Том 17. Джимми Питт и другие - Пэлем Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время Уилсон молча раздумывал, очевидно, мысленно вернувшись к бурному прошлому.
— В Маркет Бамстеде, сэр…
— Каком еще Маркет Бамстеде?
— В селенье, сэр, где я жил до приезда в Лондон.
— Ну и что?
— В Маркет Бамстед, сэр, сначала принято проводить юную леди из церкви, купить ей небольшой подарок, например — ленты, а на следующий день пойти с ней в сад и там поцеловать ее, сэр.
Рассказывая о приемах ухаживания, распространенных среди обитателей Маркет Бамстеда, Уилсон оживился, что совершенно не подобает добросовестному слуге. Чувствовалось, что судит он не по слухам, а по личному опыту. Прежде чем вернуться к задумчивой созерцательности, глаза его непрофессионально заблестели.
Ролло покачал головой.
— Это может сработать в деревне, — сказал он, — но в Лондоне не пройдет.
* * *Ролло Финч (к сожалению, в наше время нет закона, запрещающего родителям нарекать так своего отпрыска), был наделен от природы веселым нравом, но не избытком разума. Нравился он всем. Одних он пленял сам по себе, другие проникались к нему симпатией, узнав о том, что он унаследует миллионы своего дядюшки. В наследниках миллионеров есть необъяснимое очарование, способное смягчить самого отъявленного мизантропа.
Мать Ролло, в девичестве — мисс Галлоуэй, была родом кз Питсбурга, штат Пенсильвания, США, и Эндрю Галлоуэй, всемирно известный Король Подтяжек, изобретатель и владелец «Надежных и Проверенных», приходился ей братом. Его изобретение проникло во все уголки и расщелины земного шара. В любом, отмеченном цивилизацией месте, мужчины носили надежные и проверенные подтяжки.
Отношения между Ролло и этим благодетелем человечества всегда были самыми дружескими. Все знали, что, если дядюшка не женится и не снабдит мир, кроме подтяжек, маленькими Галлоуэями, все его деньги перейдут племяннику.
Итак, Ролло шел по жизни всеми любимый и счастливый, радостный и веселый. Таким ук ин был.
И все же, как у всех нас, бывали минуты, когда ему хотелось, чтобы дядя был чуточку постарше или послабее. Сейчас, золотой осенью жизни, властелин подтяжек обладал отменным здоровьем. Более того, как мы уже упоминали, он родился и жил в Питсбурге. Меж тем, известно, что голубей тянет к родному дому, а питтсбургских миллионеров — к хористкам. Что-то (возможно, дым), действует на них, как заклятие.
До сих пор Природе не удавалось взять верх над Эндрю Галлоуэем, и причиной был несчастливый роман, приключившийся с ним в молодости. Никто ничего точно так и не узнал, но поговаривали, что невеста воспользовалась прерогативой женщин,[57] то есть передумала. Случилось это, как ни печально, перед самой свадьбой, и, в довершение всего, она сбежала в Джерси-Сити с кучером жениха. Что бы ни произошло на самом деле, результат был налицо. Мистер Галлоуэй исключил прекрасный пол из своей жизни и с мрачной решимостью посвятил себя «Надежным и Проверенным», обретя в них утешение. Сердце может дать слабину под воздействием обстоятельств, сердце — но не подтяжки. Сколько ни тянет нас тоска, сколько ни гнетет, страсть, подобно брюкам, не вырвется из хватки самообладания.
Мистер Галлоуэй пребывал в этом расположении духа вот уже одиннадцать лет, и Ролло имел все основания полагать, что он останется в нем навсегда. Женитьба дяди на хористке пугала племянника, но время шло, беда не приходила, и его надежда крепла. Он принадлежал к тем молодым людям, которым суждено стать или наследниками, или никем. Наш век — время специалистов, и Ролло давно выбрал свой путь. Еще ребенком, едва способным связно выражать свои мысли, он понял, что его истинное призвание — наследник, и достиг совершенства. Требовался только шанс. Было бы обидно, если бы судьба этот шанс не предоставила.
В принципе, хористки не вызывали у него никаких возражений. Более того, он сам хотел сделать предложение одной из них. Именно это обстоятельство и послужило отправной точкой его раздумий, которые, в конечном итоге, привели к изобретению графика.
* * *Первые признаки того, что план начал действовать, Уилсон заметил, когда в понедельник вечером его господин велел купить средних размеров букет из лучших красных роз и доставить его вместе с запиской, адресованной мисс Маргарет Паркер, к театру Герцога Корнуолльского (служебный вход).
Уилсон выслушал все это серьезно и почтительно и собрался было выйти, но Ролло еще не закончил.
— Цветы, Уилсон, — многозначительно произнес он.
— Я вас понял, сэр. Немедленно ими займусь.
— Понимаете, к чему я клоню? Третья неделя, Уилсон.
— В самом деле, сэр?
На какое-то время Ролло погрузился в то, что он назвал бы раздумьем.
— Очаровательная девушка, Уилсон.
— В самом деле, сэр?
— Видели представление?
— Еще нет, сэр.
— Обязательно посмотрите! — воскликнул Ролло. — Послушайтесь моего совета и сходите на него поскорее. Я уже две недели сижу на одном и том же месте, в первом ряду партера.
— Вот как, сэр?
— Взгляды, Уилсон! Старый добрый график.
— Есть результаты, сэр?
— Пока все идет как надо. В субботу вечером она посмотрела на меня пять раз. Восхитительная девушка, Уилсон. Милая, спокойная, не то, что другие. Первый раз я встретил ее в ресторанчике, у Одди. Такие девушки сейчас — большая редкость. Вам она тоже понравится.
— У меня нет ни малейших сомнений в вашем вкусе, сэр.
— Вы сами ее увидите сегодня вечером. Если этот тип у служебного входа попытается помешать вам, суньте ему полкроны, или еще что-нибудь, и скажите, что вам нужно увидеть ее лично. Вы внимательны, Уилсон?
— Надеюсь, сэр.
— Понимаете, я хочу, чтобы вы внимательно посмотрели, как она примет цветы. Пусть она прочитает записку в вашем присутствии. Мне пришлось потрудиться, Уилсон. Это очень хорошая записка. В ней все ясно написано. И непременно проследите за выражением лица.
— Прослежу, сэр. Извините, сэр.
— Что еще?
— Чуть не забыл вам доложить. Незадолго до вашего прихода звонил мистер Галлоуэй.
— Как! Он в Англии?
Мистер Галлоуэй имел обыкновение время от времени посещать Великобританию, чтобы посовещаться с управляющим лондонским филиалом. Ролло уже привык, что ему об этих визитах не сообщают.
— Он прибыл два дня назад на борту «Балтики», сэр. Оставил вам сообщение, что проведет в Лондоне неделю и будет рад, если вы завтра пообедаете с ним в ею клубе.
Ролло кивнул. В подобных случаях он беспрекословно поступал в распоряжение дяди, чьи приглашения приравнивались к королевским приказам. В сущности, хорошо, что тот приехал сейчас. Если бы он появился через неделю или две, это сильно сместило бы график.
Клуб, к которому принадлежал Король Подтяжек, находился в роскошном, но унылом здании на Пэлл-Мэлл. Там царили мягкие ковры, неяркий свет и приглушенные звуки. Серьезные пожилые джентльмены бесшумно двигались туда и сюда или молча размышляли, погрузившись в глубокие кресла. Иногда посетитель чувствовал себя как в соборе, иногда — как в турецкой бане, а время от времени появлялось ощущение, что ты в приемной чрезвычайно преуспевающего дантиста. Все это было величественно, но наводило тоску.
Ролло провели в курительную, где его ждал дядя. Дяди этого было много. Горе, гложущее его сердце, не уменьшило размеров жилета, который появлялся раньше, чем его владелец, как Бирнамский лес[58] перед армией Макдуффа. Упитанная рука сжала руку племянника.
— А, мой мальчик! — весело пробасил мистер Галлоуэй. — Рад, что ты пришел.
Мы не станем утверждать, что Ролло посмотрел на дядюшку с интересом — он ни на кого не смог бы посмотреть с интересом, но лицо его приняло озадаченное выражение. То ли сердечность рукопожатия, то ли необычайная жизнерадостность голоса показывали, что с Королем Подтяжек произошла странная перемена. Последние несколько лет Ролло казалось, что сто с лишним килограммов мистера Гал-лоуэя выкованы из железа. Вид его словно говорил о том, что музыка жизни для него давным-давно умолкла. Неужели он поставил другую пластинку? Вроде бы да…
От длительных размышлений у Ролло начиналась мигрень. Поэтому он решил больше не думать.
— У вас прежний шеф-повар? — осведомился он. — Толковый тип! Люблю здесь обедать.
— Здесь?! — мистер Галлоуэй окинул дремлющих обитателей презрительным взглядом. — В этом забытом Богом мавзолее? Я уже сообщил, что выхожу из клуба. Если мне захочется чего-нибудь в этом роде, поеду в Париж, навещу тамошний морг. Банда старых проходимцев! Я заказал столик у Романо. Бери пальто и пойдем.
В кебе Ролло понял, что головной боли не избежать. Каковы бы ни были последствия, все это требовалось обдумать. Дядя весело болтал. Один раз он даже издал громкий возглас, полузабытый студенческий клич, словно вытащенный из туманных глубин прошлого. Племянник удивлялся. Так свернули они на Стрэнд[59] и остановились у дверей ресторана.