От лжекапитализма к тоталитаризму! - Михаил Антонов

Правда, у работников до войны с работодателями дело не дошло, экономический спад сделал их требования более умеренными, да и работодатели пошли им навстречу. Среднему японскому работнику есть что терять: домик, оплачиваемый отпуск, зарплата, дающая возможность путешествовать по миру и пр. (Подробнее см.: «Восточная Азия на пороге XXI века». М., 2000.)

Однако отмена пожизненного найма коренным образом изменила весь склад жизни японцев. Работники впервые ощутили, что такое страх, нервные срывы, порождённые отсутствием уверенности в завтрашнем дне и угрозой безработицы. Быть уволенным — это значит не только лишиться заработка, но и остаться вне группы, что прежде считалось страшнее смерти. Прокатившаяся по Японии волна самоубийств на этой почве — наглядное тому свидетельство.

А послевоенная реформа образования в упоминавшейся выше книге «Japan at a Deadlock» рассматривается как величайшая трагедия страны. Поколение отцов и дедов, воспитанное на этике японского неоконфуцианства и на почитании императора как бога, и новое поколение, которое училось по учебникам, составленным в духе американских представлений о мире и о жизни, образовали как бы две нации, плохо понимающие друг друга. Для значительной части японской молодёжи идеалом стали США. (Но среди молодых японцев распространены и взгляды «левого экстремизма». О молодёжном движении, выдвинувшем требование «Атомную бомбу — тем, кто не у власти!», рассказывается в другом романе Оэ — «Записки пинчраннера». «Пинчраннером» называют «штурмовика» — члена бейсбольной команды. В романе нарисован зловещий образ диктатора Патрона, использующего молодёжное движение протеста для установления собственной власти над людьми.) По мнению автора книги «Japan at the Deadlock», нужно было бы лишь заменить японское неоконфуцианство, ставящее превыше всего верность государству и императору, на более индивидуалистическое, но гуманистическое китайское неоконфуцианство, что обеспечило бы безболезненное вхождение страны в мир конкуренции без нарушения основ традиционного японского образа жизни. А навязанная японцам система образования, основанная на либеральных ценностях, ставит под угрозу само существование нации.

А из внешних факторов, размывающих японский образ жизни, самым важным было давление США и Англии на Японию с целью устранения её как конкурента в борьбе за мировые рынки.

В третьей главе настоящей работы, посвящённой США, отмечалось, что Америка сводит торговый и платёжный балансы с большим дефицитом, и ей, чтобы не рухнуть, нужно иметь гарантированный приток в страну иностранного капитала в громадных размерах. США связывали свои внешнеторговые проблемы и нестабильность доллара как мировой валюты, в частности, с тем, что Япония проводит политику, осложняющую проникновение американского капитала в японскую экономику.

Американцы усиленно создавали негативный образ японской экономики. Особенно их возмущало то, что «страна управляется как единая корпорация», которую можно было назвать «Japan Incorporated». Дескать, это не рыночный капитализм, а «дирижизм», «субсидируемый и управляемый капитализм», противоречащий всем установкам либералов. Хотя это не совсем экономика ненавистного либералам советского типа, но всё же она ближе к советской модели, чем к свободной рыночной экономике. Японцев американцы изображали как «экономических животных» и фанатиков-трудоголиков, добивающихся лишь «общего национального загрязнения» окружающей среды. Известный финансовый спекулянт Джордж Сорос даже бил тревогу: крах Нью-Йоркской фондовой биржи в 1987 году ознаменовал переход экономической и финансовой власти в мире от США к Японии. Япония стала к этому времени крупнейшим кредитором в мире.

Английский японовед Уилкинсон тоже пугал Запад: ныне ни США, ни Западная Европа не являются мировыми центрами новых идей, им становится Восток, который долго рассматривали как образец замкнутого, застойного, деспотического общества, оплот невежества и суеверия. «Ныне колёса капитализма без умолку грохочут в Японии (как и в Сингапуре или в Южной Корее), а в Европе катятся лишь по инерции. Люди в Лондоне и Париже даже ходят медленнее, чем в Токио или Сингапуре. Европа стала очагом изящного застоя, и США начинают приходить в упадок, в то время как Япония и идущие по её пути другие страны Восточной Азии всё более ускоряют своё движение».

К 80-м годам XX века в мире сложились несколько замкнутых финансовых систем, из которых наиболее крупными были зоны доллара США, английского фунта стерлингов и японской иены. Между этими тремя валютами шла постоянная борьба за преобладание на мировом финансовом рынке.

На этот раз счастье изменило японскому бизнесу. Доллар и евро, объединившись, «сожрали» иену, добившись её ревальвации, что значительно затруднило японский экспорт в США и в страны Западной Европы.

Однако, каким бы сильным ни было движение современной Японии по пути вестернизации, вряд ли оно приведёт к изменению самой сущности японского миропонимания. Япония, скорее всего, всё-таки останется корпоративным государством, только приспособившимся к условиям XXI века.

Глава 8

Китай и его «Азиатские тигры»

Станет ли Китай корпоративным государством?

По идее Китай не следовало бы рассматривать в настоящей работе. Да, Китай — самая населённая страна в мире, на его долю приходится 22 процента всех жителей планеты. К тому же Китай поражает весь мир быстрыми темпами экономического роста и на наших глазах превращается в могущественную державу, готовящуюся, как считают многие, бросить вызов нынешней единственной сверхдержаве — США и вступить с ней в борьбу за доминирование на планете. Но Китай на протяжении тысячелетия был централизованным бюрократическим государством с хорошо отлаженной системой подготовки и расстановки кадров чиновников. После победы коммунистов в 1949 году он становился полутоталитарным, бюрократическо-идеологическим государством по советскому образцу, хотя и «с китайской спецификой». Поэтому для него превращение в корпоративное государство было бы шагом назад.

Однако два соображения заставляют рассмотреть эту страну с позиций корпоративизма.

Во-первых, в последние годы в Китае развиваются рыночные отношения, и в экономической политике всё более отчётливо проявляются либеральные тенденции. Одни исследователи полагают, что именно это и позволяет Китаю развиваться столь быстрыми темпами, другие, напротив, видят в этом угрозу самому существованию страны. В любом случае переход Китая от бюрократически-идеологического государства к стране с рыночной экономикой (а страна вступила на этот путь и вряд ли с него свернёт) возможен лишь через промежуточную стадию — через корпоративное государство (причём возможно, что процесс на этой стадии и остановится).

Во-вторых, Китай не ограничивается теми пределами, какими мы знали их после окончания второй мировой войны. Существует ещё «Большой Китай», включающий территории, населённые китайцами, но не входящие (или не входившие до недавнего времени) в состав Китайской Народной Республики (КНР). А эти страны или регионы — Тайвань, Сянган (Гонконг) и Аомынь (Макао) также показывают примеры быстрого экономического роста (хотя и на другой политической и идеологической основе) и потому стали известны в мире под названием «азиатских тигров». Там преобладали клановые и корпоративные отношения. После включения Сянгана, Аомыня и (в будущем) Тайваня в состав Китая те отношения, которые в них сложились, непременно окажут сильное влияние на весь политический и экономический облик Китая, усиливая, по моему мнению, в нём корпоративные черты.

Вот почему есть смысл рассмотреть Китай в свете происходящих изменений в его экономике и политике вместе с населёнными китайцами странами — «азиатскими тиграми». Но для начала придётся хотя бы кратко напомнить основные события истории Китая, в особенности в XX веке.

Китай: от величия к прозябанию

Китайская цивилизация — одна из самых древних цивилизаций на Земле. Она настолько своеобразна, что редко кто из людей европейского воспитания в состоянии адекватно оценивать происходящее в этой стране.

Традиции государственности прослеживаются в Китае на протяжении более четырёх тысяч лет, и почти всё это время он по уровню развития культуры намного превосходил окружающие страны. Уже в глубокой древности там разводили шелковичного червя и вырабатывали натуральный шёлк, пользовавшийся спросом у элит тогдашнего мира, изобрели компас и порох.

История с порохом интересна с мировоззренческой точки зрения. Порох использовался китайцами для устройства фейерверков. Известный публицист Кавад Раш писал, что в древнем Китае несколько раз открывали секрет военного использования пороха. Но властители казнили изобретателей, приходивших к ним с такими предложениями. Высшая элита Китая считала, что появление огнестрельного оружия, стирая у личности и общества противоположность между трусостью и мужеством, доблестью и подлостью, рано или поздно должно было породить мир невиданной безнравственности, ведущей к деградации и катастрофе… Но в конце концов португальцы украли секрет пороха и вывезли его в Европу. Вот тогда и началась уже другая история.