Ветры Запада. Книга 1 - Андрей Стоев

— Вот как? — он призадумался. — Возможно, вы и правы.

Интересно было бы узнать, кто в его окружении так не любит киевлян, что не брезгует подобным сочинительством. Вполне ведь возможно, что новгородцев он любит не больше.

— Стало быть, вы утверждаете, что киевляне могут помочь Оттону?

— Такую возможность нельзя исключить, ваше высочество. Мы коротко обсудили этот вопрос с гражданкой Славяной, но вряд ли мои слова имеют достаточный вес для Общества. Мне кажется, были бы очень уместны более веские заверения.

— А что насчёт князя Яромира? — он испытующе посмотрел на меня. — У нас есть подозрения, что золото, которое неизвестно откуда появляется у людей Оттона, приходит как раз из Новгорода. Нет ли здесь сходства с упомянутым вами вариантом помощи сразу обеим сторонам конфликта?

— Никакого сходства, ваше высочество, — уверенно возразил я, глядя ему в глаза. — Они просто покупают это золото.

— То есть вы ответственно заявляете, что это не безвозмездная помощь?

— Ни в коем случае. Я могу утверждать это с полной уверенностью, поскольку это золото продаю им именно я со своего прииска.

— Тогда какой в этом смысл? — он с недоумением взглянул на меня. — Зачем просто покупать золото?

— Смысл есть, но это всё, что я могу сказать, ваше высочество, — развёл я руками.

— Понимаю, — кивнул он. — Ну что же, спасибо и на этом. Как бы то ни было, ваши слова очень многое прояснили.

— А позвольте вопрос, ваше высочество, — теперь уже я решил сменить тему. — Чем вызвана подобная секретность нашей встречи? Кардинал Скорцезе, напротив, сделал нашу с ним встречу настолько явной, насколько это вообще возможно.

— Простой вопрос, простой ответ, — пожал он плечами. — Кардиналу в данный момент выгодно создать впечатление поддержки со стороны князя Яромира, а вот мне связь с язычниками может быть поставлена в упрёк.

— Из того, что я вижу, ваши с кардиналом цели и методы несколько различаются.

— А вы чего-то другого ждали? — усмехнулся Дитрих, и усмешка вышла довольно горькой. — Когда вы для чего-то объединяетесь с церковью, это обычно означает, что вы поделитесь с ней своим имуществом, но никак не наоборот. Церковь заварила всю эту кашу с дядюшкой Оттоном, и церковь получит своё, кто бы из нас ни победил.

— Бенефиции? — догадался я. — Но заметная часть этих бенефиций уйдёт светским коммендаторам, и прежде всего, поддержавших вас дворянам.

— Вот только получат они эти бенефиции от церкви, а не от меня, — усмехнулся он. — Думаю, вы прекрасно понимаете разницу, барон.

— Безусловно понимаю, ваше высочество, — кивнул я.

— Ну что же, был рад с вами, наконец, познакомиться, барон, — сказал кронпринц. — Должен заметить, что все лестные отзывы, что я о вас слышал, полностью подтвердились.

— Благодарю вас за беседу, ваше высочество, — сказал я, вставая и кланяясь.

— Однако не торопитесь покидать нас так скоро, — улыбнулся он, тоже вставая. — Пойдёмте, познакомлю вас с отцом.

* * *

Идти нам пришлось недолго, и даже выходить в коридор не понадобилось — оказывается, между апартаментами кронпринца и императора имелся прямой ход. «Прямой» лишь в том смысле, что по нему можно было пройти напрямую к императору — сам по себе проход был длинным, узким, и со множеством поворотов; скорее всего, когда-то это был тайный ход, который позже просто привели в порядок.

Император выглядел совсем плохо — он сидел в кресле-каталке, укрытый клетчатым пледом, а в глазах у него стояло отчаяние давно и безнадёжно больного человека.

— Отец, — обратился к нему кронпринц. — Я привёл к тебе Раппина.

Не нужно было быть эмпатом, чтобы услышать в его голосе любовь к отцу, и я сразу же понял ещё одну важную вещь: случись императору вдруг выздороветь, принц сразу откажется от любых притязаний на корону.

— Ах да, барон фон Раппин, — голос у императора был скрипучим, и говорил он с заметным трудом. — Мы немало о вас слышали.

— Польщён, ваше величество, — поклонился я.

— Увы, как видите, со мной не всё в порядке.

— До меня доходили слухи о вашем нездоровье, — осторожно сказал я.

— Сразу видно дипломата, — император засмеялся скрипучим смехом. — Взвешивает каждое слово. Что скажешь, сын?

— Ты бы слышал, отец, какие замечательные примеры он приводит, — засмеялся в ответ кронпринц. — Нечасто встречаешь людей, которые умеют настолько убедительно рассказать то, что тебе не особенно хотелось бы услышать.

— Даже так? — криво усмехнулся император. — А давай проверим. Послушаем, что он мне убедительно ответит. Скажите-ка, барон — ваша мать согласится меня вылечить?

— Если она вдруг согласится, — ответил я, — то я, как глава семейства, запрещу ей вас лечить. Наше семейство не станет влезать в имперскую политику.

— Ожидаемый ответ, — вздохнул император.

Он сразу как-то осунулся. Не думаю, что он ожидал положительного ответа, но терять последнюю надежду, даже столь хрупкую, всегда тяжело.

— Я ещё не закончил свой ответ, ваше величество, — заметил я, и они оба посмотрели на меня с удивлением.

— Она не станет лечить императора Конрада Третьего, но она может согласиться вылечить Конрада Третьего Виттельсбаха.

Император с кронпринцем переглянулись с недоумением, а затем уставились на меня.

— Что вы имеете в виду, барон? — проскрипел император.

— Отречение от престола в пользу наследника, — прямо ответил я.

— Что за бредовая идея! — возмутился тот. — Никогда такого не было, чтобы император отрёкся от престола[26]! Это позор!

— Это было бы позором, если бы император был здоров, — возразил я. — Отречение по состоянию здоровья и передача короны наследнику будет правильно воспринято дворянством. При условии правильной подачи, разумеется. И позвольте мне сказать откровенно, ваше величество: лучше быть живым советником сына-императора, чем мёртвым императором.

— В этой идее что-то есть, отец, — торопливо вмешался кронпринц. — Не спеши отвергать её с порога.

— Скорцезе никогда не примет идею меня в качестве советника, — заметил тот, и в голосе его уже заметно недоставало уверенности.

— Идею излечения необязательно связывать с идеей отречения, — намекнул я. — Да и говорить о ней раньше времени тоже необязательно.

— Одно отречение тоже далеко