Деньги в банке - Пэлем Вудхауз

Пэлем Гринвел Вудхауз

Деньги в банке

Берту Хаскинсу с любовью от автора

Глава первая

Мистер Шусмит, известный судебный поверенный, глава адвокатской конторы Шусмит, Шусмит, Шусмит и т.д., откинулся в кресле и выразил надежду, что теперь его собеседнику все ясно.

Замечание это сопровождалось тем коротким сухим покашливанием, которое у поверенных означает конец беседы, и Джеф Миллер очнулся от своих раздумий. Мистер Шусмит всегда напоминал ему рыбу, и сейчас, пытаясь сообразить, какую же именно, он позволил себе немного отвлечься.

При этом он, правда, полностью пропустил мимо ушей, что должен говорить завтра на процессе «Пеннифадер против Тарвина», где ему предстояло выступать на стороне истца. Собственно за этим он сюда пришел, и собственно это мистер Шусмит объяснял, когда Джеф перестал слушать. Поэтому он решил ограничиться понимающим кивком.

— Полагаю, я осветил все пункты?

— Как лампочка.

— Вы согласны, что защита целиком построена на показаниях одного свидетеля, Лайонела Грина?

— Он — тьфу.

— Собственно, ваша задача — бросить сомнение на его рассказ. Вы должны сокрушить Грина.

— Сокрушу. Положитесь на меня.

— Печально, но придется, — отвечал мистер Шусмит.

Он вздохнул. Вы скажете, что ему не нравился Джеф, и будете совершенно правы. У Джефа есть свои поклонники, но Фредерик Шусмит никогда не принадлежал к их числу. За долгую и успешную карьеру он пережил немало потрясений, но худшее преподнесла ему единственная дочь, когда, несколько недель назад, притащила домой этого лоботряса и обычным безапелляционным тоном объявила, что выходит за него замуж.

Мистер Шусмит пробормотал тогда «о, боже» или другую вежливую фразу, но и она потребовала немалой выдержки. Ничто в Джефе не вызывало у будущего тестя желания махать шляпой и приплясывать на цыпочках. Мистеру Шусмиту не понравились соломенные волосы, буйный нрав и расхлябанное поведение. Вот и сейчас будущий зять нимало не напоминал идеального юного адвоката, получающего наказ для первого выступления в суде. Напротив, все его поведение свидетельствовало о полной безответственности. Мистер Шусмит слегка жалел Пеннифадера, чью судьбу вверял этому юнцу.

Однако Миртл потребовала, чтобы ее нареченному дали случай снискать неувядаемую славу (по крайней мере, ту ее крупицу, которую возможно снискать, выступая на стороне таксиста, подавшего в суд на художника по интерьерам за удар кулаком в живот), а мистер Шусмит давно понял, что бессмысленно противиться желаниям Миртл.

Так что теперь он только вздохнул и встал, всем видом показывая, что на сегодня с него хватит.

— Ладно, — произнес он, изобразив легким сокращением лицевых мускулов нечто вроде улыбки, — будем надеяться на лучшее.

— В точку, — серьезно согласился Джеф. — Помните, что сказал Хенгист Хорсе перед сражением или когда там?

Лицо мистера Шусмита выразило удивление. Он не знал, что его новый компаньон подкован в древнесаксонской истории.

— Э… мм… нет. Так что?

— Хорса, держи хвост пистолетом! До скорого! — произнес Джеф. — До скорого!

Он вышел из конторы и упругой походкой двинулся на восток. При все своих моральных изъянах Джеф Миллер был хорошо сложенный, спортивный молодой человек, не из тех слабаков, что берут такси от здания корпорации барристеров до Холсикорт, Мейфэр, где он снимал квартирку. Джеф в разное время защищал честь университета и даже страны на футбольном поле, так что легко мог бы пройти и больше.

Шагая по улице, он поймал себя на том, что вновь думает о мистере Шусмите — не о внешности, ибо размышления в конторе завершились выводом, что будущий тесть похож на треску — но о характере и поведении. Сухарь, бука, старый зануда, заключил он, из тех, с кем мне никогда не сойтись. Джеф тщетно пытался придумать хоть один вопрос, на который они с папой Шусмитом могли бы смотреть одинаково.

Однако вопрос такой был, причем самый животрепещущий. Как мы помним, мистер Шусмит не одобрял помолвку своей дочери с Джефом. Не одобрял ее и сам Джеф. Не будет большим преувеличением сказать, что от одной мысли надеть пиджак, полосатые брюки и направиться с Миртл Шусмит к алтарю, у Джефа мурашки бежали по коже и возникало такое чувство, будто глотаешь бабочек.

Он до сих пор не вполне ясно понимал, как это стряслось. У него осталось смутное впечатление, что сам он вообще ни при чем. Похоже, он что-то сболтнул, а эта жуткая девица вообразила, что ей сделали предложение. Главное, он решительно не помнил, что такого сморозил. Только что он беспечно трепался на вечеринке с Миртл Шусмит, а в следующий миг уже с ужасом слушал о пироге и подружках. Все произошло внезапно, как землетрясение, торнадо или другое стихийное бедствие.

Впрочем, несмотря на туманные обстоятельства, одно оставалось ясным — чувство, которое вызывала в нем Миртл, любовью не назовешь.

Любовь, думал Джеф (а он о таких вещах думал) не оставляет у тебя ощущения, будто ты стоишь на одной ноге, боясь шелохнуться. В школе у них дважды в неделю проходили уроки физкультуры с элементами строевой подготовки, которые вел отставной старший сержант — так вот, в присутствии бравого военрука на него нападала та же нервозная робость, что и теперь перед Миртл Шусмит, а сказать, что он любил старшего сержанта, значит погрешить против истины.

С неотступным (свадьбу назначили на пятое июля, сейчас было десятое июня) чувством, что угодил в капкан, Джеф пересек Беркли-сквер и вступил в Холси-корт.

Денек выдался отличный, как и положено в июне. В сотнях тысяч домов барометры, несмотря ни на какие щелчки, упорно показывали «ясно», и синее небо подтверждало их правоту. Однако в стоячей тинистой заводи, где очутился Джеф, было сумрачно и серо. Холси-корт никогда нельзя было назвать солнечным. Его фирменным отличием было иное — запах вареной капусты. Впервые в жизни Джеф заметил, что ему не нравится этот запах. Он предпочел бы что-нибудь вроде розы или лаванды.

Такой переменой во вкусах он был обязан мыслям о предстоящем браке, потому что раньше Холси-корт устраивал его во всех отношениях. Место пусть и затхлое, но тихое, а это было для Джефа главное. Хотя он и сдал экзамен на адвоката (потому что так хотел богатый крестный) и готовился заняться практикой (потому что этого требовала Миртл) в душе он оставался литератором. Он писал про трупы баронов в роскошных библиотеках, и монастырская тишь Холси-корт помогала ему творить.

С растущим чувством, что он, словно какой-нибудь шекспировский персонаж, запутался в силках судеб, Джеф прошел в узкие ворота и свернул направо, оказавшись таким образом прямо перед домом, на третьем этаже которого снимал комнату. В квартире его встретила мамаша Болсем, добродушная толстуха, исполнявшая при Джефе обязанности экономки и заботливой матери.

— А, вот и вы, сэр! — воскликнула мамаша Болсем. Она всякий раз радовалась ему, словно блудному сыну, и за это Джеф любил ее еще больше. — Только вы вышли, позвонила мисс Шусмит.

Джеф вздрогнул.

— Она что, в Лондоне?

— Нет, сэр. Она звонила из деревни. Я сказала, что вы пошли к ее отцу, и она обещала перезвонить. Надеюсь, все прошло хорошо?

— Что прошло?

— Разговор с ее отцом.

— А, да. Вполне. Дайте-ка вспомним, насколько подробно я изложил вам состояние дела.

— Вы говорили, что, кажется, этот джентльмен предложит вам выступить от его имени.

— Да, так и вышло. Все улажено. Я выступаю на стороне Эрнста Сирила Пеннифадера, таксиста, который призывает карающую длань закона на голову Орло Тарвина, художника по интерьерам, утверждая, что в результате спора о вознаграждении означенный Тарвин нанес ему удар или толчок, после чего мой клиент бежал в страхе за свою жизнь. Любопытно, поскольку показывает, что за робкий, впечатлительный народ таксисты, однако для человека моих дарований несколько мелковато. Впрочем, надеюсь, изничтожение Грина принесет мне несколько очков.

— Что-что?

— Похоже, второй художник по интерьеру, некий Лайонел Грин, присутствовал при упомянутых событиях и утверждает, что инкриминируемый ответчику удар или толчок был скорее дружеским тычком либо шлепком. Насколько я понимаю, линия защиты — «Посмеемся и забудем, Дж. Дж. Миллер». Что ж, посмотрим. Я получил указание сокрушить Лайонела Грина, и сокрушу его в мелкие дребезги. Я буду, разумеется, сама вежливость — вкрадчивый, учтивый

— но когда я покончу с Грином, собирать будет нечего. Впрочем, какая это все мерзость! Что мне до мелких ссор между жалкими козявками? Мое место — за письменным столом. Особенно сейчас, когда у меня родился замысел нового романа. Такая конфетка должна выйти! Это что, телефон?

— Да, сэр. Мисс Шусмит, наверное.

— Жуть, но вы, вероятно, правы.

Звонила и впрямь мисс Шусмит. Голос ее можно было сразу узнать и по безупречно четкому выговору, и по властным ноткам. Среди прочих преград на пути к истинному единению душ была и ее манера говорить с Джефом, словно с трудным воспитанником.