Бойцы моей земли: встречи и раздумья - Владимир Федоров

«Арктический роман» своей достоверностью напомнил мне «Далеко от Москвы» Василия Ажаева. Что же касается формы, то она особенно «прощупывается» в финале романа: с лирическим письмом героини здесь соседствует скупая радиограмма героя. Лиризм и документальность. Интересно вспомнить рассказ Валерия Осипова, кстати сказать, тоже «полярный», который так и называется «Рассказ в телеграммах». Время властно диктует лаконичную и выразительную художественную форму.

В свое время наши читатели и печать тепло встретили повесть Семена Новикова «Справедливость», полную гражданского пафоса, правильно ставившую морально–этические проблемы современности. Мне запомнился отзыв об этом произведении Галины Серебряковой в газете «Советская Россия», который она так и назвала «Книга о справедливости»: «Язык книги Новикова хорош, точен. Диалоги острые, конфликты жизненны, волнующи, его герои — выхваченные из жизни люди».

И вот вышла в свет новая повесть Семена Новикова «Тюльпанам цвести», во многом очень родственная предыдущей вещи но позиции автора, знанию жизни, хорошей публицистичности. Если в центре «Справедливости» был коллектив журналистов, то в новой повести главной героиней является учительница литературы Анна Столярова. Автор тонко раскрывает психологию ее мужа Матвея Столярова, который самым искренним образом стремится внешне подражать секретарю обкома партии Ивану Журавлеву, человеку большой души, принципиальному и демократическому. Но Столярову не хватает в работе и в общении с людьми именно той сердечности.

Через многие испытания проходит в повести Семена Новикова его главная героиня. Нюше, бросившей работу, еще суждено стать Анной Прохоровной, преподавательницей литературы в школе. Многие хорошие люди помогут ей снова обрести себя. Но ее ждут и утраты, даже разрыв с любимым человеком. Да, настоящее призвание, дело всей жизни человеческой, требует мужества.

Мне невольно вспоминается и повесть Владимира Андреева, «Два долгих дня», правдиво рисующая будни войны. Отход наших войск прикрывают пять солдат. Автор заглядывает глубоко в их душевный мир.

Лирическая концовка оттеняет сдержанное повествование, близкое к документальности. Автор «Двух долгих дней» прошел хорошую школу журналистики. Повесть издана в библиотечке «Короткие повести и рассказы» издательством «Советская Россия». Доброе дело делает эта библиотечка. С интересом прочел я в ней и новеллы Александра Зеленова, где чувствуется неподдельный гуманизм автора, его вера в человека, в добро.

Много лет занимался журналистикой Андрей Фесенко. Он хорошо знает современное село. И вот я читаю его новую повесть «С добрым утром, Марина», где рассказывается о девушке, приехавшей в колхоз работать киномехаником. Писатель тонко уловил, как жаждет настоящей культуры молодежь в нынешнем селе. И надо сказать: образ увлеченной, ищущей главной героини ему удался.

Герои Бориса Иванова, Юрия Грибова, Андрея Фесенко, Владимира Андреева, Леонида Почивалова, Николая Сизова, Александра Зеленова активно утверждают свой взгляд на мир. Мне кажется, что рождение среди наших документалистов новых и новых лириков — явление интересное и обнадеживающее.

НАШИ ПОИСКИ

На мой взгляд, так называемая лирическая проза объединяет очень разные, иной раз полярные друг другу по форме и содержанию произведения и вообще очень слабо исследована нашими литературоведами и критиками. Есть произведения лирической прозы, где выдержан принцип историзма, и есть такие произведения, где он отсутствует.

Первые попытки разобраться, что из себя представляет лирическая проза, в частности, повесть в новеллах, уже сделаны. Послушаем, что об этом интересном процессе в современной литературе говорят литературоведы. Несколько лет назад в журнале «Волга» была опубликована статья Б. Смирнова «Повесть в новеллах и эволюция очерка», который отмечает: «За последние годы в советской художественной прозе появился ряд оригинальных произведений на так называемые деревенские темы, жизнь в которых воссоздается не в строго организованном сюжетном полотне, а как бы в новеллистической мозаике» и ссылается на творческий опыт Михаила Алексеева, Сергея Крутилина и автора этих строк.

Интересны мысли Владимира Солоухина, написавшего предисловие к повести М. Алексеева «Хлеб — имя существительное». «Напрасно стали бы мы искать в алексеевской повести завязку, кульминацию, развязку, как этому учили нас, бывало, в школе. Писатель взял как бы крупный самоцвет и, медленно поворачивая его перед нами и ярко освещая своим талантом, показал нам каждую, его грань». Дальше он говорит о повести в новеллах как о качественно новом этапе деревенской прозы. Прав В. Смирнов, когда отмечает, что известные очерки самого В. Солоухина есть «особый, своеобразный вид художественной прозы», родственный повести в новеллах. Любопытно мнение старого очеркиста Михаила Жестева, что «очерк может входить да и входит в любой жанр — будь это новелла, повесть или роман».

По–моему, это очень тонкое и верное наблюдение. Сошлюсь на собственный опыт. Работая над «Сумкой, полной сердец», я учитывал плодотворный «багаж» очерков Валентина Овечкина и того же Михаила Жестева с его интересной очерковой книгой «Золотое кольцо». В литературе взаимовлияния — вещь обычная. Главное, чтобы они были не внешние. Так непосредственным толчком для формы «Сумки» послужила повесть известной шведской поэтессы и прозаика Сельмы Лагерлеф «Сага о Гесте Берлинге», на которую в свою очередь оказали большое влияние гоголевские повести.

Мне кажется, ограничивать повесть в новеллах, а я бы добавил и роман в новеллах, рамками только «деревенской прозы» — неверно. Стоит только вспомнить роман в новеллах «Тронка» Олеся Гончара, который явно не влезает в сугубо «деревенскую прозу».

Мы не имеем права забывать и о богатейшем опыте русской классической литературы. Легко доказать, что создателями лирической прозы были Гоголь, Лермонтов и Тургенев. У них есть прекрасные образцы повести в новеллах («Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, ч<3 аписки охотника» Тургенева) и романа в новеллах («Герой нашего времени» Лермонтова, «Мертвые души» Гоголя).

Наконец, вспомним опыт советской литературы довоенных и военных лет. «Разгром» Александра Фадеева и «Педагогическая поэма» Антона Макаренко — это, по существу, романы в новеллах, а повесть Николая Чуковского «Княжий угол» и повесть Веры Пановой «Спутники» — это повести в новеллах. Безусловно, все мы, авторы нынешних повестей в новеллах и романов в новеллах, сознательно или подсознательно использовали весь этот богатый опыт.

Недавно в издательстве «Знание» вышла книжка кандидата филологических наук Веры Синенко «О повести наших дней». Автор, анализируя современные повести, разделяет их на повесть–драму, где заострен сюжет («Кража» В. Астафьева, «Жив человек» В. Максимова, «Беглец» Н. Дубова, «Поденка — век короткий» В. Тендрякова и другие), на лирико–документальную повесть («Владимирские проселки» В. Солоухина, «Дневные звезды» О. Берггольц, «Мой Дагестан» Р. Гамзатова, «Люблю тебя светло» В. Лихоносова и другие), на повести в новеллах («Хлеб — имя существительное» М. Алексеева, «Белый ангел в поле» Н. Грибачева, «Лето моего детства» Ю. Нагибина, «Своя земля и в горсти мила» 10. Сбитнева и другие).

Со многими мыслями В. Синенко можно согласиться. Она права в том, что «М. Алексееву важно выявить «физиономию» селения, «характер» которого во многом определяется неким «набором» лиц и что «Ю. Сбитнев в серии новелл о жизни приокских деревень воссоздает облик народа трудолюбивого и щедрого, терпеливого и сильного».

Скажу больше. По–своему добрая, тихая тетя Ариша из повести Юрия Сбитнева совершенно не похожа на добрую и когда надо жестковатую почтальоншу тетку Арину из моей повести в новеллах, как не похожи и сбитневские герои на алексеевских героев. Из своих жизненных наблюдений Сбитнев создал обобщенный образ приокской деревни Пешня и образы ее жителей, для многих из которых характерна привязанность к своему любимому делу. Своеобразным глашатаем, объясняющим смысл этой привязанности, является мудрый старик Лукьян Калиныч.

Однако я никак не могу согласиться с утверждением В. Синенко, что «драматическое напряжение, вызываемое событиями внутри новеллы–клетки, действует на коротком расстоянии ее длины» и исчезает бесследно. Не убеждает меня и ссылка на критика Н. Яновского: «Неизбежно наступает момент, когда произведение останавливается во времени». И дальше собственное утверждение В. Синенко: «Думается, что недостатки этой художественной формы, не так заметные первоначально из–за ее общей новизны, все более обозначаются сегодня в книгах молодых писателей…» Во–первых, новизна этой формы относительная, во–вторых, о каждой форме надо судить по лучшим образцам. Сколько в тургеневских «Записках охотника» новелл? Целых двадцать пять! Однако мы что–то не чувствуем, чтобы где–либо спало напряжение и произведение «остановилось во времени». Все зависит от мастерства писателя, от его темперамента, от желания помочь людям разобраться в сложностях жизни.