Прикосновение - Розалин Уэст

— Тогда перестань прятаться за ними, черт возьми! Неужели так трудно поверить, что я беспокоюсь о тебе?

— Да! — вырвался у нее возглас унижения и стыда.

— Что ж, отлично. — Его собственный стыд и тяжелое чувство вины заставили его спрятаться за завесу оскорбленной гордости. — Тогда храни свою святость ради всей пользы, которую она тебе приносит. Наслаждайся своим одиночеством, оплакивай саму себя. Единственный, кто сочувствует тебе, — это ты сама, Джуд.

Долтон поднялся на ноги и стал одеваться, а Джуд, не двигаясь и не осмеливаясь даже попытаться что-либо сказать в свою защиту из-за раздиравшего ее смятения, наблюдала за ним, пока он не надел на себя все, кроме куртки.

Тогда она тоже встала, гордая и несгибаемая, надела ночную сорочку и, нагнувшись, подняла теплую овечью куртку с приставшей к ней сухой травой. Ничего не говоря, она протянула ее Долтону, но ее скованный жест сказал ему все. Он взял куртку, так же ничего не говоря, так же чувствуя растерянность, но не имея сил свернуть на дорожку, ведущую к Джуд.

Вероятно, все было так, как и должно было быть.

— Джуд…

— Просто уходи, — твердо сказала она, борясь с влагой, наполнявшей ее глаза; ей хотелось, чтобы он ушел до того, как она даст волю слезам.

Но Долтон не мог так просто оставить ее. Джуд не сопротивлялась его неожиданному крепкому объятию, не противилась его поцелую, а вернула его с ненасытностью, с неутолимой жаждой, вцепившись пальцами ему в волосы и втянув в себя его губы. А затем с той же лихорадочной поспешностью она резко оторвалась от него и зашагала через двор к темному дому. Мгновение Долтон смотрел на нее, восхищаясь ее решительной походкой и в то же время проклиная ее упрямство, а потом, задув лампу, вышел к своей лошади, грубым рывком развернул ее и направился прочь еще до того, как Джуд поднялась по ступенькам к дому. Он так и не увидел, как она без сил ухватилась за опорный столб и ее тело тряслось от беззвучных рыданий, когда она прислушивалась к стуку копыт, уносивших прочь его и все ее надежды.

— Ты позволила ему уехать. — Тихий голос неожиданно вторгся в страдания Джуд, и сквозь пелену слез она смутно увидела фигуру Джозефа. — Должно быть, я стал стар. Я думал, ты так же хотела, чтобы он остался, как он не хотел уезжать.

— Такие люди, как он, не остаются рядом, когда в них нуждаются, если только им не заплатят хорошие деньги, — с горечью сказала она.

— Что хорошего в таких людях? — видимо, соглашаясь, спросил Джозеф.

— Ничего хорошего, — презрительно фыркнула Джуд, заставив себя выпрямиться в попытке вернуть себе чувство собственного достоинства.

— Кому нужен мужчина, думающий больше о своей работе, чем о своей женщине? Лучше, что он уехал.

Она кивнула, пытаясь убедить себя, что так и есть, и Джозеф тоже кивнул, очевидно, одобряя ее решение.

— Наемник, не подходящий для меня мужчина — все так, как вы сказали.

— Человек, который убивает ради удовольствия, человек без чести.

— Нет, — возразила Джуд, встав на сторону Долтона. — Это неправда. Долтон не такой. Он честный. Именно гордость не позволяет ему бросить дело, которое он считает несправедливым.

— Необоснованная гордость, — провокационно заметил Джозеф.

— У него есть основание, есть причина. — Она запнулась. Взглянув на вещи с его точки зрения, она значительно изменила свое отношение ко всему. Если бы не это непоколебимое чувство чести, Долтон был бы похож на своего друга Джонса, и сейчас она не плакала бы по нему. Присев на верхнюю ступеньку, Джуд обхватила руками согнутые колени. — О, Джозеф, я попросила его бросить все, что имеет для него смысл в жизни, а он сказал обо мне ужасные вещи… и, я думаю, он был прав в том, что сказал. Я настаивала, чтобы он сделал выбор, а потом прогнала его, когда он выбрал не то, что я хотела. Я рассердилась, потому что он не отступился от данного им слова. Но разве я намного лучше, если заявила, что кусок земли стоит дороже, чем человек, которого я люблю? — Она взглянула на старика и доверительно сказала: — Да, я люблю его, — как будто ей нужно было отстаивать свои права.

Джозеф только кивнул, его взгляд был полон понимания и печали.

— Люди моего племени ценили землю дороже своих жизней, и теперь никого из них больше нет. Но они умерли, не поступившись своей честью.

Джуд вытерла глаза и грустно сказала:

— Он просил меня уехать, отвезти вас и Сэмми в безопасное место, но я не уеду. И не хочу умереть здесь, Джозеф. Он был для меня всем, а я позволила ему уехать. Что мне теперь делать? Я никогда не увижу его снова, он никогда больше не вернется.

Джозеф ничего не ответил. Он был старым и мудрым человеком, который знал, что влюбленные молодые люди подчас обижают друг друга, идут наперекор своим сердцам. Он и сам делал много такого ради любви женщины, которая не собиралась принадлежать ему, и знал, что такое сердечная боль. И он понимал Долтона гораздо лучше, чем Джуд, которая полагала, что никогда больше не увидит своего любимого — в этом она сильно ошибалась.

Глава 23

Самым трудным из всего, что когда-либо приходилось делать Джуд, оказалось встать на следующее утро, не приняв никакого решения.

Она крутилась и вертелась весь остаток ночи, пытаясь здраво обдумать будущее, невзирая на то что запах Долтона, впитавшийся в ее кожу, не переставая терзал ее чувства. Его слова, одновременно жестокие и добрые, все время эхом звучали у нее в мозгу. Она никак не могла найти выход из создавшегося противоречивого положения. Ей нужен был Долтон, и она хотела согласиться со всем, что он предлагал, но она не могла принять предложение, за которое нужно было заплатить жизнью друзей. Долтон был прав: ни земля, ни станция никогда не были ее мечтой. Если бы не ее верность отцу, она не задумываясь продала бы и то и другое. Но если она сейчас продаст их, это будет измена соседям, ради собственной выгоды она подорвет силу их сопротивления. Всю свою жизнь Джуд действовала во имя интересов других, и теперь этой привычке трудно было изменить. И что ее ждет после того, как она пожертвует всем ради идей, которых не разделяет, пожертвует мужчиной, которого любит, ради чьих-то чужих принципов? Одинокая жизнь там, где ей никогда не нравилось жить. Пусть Джуд была глупой, но у нее тоже было чувство чести, которого она придерживалась. Пойманная в ловушку гордости, она ничем не отличалась от Долтона. И он был прав, когда говорил о ее страхе. Насколько легче было решать за других, чем принять решение, касающееся собственных интересов.

Неужели так плохо хотя бы однажды подумать о себе и нуждах своей семьи? Не на Джуд лежит ответственность за ситуацию, сложившуюся в долине, она не опекун своим соседям, у них есть такой же выбор, как и у нее. Или предполагается, что она должна чувствовать за собой вину, если они решат остаться и умереть, а она выберет жизнь? Только что за жизнь будет у нее, если она будет знать, что эта жизнь построена на крови друзей? И как она может быть счастлива с Долтоном, зная, что он тот, кто пролил эту кровь?