Колдун и Сыскарь - Алексей Евтушенко

Тринадцать.

Симай стоит рядом в некоторой растерянности и не знает, что ему делать. Заряжать свои пистолеты нечем, а другого оружия у него нет. Нет, всё-таки находит дело.

— Ложись! — орёт. — Всех убьём, гады!!

Хорошо орёт, доходчиво. Но ни до кого не доходит. Как и в том случае, когда орал Сыскарь. Краем глаза он видит, как двое — один с бердышом и второй с саблей на боку прикрывают собой длинноволосого в древнем кафтане, на котором вроде бы блеснули те самые пуговицы золотые, отступают, бегом уводят со двора…

Стрелять — не стрелять?

Некогда думать.

Толпа из мужиков и баб молча движется к крыльцу, и тут Андрею становится по-настоящему страшно, потому что оружия в их руках нет, но откуда-то он знает совершенно точно — эти люди, чьи ежедневные занятия мирны и неагрессивны по самой сути, теперь идут их убивать. Доберутся — разорвут руками и зубами. Крестьянская сила, как известно, самая крутая. Ибо она от земли.

Забаррикадироваться в избе?

Ещё хуже. Обложат хворостом и подожгут. С них станется. Опять же Дарья и Харитон пока ещё не на свободе. Вот они — одна, по-прежнему, голая к деревянному столбу-идолу привязана, второй рядом с ней на коленях, смотрит через пламя костра на крыльцо, силясь разглядеть, что происходит.

За то время, что Сыскарь думает, толпа ещё на пару шагов сокращает расстояние. Всё, кончилось время на размышления.

Он поднимает «Грач», знакомым усилием воли прекращает в голове течение любых мыслей и жмёт на спусковой крючок. Словно в тире.

Бау-м! Бау-м! Бау-м!

Двенадцать, одиннадцать, десять.

Три выстрела — в грудь, в живот, снова в грудь — три тела валятся под ноги наступающим.

Женский истошный, захлёбывающийся крик.

Расстояние сокращается ещё на два шага.

И ещё трижды верный «Грач» изрыгает короткий лай и пламя.

Девять. Восемь. Семь.

Интересно, успеет ли он сменить обойму, если они не остановятся?

Бау-м! Бау-м!

Шесть. Пять.

Меньше десяти шагов до крыльца. Почему они не бегут? Идут, как заведённые куклы. Гипноз, не иначе. Или колдовство. Хотя какая, на хрен, разница…

Бау-м!

Четыре.

А их семеро. Четыре мужика, три бабы. Эх, сколько ребятни осиротеет сегодня — кошмар. Главное, чтобы ночью потом не снился.

Бау-м!

Три.

Пять шагов.

Он отступает к самым дверям, упирается в них спиной.

Где Симай? Рядом его нет. Вспомнил, где видел подобное. В своём воображении, когда читал «Тёмную башню» Стивена Кинга. Там Стрелок в самом начале убивает целую деревню околдованного народа. Мужчин, женщин, детей, стариков — всех. Убивает хладнокровно, спасая свою жизнь. В точности, как и он сейчас.

Бау-м!

Два.

Здесь нет детей и стариков. Уже легче. Но это не воображаемая сцена из книги, тут всё по-настоящему. И промазать трудно. Потому что на таком расстоянии промажет разве что ребёнок. Детей же, как мы уже выяснили, здесь нет.

Бау-м!

Один.

Они уже ступили на крыльцо. Четверо. Два мужика, две бабы. И теперь он видит, что у обоих мужиков в руках ножи. Откуда только достали — в лаптях же… Без паники.

Бау-м!

Последняя пуля в обойме сбрасывает одного из мужиков с крыльца.

Второй делает шаг вперёд, отводит руку с ножом для удара. Обе бабы по бокам готовы вцепиться пальцами в глаза. Ему кажется, или та, что справа, беременна? Этого ещё не хватало…

Пустая обойма вылетает из рукоятки пистолета, пальцы нащупывают в кармашке кобуры вторую, выхватывают, с щелчком досылают на место.

Не успею, блин с чебурашкой…

Беременная (или просто живот выпирает из сарафана, не пойму?) с пронзительным, режущим душу визгом кидается на него.

Сыскарь одновременно выбрасывает вперёд ногу и передергивает затвор, посылая в ствол патрон из обоймы.

Нога погружается бабе в живот.

Баба хватает его за ногу, вцепляется в неё зубами.

Сыскарь матерится, стреляет.

«Беременная» отпускает ногу и боком падает на крыльцо. Пуля разносит ей голову.

За спиной мужика, который уже приблизился на расстояние удара так, что Сыскарь не успевает в него выстрелить, материализуется Симай. В руке цыгана длинный нож или кинжал, по-видимому, тот самый, что был у полуголого до того, как его убил Сыскарь. И этот нож-кинжал кэрдо мулеса быстро и молча всаживает мужику под левую лопатку.

И тут всё заканчивается.

Последняя оставшаяся в живых баба останавливается, замирает, потом хватается за грудь и с каким-то жутким полувсхлипом-полухрипом пытается втянуть в себя воздух, шатается и, наконец, валится с ног, как подрубленная. Её голова со стуком ударяется о дощатый настил крыльца.

«Сердце? — появляется в голове Сыскаря первая с начала бойни мысль. — Наверное. Бывает и так».

Ему приходилось убивать и раньше. Но это всегда был вооружённый враг, который стремился отнять его жизнь. Здесь тоже были такие. Но большинство остальных… Это же просто крестьяне. Жители деревни Люблино. Они собрались на ритуал принесения в жертву древнему богу Велесу точно так же, как совсем недавно крестьяне князя Долгорукого собирались к усадьбе своего хозяина посмотреть на сожжение двух оборотней. И он их всех убил. Всех, кроме стариков и детей (он вспомнил пацана, встреченного ими у реки и передёрнул плечами), которые остались дома, но с минуты на минуту, вероятно, появятся. Вот тут-то и начнётся второй этап веселья.

К чёрту, сказал он себе. Ты сделал то, что должен был сделать. Их смерть не твоя вина, а этого… длинноволосого в кафтане. Видишь? Его уже и след простыл. Скачет небось сломя голову, в ночь, спасает, крыса, свою шкуру за счёт крепостных. Видать, и впрямь он их заколдовал, по-другому это безумие не объяснить. Что за мир — колдовство, оборотни, вампиры, оживающие ночью мертвецы… Интересно, я всех убил или кто-то, возможно, ранен?

Пошатываясь, он спустился с крыльца, спрятал «Грач» в кобуру, похлопал себя по карманам и вспомнил, что оставшиеся сигареты, как и фонарик, должны быть в седельной сумке. Ну и хрен с ними.

Огляделся.

Симай уже разрезает верёвки, освобождая Дарью и Харитона. Вокруг лежат окровавленные тела, и, глядя на них, Сыскарь понимает, что не хочет оставаться здесь ни единой минуты. Будь оно всё проклято. Их заманили в ловушку и хотели убить. Что ж, не получилось. И теперь пусть оно всё будет проклято. Похищенных они спасли, это главное. Теперь нужно ехать в Москву, встречаться с Бертраном, потом выходить на Якова Брюса и постараться вернуться домой. Ну его на хрен, этот ваш восемнадцатый век, господа. Слишком много здесь крови.

Сыскарь хочет спросить у Симая, где могут быть их лошади, и тут его выворачивает.