Пустошь. Первая мировая и рождение хоррора - У. Скотт Пулл

рассуждает о жизни и смерти. «Любовь мертва. Ненавижу жить», – выдает Чудовище еще одну печально известную реплику. «У вашего поколения есть мудрость», – отвечает уставший от мира Преториус. Это говорит безумный ученый или актер Эрнст Тесиджер, вспоминая про снаряд, разорвавшийся в сарае? Уэйл в этой сцене позволяет ему быть и тем, и другим одновременно, а в одиноком и тоскующем Чудовище воплощает ужас XX века.

В роли доктора Франкенштейна мы снова видим Колина Клайва. Говорят, Уэйл приказал актерам и съемочной группе внимательно следить за Клайвом, чтобы к тому в гримерку не проникали бутылки и прочие подозрительные емкости. Насколько Уэйл преуспел в этом «сухом законе», неизвестно. В общем-то, Клайв снова играет капитана Стэнхоупа с дикими перепадами между маниакальным и пугающе подавленным состоянием, к тому же усугубленного бредом безумного ученого.

В конце этой своей веселой комедии Уэйл планировал взорвать всех персонажей. Одинокий кровожадный монстр продолжает убивать ради убийства. В слепой ярости он убивает родителей маленькой Марии и без всякой видимой причины сбрасывает с парапета помощника сумасшедшего доктора. В целом количество жертв Чудовища в «Невесте» больше, чем у Фредди Крюгера в первом «Кошмаре на улице Вязов».

Врачи успевают совсем сойти с ума, когда наконец появляется Эльза Ланчестер. Ее персонаж, скрывающий шрамы под элегантными бинтами, – своего рода шедевр ар-деко. Мы встречаемся с ней лишь в самом конце фильма. Она появляется на свет, щебеча и визжа, как рассерженная птичка, и с ходу отказывается стать невестой Чудовища. Изначально Уэйл надеялся заполучить на эту роль Бриджит Хелм, которая сыграла андроида Марию в фильме Ланга «Метрополис». Каким бы интересным ни был этот вариант, сегодня невозможно представить в роли «невесты» кого-либо, кроме Ланчестер, женщины с демонически-эльфийскими чертами лица21.

В первоначальном сценарии Уэйла монстр, отвергнутый единственным существом, у которого он мог бы найти любовь, произносит еще одну известнейшую реплику обращаясь к создателям и несостоявшейся невесте. «Мы принадлежим мертвым», – вздыхает он вместе с поколением Первой мировой войны – поколением, которое чудом выжило в окопах, но было так надломлено внутренне, словно не смогло из них выбраться. Чудовище нажимает на рычаг, запуская механизм уничтожения, и разрушает взрывом всю башню. Все ее содержимое взлетает на воздух, как подорванный саперами бункер на Ипрском выступе.

Но такой конец не устраивал киностудию – она хотела голливудской концовки и возможности продолжений прибыльной франшизы чудовищ. В итоге Преториус, Чудовище и Невеста вроде бы погибают при взрыве, но доктор Франкенштейн и Элизабет остаются живы и обнимаются под романтические звуки чудесного саундтрека. Очевидно, Элизабет простила мужу его склонность к гробокопательству и изготовлению монстров, и пара будет жить «долго и счастливо».

Нужно иметь каменное сердце, чтобы полюбить такую концовку этого в остальном блестящего кинематографического достижения. При всех своих стараниях Уэйл не смог реализовать идею создания настоящей «комедии смерти», успешно убив всех персонажей. Как и в «Франкенштейне» 1931 года, студия предпочла огненному катаклизму более позитивный финал. Руководители студии были убеждены, что зритель должен уходить из кинотеатра счастливым; к тому же они не без оснований полагали, что продолжение мук Чудовища может принести им в дальнейшем еще больше денег.

Вполне логично, что студия, снявшая «На Западном фронте без перемен», произвела и «Невесту Франкенштейна». Уже много говорилось о гомоэротическом подтексте «Невесты», но сегодня, по правде говоря, он настолько бросается в глаза большинству зрителей, что теперь это скорее часть официальной презентации фильма, чем его подтекст. Если в картине и есть скрытое послание, открыто не обсуждаемое, но предполагаемое за каждой сценой, то это Первая мировая война. В некотором смысле это величайшая эпопея Уэйла о Первой мировой войне.

Колин Клайв умер через два года после успешной премьеры «Невесты Франкенштейна»; ему было всего 37 лет. Пьянство стало причиной почечной недостаточности. На съемках последнего фильма с его участием – «Женщина, которую я люблю» – все сцены нужно было успеть снять до полудня – потом Клайв был уже слишком пьян. В некоторых сценах этого последнего фильма его просто физически поддерживали, чтобы оператор смог снять хотя бы несколько кадров.

Джеймс Уэйл высоко ценил Клайва как актера, но не пришел на его похороны. Его не интересовали похороны, кладбища и заупокойные мессы. Говорят, когда Дэвиду Льюису понадобилось посетить службу в Форест-Лоун, Уэйл якобы сказал: «Ой, брось! Держись подальше от этого места!»22

Хребты безумия

Говард Лавкрафт ничего этого не принимал. Хоть он и был в восторге от «Призрака оперы» и мечтал посмотреть «Кабинет доктора Калигари», но киномонстры Universal Studios оставили его равнодушным.

Свои последние великие шедевры Лавкрафт писал как раз в расцвет золотого века фильмов ужасов студии Universal. В 1931 году он закончил черновой вариант «Тени над Иннсмутом», который сегодня привлекает читателей почти так же, как «Зов Ктулху». Это история о полном монстров городе и море, кишащем грозными существами, перед которыми человек оказывается бессильным – его глубины подобны космической бездне из его лучших рассказов, отвечающей лютым убийственным холодом на человеческие мольбы о смысле. Конечно, многие читатели увидят в этом рассказе просто историю об отчаянной борьбе с какими-то рыболюдьми, у которой немного неожиданный финал, и это тоже нормально.

В 1931 году из-под пера Лавкрафта вышел, можно сказать, короткий роман «Хребты безумия». Он использовал, наконец, эту большую форму для неспешного повествования о геолого-археологической экспедиции Мискатоникского университета в Антарктику. В романе ученые находят сохранившиеся в известняке подо льдом «огромные экземпляры» бочкообразных существ со звездообразными головами. Они тут же начинают готовиться к вскрытию этих существ, но их связь с базовым лагерем вскоре прерывается, и остальная часть экспедиции обнаруживает, что их товарищи изуродованы до неузнаваемости: многие из них выглядят так, словно их тщательно «надрезали», удалив множество тканей. Иными словами, лагерь выглядел как поле боя.

Рассказчик скупо сообщает, что экспедиция почти ничего не поведала миру о дальнейших событиях и приписала гибель своих товарищей воздействию сильных антарктических ветров. Но сейчас, пишет он, к замерзшим пустошам готовы отправиться новые партии исследователей. Он опасается, что «если их не разубедить, они проникнут в самое сердце Антарктики и станут бурить и плавить, пока не извлекут на свет божий нечто такое, что погубит земной мир, каким мы его знаем». Поэтому рассказчик приступает к более подробному описанию города, построенного среди обширных горных хребтов на дне земли – «замысловатой сети похожих на пещеры помещений, по этому чудовищному склепу, полному старинных тайн». Это история казалась настолько пугающей, что современники были не готовы к ее восприятию, даже несмотря на то,