От лжекапитализма к тоталитаризму! - Михаил Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такая система охватывала сравнительно узкий слой работников — в возрасте от 20 до 50 лет и только на «именитых» компаниях. Но её влияние распространялось почти на всю экономику, ибо она служила символом корпоративной организации производственного коллектива, идеалом, к которому должен стремиться любой производственный коллектив — как работники, так и управленцы. Работники заинтересованы во внедрении новых технологий, сберегающих труд, потому что это укрепит позиции компании на рынке и в то же время не грозит им потерей работы. Многие крупные японские компании уже с начала 1950-х годов не знали, что такое забастовка.
Ради процветания своей компании японцы работали очень много, часто не использовали полностью даже короткий оплачиваемый отпуск. Все рабочие состояли в «кружках качества». Если прежде в Японии значительным влиянием пользовался марксизм с его идеями классовой борьбы и экспроприации экспроприаторов, то теперь преобладает взгляд, согласно которому в обществе царит не эксплуатация, а добровольное взаимовыгодное сотрудничество разных слоёв общества.
Работник чувствовал себя членом такой «семьи» не только на производстве. Компания организует досуг своих работников и их семей, устраивает совместные вечера, пикники, экскурсии по стране, на что выделяются большие средства в фонды общего потребления. У компании есть свой гимн, флаг, герб или значок (некая замена прежних феодальных гербов). Вновь поступивший работник обычно и снимает себе жильё рядом с новыми коллегами, которые интересуются, где он был, куда пошёл, читают приходящие ему письма, потому что чувствуют себя ответственными за него. Если бы он даже и хотел бы уйти в другую компанию, он не сможет это сделать: ему пришлось бы начинать всё с нуля, да и без особой радости там примут перебежчика.
Работник с первых шагов своей деятельности в компании ощущает свою причастность к её судьбе, в выработке решений, которая начинается с низшего звена. Ещё в правилах, составленных одним властителем в VII веке, говорилось: «В целях достижения гармонии запрещается индивидуальное принятие решений и предписывается проведение дискуссий на всех уровнях».
Такая система давала японским компаниям огромные преимущества перед западноевропейскими и американскими фирмами. Но она означала нечто более важное — совершенно иной способ бытия, существования производственного организма.
Сила этой «консенсусной» модели не сводилась только к преимуществам в конкурентной борьбе, финансовым и экономическим факторам. Она знаменует особый характер корпоративного мышления и мировосприятия, общий и для домашней хозяйки, и для рабочего, и для предпринимателя, и для бюрократа на государственной службе.
Способность японцев приходить к согласию — это их главный талант, который оттачивался столетиями совместной жизни в деревенской общине производителей риса. И это их качество оказалось весьма ценным в условиях капитализма второй половины XX века.
Корпоративный капитализм — иерархическое общество, но в нём иерархия делит на выше- и нижестоящих не лиц, а фирмы. Это не меритократия («власть достойных, получающих блага по заслугам»), потому что ранг человека зависит не от способностей человека, а от его места в корпорации.
То, что в корпоративных государствах Западной Европы вожди пытались привить гражданам искусственно, в Японии существовало много веков. Это была изначально корпоративная страна, единственная в своём роде.
Идеологи японских деловых кругов считали это преимущество своей страны настолько важным, что вообще рассматривали её корпоративный строй как вызов мировому капитализму, указывая на всемирную тенденцию — на переход от архаического капитализма индивидуальных собственников к корпоративному капитализму. Корпоративная организация страны и корпоративный образ жизни, по их мнению, — это «третий путь», средний между либеральным капитализмом и этатизмом (полным государственным управлением экономикой). А потому и войну США против Японии, закончившуюся их победой в 1945 году, японцы трактовали не как сражение двух империалистических хищников, мощной державы с менее мощной, а как месть архаического капитализма шедшему ему на смену новому общественному строю.
С последним утверждением можно согласиться лишь отчасти. США во время войны сами уже стали полукорпоративной, «предсоциалистической» страной. Наверное, правильнее было бы говорить, что США пытались навязать Японии западную, точнее, американскую (или шире — англосаксонскую) модель корпоративного государства взамен исконной японской модели.
Убедившись в высокой эффективности производства в Японии, достигнутой благодаря особым взаимоотношениям между трудом и капиталом, многие руководители крупных компаний в США и в Западной Европе пытались перенять эти методы. Однако в большинстве случаев эти попытки окончились неудачей. Западный работник-индивидуалист не смог так подчинить свою жизнь интересам фирмы, как японец-коллективист.
Российские либералы, придя к власти, тоже интересовались, нельзя ли использовать японский опыт и в нашей стране. В 1991 году на советско-американском симпозиуме по проблемам экономики российские либеральные реформаторы восторгались «японским экономическим чудом». Им ответил японский миллиардер Хероси Такавама: «Вы не говорите о главном. О вашей первенствующей роли в мире. В 1939 году вы, русские, были умными, а мы, японцы, — дураками. А в 1955 году мы поумнели, а вы превратились в пятилетних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той только разницей, что у нас капитализм, частные производители, и мы более 15 процентов роста экономики в год никогда не достигали. Вы же — при общественной собственности на средства производства — достигали 30 процентов роста в год и более. Во всех наших фирмах до сих пор висят ваши лозунги сталинской поры» (имеются в виду лозунги «Догнать и перегнать!», «Кадры, овладевшие техникой, решают всё!» и др.).
В самом деле, советский опыт в Японии используется очень широко и даже более эффективно, чем в бывшем СССР. Если Госплан СССР составлял около 400 балансов по разным видам продукции, то в Японии их разрабатывают более 12 000. И даже российские учёные, хорошо знающие советскую действительность, задаются вопросом: где было больше социализма — в СССР или в Японии? А уже упоминавшийся профессор Бок Зи Коу прямо говорит: «Единственное государство в мире, которое добилось успеха в строительстве коммунизма, — это Япония».
Японская экономика по существу остаётся плановой. Первый план экономического развития страны на 1948–1952 годы был составлен в 1949 году, но не был утверждён американскими оккупационными властями. Первый утверждённый план относится к 1955 году. Японские планы — не директивные, то есть не обязательные к исполнению, а индикативные, указывающие ориентиры развития страны. Нередко правильное указание ориентиров оказывается более эффективной помощью бизнесу, чем финансовые вливания. И эти планы очень эффективны, к тому же они усиливают сознание народом его участие в выработке и проведении политики. Японцы считают, что в чисто рыночной экономике общенациональные задачи отступают на дальний план, преобладают узкокорыстные и краткосрочные интересы. Там долгосрочное планирование и прогнозирование теряют под собой основу, и дело кончается того или иного масштаба кризисом, иной раз с весьма тяжёлыми социальными последствиями.
Государству приходится во-первых, латать прорехи в экономике, заполняя те ниши, которые по причине либо недостаточной прибыльности, либо из-за высокой степени риска, либо по иным мотивам не представляют интереса для частного бизнеса, но безусловно необходимы обществу в целом, и, во-вторых, ограничивать, в том числе и законодательно, рыночную стихию.
Однако в подавляющем большинстве стран государственное регулирование носило и всё ещё часто носит реактивный характер, то есть запаздывает по фазе, реагирует на уже свершившийся факт или начавшийся процесс. В Японии же государство всегда стремилось действовать с опережением, предотвращая нежелательные структурные, ценовые и пр. перекосы рынка. Его действия по регулированию экономики сравнивают с искусством садовника, который, используя подпорки и пр., направляет рост растения в нужную сторону. Сами японцы сравнивают его с иглоукалыванием, когда воздействием на определённые точки достигается оздоровление всего организма.
Ни японское правительство, ни частный капитал никогда не доверяли рынку. По мнению и тех, и других, государство должно быть всепроникающим. Оно должно обладать сильной властью в экономике и обеспечивать определённую степень защищённости общества от стихии рынка.