Ветры Запада. Книга 1 - Андрей Стоев

— Поясните подробнее, — он всерьёз заинтересовался.

— Позвольте мне показать это на примере — разумеется, чисто гипотетическом. Как мы все прекрасно знаем, империя традиционно враждует с Константинополем, и постепенно, шаг за шагом, теснит греков. Однако последнее время империя слишком занята внутренними раздорами, и заметно ослабила давление. В результате базилевс смог высвободить достаточно сил, чтобы успешно надавить на муслимов. Такова статичная конфигурация на сегодняшний день, но давайте попробуем — гипотетически, конечно! — воздействовать на неё и немного помочь кронпринцу. К нашему удивлению, в простой и, казалось бы, полностью понятной партии вдруг возникает новая фигура.

Вот сейчас я захватил его внимание без остатка.

— Оказалось, что мы забыли про интересы Киевского княжества, которое, напомню, является нашим ближайшим союзником, если не сказать больше. Оказывается, их полностью устраивает ситуация, когда империю раздирает вражда. По очень простой причине — пока вы дерётесь между собой, базилевс занимает султана достаточно, чтобы избавить Киев от головной боли. Киевляне не без основания считают, что как только свара в империи закончится, вы опять начнёте поглядывать на Константинополь. Грекам придётся отвести войска с юга, а муслимы вспомнят, что у них есть претензии и к Киеву, и обратят внимание на русские земли. Поэтому киевляне решают, что раз уж Новгород смещает баланс, то им ничего не остаётся, кроме как в свою очередь помочь герцогу Баварскому. Видите, как неожиданно перетасовались фигуры на нашей доске? Однако пойдём дальше.

Дитрих смотрел на меня так, словно боялся пропустить слово.

— Всем известна простая истина: если хочешь как следует заработать — продавай оружие обеим сторонам конфликта, и пусть они дерутся подольше. Но если дерутся твои соседи, то этот способ не так уж хорош — они в конце концов помирятся, а вот про тебя не забудут, и когда-нибудь обязательно найдут возможность отплатить. Так что если мы хотим продолжать нашу партию, то нам надо убедить киевлян, что победа кронпринца не ухудшит их положения. Например, мы можем объяснить им, что партия кронпринца не враждебна базилевсу — в отличие от Оттона Баварского, и особенно в отличие от папы. И что победа кронпринца поможет кардиналу Скорцезе стать следующим папой, а именно кардинал Скорцезе выступает за то, чтобы улучшить отношения с патриархом. Допустим, нам удаётся их убедить, киевляне ничего не предпринимают, мы успешно накачиваем оружием войска кронпринца, Баварский отказывается от притязаний, кронпринц становится императором. Казалось бы, мы добились чего хотели. Что может пойти не так?

— И что же может пойти не так? — не выдержал кронпринц.

— Оказывается, мы не заметили, что в процессе игры интересы участников изменились. Когда пыль улеглась, новый император вдруг обнаруживает, что из-за расходов на войну с деньгами у него совсем туго, зато у него имеется прекрасно вооружённая армия, которой нужно только указать цель. И самый простой и быстрый способ резко поправить дела — это двинуть её на Константинополь. Могли ли мы предвидеть подобный исход, когда строили такие замечательные планы? Вместо того чтобы улучшить неудачную позицию, мы её ещё больше ухудшили, и к тому же испортили отношения с дружественным русским княжеством. Разумеется, ваше высочество, это всего лишь гипотетический пример.

— Разумеется, всего лишь гипотетический, — согласно кивнул Дитрих.

— Однако он хорошо иллюстрирует, почему я не считаю себя пригодным для политики. Как можно разыгрывать партию, если после каждого твоего хода на доске возникают новые фигуры, а старые вдруг начинают ходить по-другому? Возможно, кому-то доставляет удовольствие играть в такие шахматы, но мне они просто не по уму.

Кронпринц молчал, на пару минут глубоко задумавшись.

— Возможно, мне такие шахматы тоже не по уму, — наконец пробудился он.

Он улыбнулся так искренне, что я просто не мог улыбнуться в ответ.

— А кстати, барон, раз уж вы упомянули Киев — с кем вы там говорили?

— У меня была небольшая беседа со Славяной Лановой.

— Если я правильно помню, она достаточно влиятельная фигура в их так называемом Обществе граждан?

Все, оказывается, знают про Общество, один я ничего о нём не знаю. Для доверенного посланника князя подобное невежество выглядит как-то совсем уж неприлично.

— У меня сложилось такое впечатление, — подтвердил я. — Но встреча была незапланированной, и у меня просто не было возможности выяснить, кто там есть кто. Когда я вернусь в Новгород, обязательно выясню все подробности у Анны Максаковой.

— У Анны Максаковой? — нахмурился он. — Кто это?

Ну, не только же мне быть тупым — не то чтобы меня это особо оправдывает, но всё же немного согревает.

— Это глава нашего Круга Силы, — я посмотрел на него с удивлением.

— А разве Кругом Силы руководит не Драгана Ивлич? — в свою очередь, удивился он.

— Ивлич уехала на несколько лет. Вот уже почти два месяца Кругом Силы руководит Анна Максакова.

— И почему я этого не знаю? — риторически вопросил он, подняв глаза к небу.

— Эдмунд Ройтер, епископ Новгородский и Псковский, не мог не доложить о таком значительном изменении, — с недоумением заметил я. — Разумеется, информация дошла до архиепископа Рижского, и далее до папы. Наверняка кардинал Скорцезе тоже полностью в курсе последних перемещений.

— Я и не сомневался, что церкви это известно, — с досадой сказал кронпринц.

Интересный момент, о котором нужно будет обязательно упомянуть князю — похоже, партия Скорцезе не так уж неразлучна с партией кронпринца. Вполне возможно, что они воспринимают друг друга не более, чем временных попутчиков. И ещё стоит отметить, что церковь, оказывается, единственный канал, по которому император получает информацию о Новгороде. Это, впрочем, вполне объяснимо — более или менее устоявшиеся отношения у нас только с Ливонией, а это прежде всего церковные земли.

— Всё же название у этого общества совершенно дурацкое… граждане! Что за глупость, право слово! — Кронпринц явно не желал продолжать разговор о своих отношениях с церковью.

— Название очень старое, смысл слова изменился за века, — пожал я плечами. — Высшие живут очень долго, так что некоторый консерватизм вполне понятен.

— А вы знаете, что первоначально они назывались вообще палачами? — спросил Дитрих.

— Я знаю, что это не более, чем выдумки злопыхателей, — возразил я. — Точное значение слова «ябедник» потерялось за почти две тысячи лет, но кое-какие записи сохранились. Я могу уверенно заявить, что ябедники не