Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев

СССР, надо вспомнить, что в советские времена создавать исторические романы, писать правду, вспоминать многие важные факты истории, было очень нелегко. Многие дореволюционные издания были запрещены, документы уничтожены, архивы недоступны, и, оставшееся, приходилось собирать буквально по крупицам.

Для работы над своими романами Валентин Савич собрал великолепную библиотеку редких книг, доставал, где мог, и анализировал добываемые по случаю документы, создал уникальную картотеку. Это был поистине неустанный, титанический труд, не только романиста, но и самого скрупулезного и дотошного историка. Те, кто бывал в его рижской квартире, поражались богатством его архивов.

Пикуль был человеком широкой души, настоящий матрос, душа нараспашку, тельняшку он почти не снимал, свои немалые гонорары щедро раздавал направо и налево. Но себе цену хорошо знал, был тверд во взглядах, упрям и непреклонен в достижении поставленной цели. Всенародный успех писателя без аттестата, который, к тому же имел не простой характер, не шел на компромиссы и не заискивал у «сильных мира сего», не участвовал в литературных «тусовках», породили для него влиятельных недоброжелателей. Писателя замалчивали, маститые критики отзывались о его творчестве пренебрежительно, цензура вымарывала из его книг многие эпизоды, а «серьезные» историки его ругали за «ошибки», справка о популярнейшем в народе авторе даже не вошла в пятый том «Краткой литературной энциклопедии». Кое-кто его просто ненавидел. Когда утонул сын его жены Виктор, Пикуль был уверен, что это подстроили его враги.

«Нечистая сила»

Настоящий скандал вызвал его роман «Нечистая сила» («У последней черты»), посвященный Распутину. Говорили, будто роман не понравился супруге Леонида Ильича. Слишком уж откровенным было сходство оргий и безобразий, которые творились в разложившейся верхушке царской России накануне 1917-го года, с брежневскими временами. Но ругала роман не только проворовавшаяся партийная элита и либеральная интеллигенция, называвшая его «гнусной бульварщиной». Не все приняли его и в патриотически настроенной части общества. «Такой «распутинской» литературы в России не видели еще и в самые немые и постыдные времена», – писал известный критик Валентин Курбатов.

А сегодня оценка событий вокруг Распутина Пикулем не совпадает с новыми сведениями, которые говорят о том, что его устранение было на самом деле делом рук английской разведки, стремившейся сокрушить Россию, а также с тем, как оценивает загадочную фигуру старца русская православная церковь.

Его не забудут

Но всенародная слава романиста уже была велика, за него горой стояли флотские офицеры и адмиралы и даже некоторые члены Политбюро. Пикуль вспоминал потом, что на его стороне оказался Косыгин, который, расхваливая «Моозунд», говорил, что «если бы в 41-м году мы имели таких адмиралов, как Эссен и Колчак, то у нас не было бы ни приснопамятного таллинского перехода, ни ленинградской блокады». Писатель был награжден правительственными орденами и премиями.

Однако Пикуль тяжело переживал идущую против него травлю. Он переехал в Ригу, чтобы иметь возможность спокойно работать. Там он написал один из интереснейших романов, посвященных русской контрразведке «Честь имею». А уже перед самой смертью готовил роман о Сталинграде «Барбаросса», который не успел дописать. Вернувшая с дачи жена нашла его лежащим мертвым на полу.

Когда рухнул СССР и раскрылись архивы, к которым Пикуль не имел доступа, то на книжный рынок хлынул такой поток прежде неизвестной информации о нашей истории, что его романы, как, впрочем, и книги других исторических писателей, сразу как бы отошли в тень. Новое поколение уже их почти не знает. Однако некоторые его произведения, такие, например, как «Реквием по каравану RQ-17» и «Честь имею» продолжают сохранять свою актуальность и ценность. Пикуля, которого по литературному пути вела пламенная страсть любви к России и ее истории, в нашей стране будут продолжать читать и помнить.

«Тихая моя Родина…»

Жизнь Николая Рубцова была трудной и печальной, а смерть ранней, страшной и мучительной. Как, увы, и положено настоящему русскому поэту. Он обладал вещим даром и сам предсказал свою судьбу. «Я умру в крещенские морозы…», – писал Николай Рубцов, и – «Мне поставят памятник на берегу…».

Все так и произошло, 19 января, как раз в Крещенские морозы, он был убит женщиной, которая собиралась стать его женой. А после этой трагедии, когда уже все поняли истинное значение стихов Рубцова для русской поэзии, ему поставили памятник на родине – на берегу реки Сухони, на Володчине.

Свое грустное детство он описал в стихах:

Мать умерла.

Отец ушел на фронт.

Соседка злая

Не дает проходу.

Я смутно помню

Утро похорон

И за окошком

Скудную природу…

Хлебнул лиха

Детство Рубцов провел в детдоме, хлебнул лиха. Еще шла война, было трудное и голодное время. Детям давали тарелку жидкого супа и кусочек хлеба в 50 граммов в день. Но учился Коля отлично, был, по воспоминаниям друзей, мальчиком ласковым и ранимым. С нетерпением ждал, когда вернется с фронта отец, но этим надеждам не суждено было сбыться. Отец вернулся, но женился на другой женщине, а о сыне забыл. Николай окончил семь классов, потом учился в лесотехническом техникуме. Работал кочегаром, разнорабочим. Потом служил на Северном флоте матросом. После демобилизации жил в Ленинграде. Снова работал слесарем, шлихтовщиком на Кировском заводе. Но уже тогда начал активно писать стихи, занимался в литобъединении «Нарвская застава», выпустил первый машинописный сборник. Впрочем, свое первое стихотворение он написал еще в тот день, когда умерла его мать.

В 1962 году поступил в Москве в Литературный институт и вскоре стал известен в среде столичных поэтов. Из института его три раза выгоняли, говорили, что за «пьяные дебоши и скандалы в общественных местах», но потом снова восстанавливали. Оказывалось, что он был не так уж и виноват. Поэтому закончил он институт только в 1969 году и тогда же получил первую в свою жизни однокомнатную квартиру. Один за другим выходят его замечательные стихи, из которых процитируем знаменитое «Тихая моя родина!»:

Тихая моя родина!

Ивы, река, соловьи…

Мать моя здесь похоронена

В детские годы мои.

– Где тут погост? Вы не видели?

Сам я найти не могу. —

Тихо ответили жители:

– Это на том берегу.

Там, где я плавал за рыбами,

Сено гребут в сеновал:

Между речными изгибами

Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина

Там, где купаться любил…

Тихая моя родина,

Я ничего не забыл.