Одно сердце на двоих - Анастасия Киселева

Веселье понемногу близилось к полуночи. Кто-то из гостей уже успел откланяться, лица нарваннских магов больше не мелькали в толпе: Юнона краем глаза заметила, как уходил ее непрошеный наставник.

Сама девушка, притомившись, покинула ряды танцующих, и голубоглазый маг, оказавшийся на тот момент ее кавалером, галантно проводил ее к креслам и даже принес бокал с вином.

После пары глотков Юни почувствовала, что у нее закружилась голова. В зале стало невероятно душно, на девушку нахлынула слабость. Попытавшись встать, она чуть не рухнула назад.

— Тише-тише, — Нарон придержал девушку, помогая ей восстановить равновесие. — Не так быстро. Потихоньку, полегоньку. Кажется, наш праздник подошел к логическому концу.

Придерживаемая голубоглазым целителем, Юнона кое-как добралась до выхода, мечтая только о том, чтобы ее не стошнило по дороге. В коридоре стало легче, головокружение начало потихоньку отступать, но из-за слабости девушка почти не обращала внимания, куда ведет ее нарваннский маг.

Когда Юни снова начала воспринимать реальность, от бального зала ее отделяли несколько коридоров, десятков пять ступеней и источающие холод каменные стены глубокого подвала, освещаемого все тем же зеленоватым огнем. Подземный проход закончился массивной деревянной дверью, возле которой стояли два стражника. Они с подозрением рассмотрели приближающихся гостей, но посторонились, позволяя пройти.

Переступив порог, Юни оказалась в довольно просторном округлом помещении. За спиной глухо ударила дверь, лязгнули засовы. Нарон подтолкнул девушку вперед и отступил, перекрывая выход.

— Что все это значит? — Медленно спросила Юни, оглядывая темные стены, сложенные из крупных шершавых камней; странные, похожие на огромные кристаллы, колонны, разгоняющие полумрак мягким свечением и служащие единственным источником света здесь; приземистую каменную плиту посередине, напоминающую одновременно обеденный стол и низкое ложе. Вот присутствующие здесь люди все были знакомыми: некромант, менталист, дорогой наставничек да боевой маг Славрод. Гортемиус не пришел; Нарон был пятым.

— Что здесь происходит? — С нажимом повторила Юнона, пытаясь за металлом в голосе скрыть безотчетный страх.

Маги переглянулись, и вперед выступил Лиорэль. Он набросил на плиту дорожный плащ, отчего та почему-то обрела окончательное сходство с алтарем, и приглашающе кивнул.

— Ложись.

— Это еще зачем? — Юни отступила, но за спиной стоял Нарон, и ей нехотя пришлось сдвинуться на несколько шагов в сторону.

— Времени мало, — отрезал Владыка. — Тебе все объяснят позже. Думаю, завтра ты будешь уже в полном порядке. В любом случае рядом с тобой останется лучший целитель Нарванны.

Юни сглотнула: от «объяснения» наставника у нее побежали мурашки по коже.

— Я ни в чем участвовать не буду, — замотала она головой, отступая.

«Лана!» — Мысленный зов был полон настоящего ужаса, но Юноне никто не ответил. — «Лана!»

— Будешь, — отрезал наставник и шагнул вперед, хватая взвизгнувшую девицу за руку. — Нашему мастеру-некроманту улыбнулась невиданная удача: в закромах Лайтмиста ему удалось отыскать и расшифровать описание одного очень интересного ритуала. Все необходимое подготовлено: лорд Валдрэль предоставил нам место, Славрод долго подбирал состав зелья, которое позволило привести тебя сюда без слез и криков, мастер-менталист обеспечил, что никто не вмешается в разгар действа, а тебе всего лишь требуется не сопротивляться. И тогда больше никто не сможет использовать тебя в своих далеко идущих замыслах, дергая за ниточку, как марионетку, и исподволь планируя переписать ход истории.

Юни истошно закричала, когда эльф, игнорируя сопротивление, потащил ее к центру помещения, и вперед тут же шагнул менталист. Одного его взгляда хватило, чтобы у девушки подломились ноги, а по всему телу вновь разлилась предательская слабость. Лиорэль подхватил ее и довольно бережно уложил на плиту.

— За что?! — Прошептала девушка, бессильно перекатываясь головой по плащу, слабо спасавшему от исходящего от камня холода.

Маги проигнорировали ее вопрос, становясь по бокам плиты: Фассат в ногах, Отец-Дракон в чужом человеческом теле — в изголовье. Нарон отошел от двери, но встал подальше, так чтобы не мешать. Но при этом отчетливо видеть жертву. Зазвучал неровный речитатив: один за другим маги подхватывали заклятье на странном, чуждом языке.

Вот теперь Юноне стало по-настоящему страшно.

— Старейший, — взмолилась она. — Остановитесь, прошу! Я ведь вам доверяла, я считала вас другом!

Она просила так, как не просила никогда до этого. Не за себя — за Киэ'Ланарт.

Ни одной эмоции не промелькнуло на сосредоточенных лицах.

— Владыка, — дернулась Юнона, пересиливая собственную гордость. — Между нами никогда не было гладко, но ведь все еще можно исправить. Пощади…

Девушка не договорила: мастер-некромант вступил в свою очередь, и горло жертвы перехватило спазмом, позволяя выдавить только хрип. Язык заклинания был девушке незнаком, да и звуки доходили, как через ватную подушку, но с каждым новым словом внутри крепло отчаяние, предчувствие неминуемой беды, и оживало в памяти все самое черное, самое страшное, с чем Юноне приходилось сталкиваться на своем пути. Смотрели испуганные глаза сжимавшего меч человека, и тело корчилось, вновь терзаемое чудовищной жаждой убийств. Опять замирало сердце от чувства вины. Вновь под ногами разверзалась бездна, и дух захватывало от падения и ожидания удара о скалы. Вспоминалась и другая пропасть под ногами — и крепкая хватка палача.

Странно, но именно воспоминания о Венджере удержали Юнону на краю поглощающей ее пустоты. Когда тот сумел противостоять Ковену, и сейчас Юни, как никто, понимала и разделяла его отношение к нарваннским магам. Последним отчаянным усилием девушка вызвала из недр своей памяти все самые светлые, самые ценные воспоминания: жмурящийся на солнце белый волк, развалившийся на плоском валуне; дух захватывающий восторг от полета на спине дракона; теплая земля, пружинящая под подушечками лап; сияние солнечных лучей на спинах волшебных единорогов…

На какой-то краткий миг Юноне показалось, что у нее получится сбросить с себя чужие чары, что ей почти удалось дотянуться в отчаянном призыве до подруг… А потом чужая воля переломила ее собственную, сминая яростное сопротивление и увлекая во мрак. Светлое обернулось темным: воспоминание о чудесных единорогах резануло по сердцу обидой. Восторг полета выбил воздух из легких болью предательства, а могучий белый волк предстал в другом виде: безжизненный, окровавленный. Только память о бывшем враге не удавалось вывернуть, но этот образ был слишком слаб, чтобы поддержать силы Юноны в неравной борьбе.