Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов

в Вышнем Волочке я выпил пива и не мог сразу попасть в гостиницу, по ошибке пошел в другую сторону и оказался в муниципальном поселении Тупые Ножи. Ночь застала меня на окраине, в труднопроходимых местах. Ранним утром местный полицейский на мотоцикле обнаружил меня и пригласил в коляску. Он не бил меня по голове, как в Загряжске, а повез прямо в пивную. Мы выпили…

– Что ты про Тупые Ножи паришь! Про расстрел, про полицию говори!

– Расстрел, миленькие, не объедешь. Полковник Добробаба не фашист. Но что делать полковнику, если кутузка маленькая, а дебоширов с каждым днем все больше. Содют вместе фулиганов и выпивших. Я, как на грех, в этот день оказался в кутузке. На утреннем обходе полковник увидел большую скученность в камере, возмутился и приказал:

– Всю шайку в воронок!

В сопровождении автоматчиков полковник вывез нас в песчаный карьер. Построили в шеренгу. Добробаба достал бумагу и громко зачитал:

– От имени всех законопослушных граждан Загряжска безжалостно приговариваю этих фулиганов, дебоширов и пьяниц к расстрелу! Огонь!

Автоматчики ударили из всех стволов! Земля летела комьями, пули свистели, люди кричали, дымом заволокло карьер. Я очнулся, полицейские уехали, расстрелянные собирались с разных сторон. Ржали и матюкались, хвалили Добробабу: круто получилось, молодец полковник!

Товарищество высоко оценило воспитательные меры начальника полиции и участкового Бузняка. Выпили на посошок, порассуждали о том, что в Загряжске и не такое бывает, и ближе к утру разошлись восвояси.

2

Коренной житель и гражданин хутора Гривенного Семен Семенович Гривенный родился лилипутом.

Ранним утром он, как обычно, вышел во двор поглядеть на погоду, на облака. На плече у него сидела белая голубка с золотым ободком вокруг глаз и розовым клювиком. Хозяин поднялся по высокой лестнице на смотровую площадку с домиком для голубей. С высоты птичьего полета хорошо был виден хутор, речка Серебрянка в густых камышах и старый дубовый лес за лысыми песчаными буграми.

Он сел на скамеечку и молча смотрел на розовый диск солнца за грядиной леса. Это была его родина. Здесь прошла жизнь с родителями, с дедушками, бабушками, со всеми родичами и жителями хутора Гривенного на окраине Загряжска. Один за другим ушли все родичи. Недавно умерла жена, и Сеня Гривенный остался бобылем в этом глухом краю. Два пристрастия оставались у него, книги и голуби.

На другой день после смерти жены на плечо ему села белая голубка с розовым клювиком. По ее воркующему дыханию, по упругим шажкам беспокойных красных лапок хозяин явственно ощутил: это она, это жена явилась к нему в виде голубки. Он кормил ее с ладони. Голубка пила воду из его губ. Если задремывал – она мелко семенила по комнате и без умолку нежно ворковала.

Одинокому человеку хотелось поделиться тайной. Но кому он мог рассказать? Соседу Антипу, инвалиду фронтовику, глухому после контузии? Соседке-учительнице, содержавшей большое стадо коз и ночами проверявшей тетради, а по утрам, спотыкаясь, бежавшей в школу? Соседу-самогонщику, что приторговывал горилкой и сам кушал ее с аппетитом? А по вечерам наяривал на гармони, распевая матерные частушки?

Он мог бы, конечно, сходить к старому другу Кузьме Валерьяновичу, самому культурному человеку в хуторе. Кузьма Валерьянович в молодости учился на конферансье и одно время работал в Загряжске артистом. Карьера кончилась почти трагически. Кузьма-студент приторговывал джинсами. Невеста из-за ревности написала донос в партию. Кузьму исключили из комсомола и выгнали из училища. С тех пор уже лет сорок Кузьма Валерьянович живет в хуторе Гривенном. Он, конечно, хороший человек, но Семен не решился и ему рассказать о своей тайне…

Хозяин открыл окно в домике, тоненько свистнул и хлопнул в ладоши. Голуби один за другим взлетали над голубятней и по спирали вертикально взмывали вверх, в вышину. Снял с плеча голубку, поцеловал, мягко подбросил вверх. Птица растаяла в голубизне.

Занятие это не просто нравилось маленькому человеку, он совершал каждодневный ритуал, ведомый ему одному.

Голубиная стая рассыпалась вверху, зависла, и, строго по одному, турманы выходили на вираж. Ныряли вниз, кувыркаясь через голову, через крыло. Скользили по спирали с вытянутыми в полукруг крыльями. Белая стая купалась, чертила в звенящем воздухе фигуры высшего пилотажа. Это было торжество, ликование, голубиная песня. Недоступное никому наслаждение.

Повелитель закрывал глаза и млел, чувствуя кожей неведомые человеку страсти. В эти минуты маленький Сеня, кажется, сам превращался в турмана, растворившегося в свистящих потоках ветра. Вместе со всеми кувыркался, падал в спираль и снова взмывал к солнцу…

После торжественного парада он дожидался, пока голуби возвращались в домик. Последней прилетала голубка и привычно усаживалась на плечо. Сеня целовал подружку, спускался с лестницы и в доме за столом кормил красавицу. Она клевала с ладони просяные и подсолнечные зерна, пила воду из его губ проворным клювиком. Он слышал ее порывистое дыхание.

3

Лет тридцать назад в Загряжск приехал на гастроли известный в Европе театр лилипутов. Маленькие артисты ставили мелодрамы собственного сочинения: «Карлик и великан», «Бедняк и королева», «Маленький Геракл», «Слезы ангела». Чувствительные загряжцы по нескольку раз ходили на каждый спектакль. Носили в гостиницу угощения: яйца, сметану, вяленую рыбу. А один артист, в клетчатых портках и в красной панамке с помпоном попробовал местный напиток из слив. После этого просил тайком приносить ему горилку в бутылке из-под минеральной воды. Отливал в крошечную фляжку и носил за пазухой, отхлебывая по надобности в любом месте, даже во время спектакля.

Загряжцы уважительно расспрашивали артистов и делали глубокомысленные выводы. «Играют, как взрослые, а живут, как дети». «Обидчивые, боже упаси пошутить».

Труппа задержалась из-за болезни примадонны Офелии. После простуды у нее случилось осложнение. Бедная девушка худела и слабела на глазах.

Театр ждали в другом городе, Офелию оставили в хуторе Гривенном на попечении родителей Семена. У двадцатилетнего сына перехватило дыхание от счастья. Он даже не мог мечтать о встрече с такой девушкой. Не представлял увидеть рядом красавицу с фарфоровым личиком и большими голубыми глазами. Ее высокая шея и аккуратная быстрая головка напоминала Сене голубку турмана. А турманов Сеня любил больше всего на свете. Он разводил их с детства, большая стая жила в высокой голубятне, в домике с карнизом и ставеньками, выкрашенными белой, голубой и красной масляными красками.

Сеня с ложки кормил Офелию, поил отваром целебных трав. В полутемной комнате хорошо пахло полынком, шалфеем, душицей. Пол был усыпан лепестками роз. В раскрытое окно залетали турманы, важно вышагивали вокруг кровати больной и, надувая зобы, ворковали. Целовались, чистили подкрылки