелепых и жутких позах, – и авторы досье решили, что я сам регулярно балуюсь чем-то подобным. Меня сравнили с убийцей из Виргинского политехнического института, назвали «больным», «жестоким», а мое поведение – «девиантным». Страница за страницей несправедливых и ложных обвинений.

Авторы пригрозили разослать досье семьям всех учеников моего округа, а также журналистам, если не будут приняты немедленные меры. Кроме того, копии получили директор школы, мэр и все члены совета по образованию и городского совета.

Администрация округа отправила меня в административный отпуск, чтобы провести расследование. Спустя три дня директор по кадрам установил, что я вел блог в полном соответствии со своими правами, определенными Первой поправкой к Конституции, и в нем нет ничего, что могло бы обосновать запрет на работу с детьми. Я не совершил ничего плохого.

Скорее всего, это был заказ, который (по предположению директора по кадрам) сделал кто-нибудь из моих бывших или нынешних коллег, преследовавших свои интересы. Он заверил меня в том, что угрозы отправить материал такого рода прессе или иначе обнародовать еще ни разу не осуществлялись, так что мне не о чем беспокоиться. Я вернулся в школу с победой и проработал до конца года.

На второй неделе моего летнего отпуска копии досье разослали более 300 семьям моего округа, а также раскидали на подъездных дорожках к домам, рассовали под дворники – и вообще максимально широко распространили. С закрытием моего блога (по требованию властей округа) исчез и контекст, с которым читатели могли соотнести приведенные в досье доводы. Каждый пример теперь оказался вырванным из контекста.

В городке разразилась самая настоящая буря.

Это было поистине бесконечное и ужасное лето – с бесчисленными встречами с директором, представителями профсоюза, юристами и городской администрацией. Под угрозой оказалась и моя сбывшаяся мечта – учить детей, и даже карьера моей жены.

В конце концов родителям 23 учеников, которые с будущего учебного года должны были перейти в мой класс, дали выбор: оставить ребенка в моем классе или перевести его в другой – и никто не станет их за это судить.

Из-за характера досье и отсутствия контекста власти округа ожидали, что всех до единого учеников переведут в другой класс. В этом случае мне должны были дать административную должность в городской ратуше, и с преподавательской карьерой (в любом округе) можно было распрощаться навсегда.

Однако все 23 семьи, определенные в мой класс, решили, что будет лучше оставить учеников со мной. Кроме того, с директором связались еще 20 семей, попросив – если вдруг образуется свободное место – взять их ребенка в мой класс. Директор позвонил мне и потребовал прекратить обращаться к родителям учеников за поддержкой. Я ответил, что за все лето не общался ни с кем из родителей (и это было правдой). Все это были примеры непрошеной помощи.

– Забей, – сказал я ему.

Это был счастливый конец в ужасной череде событий. Я до сих пор не знаю наверняка, кем были анонимные составители досье.