Пояс жизни - Игорь Забелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Батыгин думал, что вот таким и должно быть руководство при коммунизме - без мелочной опеки, без начальственного окрика. В сущности оно сведется к выработке общего плана и контролю за выполнением. А фактическое выполнение плана, осуществление идеи - это уже дело самого народа, сложившихся производственных коллективов сих выборными правлениями. Например, как протекает жизнь у него в экспедиции?.. Есть идея, которая всем понятна и близка, которой все увлечены, и люди вдохновенно трудятся, не думая, какой пост они занимают - руководящий или рядовой, потому что им дорого дело, а не собственная карьера... А он, Батыгин, давший людям эту идею, сейчас только наблюдает, правильно ли воплощают ее, нет ли диспропорций в выполнении общего задания...
И Батыгин с радостью думал, что если такие же люди прилетят на Венеру через несколько десятков лет, то дела тут пойдут отлично и история человечества на Венере действительно сложится совершенно иначе, чем на Земле.
Чаще всего рядом с Батыгиным сидел Денни Уилкинс: рука у него заживала медленно, и он не мог работать.
- Я вам не мешаю? - спрашивал он обычно у Батыгина.
- Нет, - отвечал тот, потому что Денни Уилкинс действительно не мешал ему.
- Хорошо мне с вами, - объяснил он как-то Батыгину. - Спокойно. Вот сидеть бы так и сидеть... И смотреть, как волны набегают на берег. Больше ничего и не нужно...
- О чем ты тоскуешь? - спрашивал Батыгин. - О Земле?
- Так вообще, о жизни, - уклончиво отвечал Денни Уилкинс.
- Что же тебе тосковать? - улыбался Батыгин. - Ты еще молод, жизнь у тебя впереди, и ты сможешь сделать ее такой, какой захочешь...
- Не так-то это просто...
- Не узнаю тебя, Крестовин. Ты всегда казался мне энергичным, решительным, смелым...
Когда разговор принимал слишком рискованное направление, Денни Уилкинс умолкал, но не уходил, потому что рядом с Батыгиным было не только хорошо и спокойно, но и легко мечталось. Денни Уилкинс думал, что его жизнь могла бы сложиться иначе и тогда он не продался бы Герберштейну и, может быть, стал бы таким же человеком, как Батыгин, и уж наверняка таким, как Виктор... А теперь? Кто он теперь?.. Агент под кличкой "Найденыш"! Герберштейн не ошибся - он ловкий агент, он сумел открыть тайну Батыгина и не навлек на себя ни малейших подозрений; наоборот, он завоевал всеобщее расположение... Но разве сможет этот агент "Найденыш", вернувшись на Землю, погубить дело, которому эти замечательные люди посвятили свою жизнь?.. А что ждет "Найденыша" на Земле, если он не раскроет замысла Батыгина? Самое меньшее - разоблачение перед Надей, перед всеми товарищами. Самое большее - страшная смерть: если он попадет в лапы Герберштейна, тот пытками постарается вырвать у него все сведения... Не соверши он этого дурацкого убийства Юры Дерюгина, - такого же хорошего парня, как все они! - тогда бы он не раздумывал, не боялся бы разоблачения и еще потягался бы силами с Герберштейном! Но Юрий Дерюгин мертв, и что теперь делать, что?.. И не с кем посоветоваться, - никому, даже самому лучшему другу, нельзя открыть душу...
Прибежал Виктор и радостно крикнул:
- Николай Федорович! Пшеница зацвела!
Все население Землеграда, как в тот день, когда прокладывали первую борозду, отправилось на поле. И Батыгин тяжело зашагал вместе со всеми.
Пшеница цвела, и ветер нес над полем зеленоватые облачка пыльцы.
- Понимаете теперь, почему мы взяли с собой только ветроопыляемые растения? - спросил Батыгин. - Ведь на Венере нет насекомых, и вся наша затея провалилась бы, если бы мы не учли этого обстоятельства... А в том, что на Венере дуют ветры - сомневаться не приходилось! Через тридцать-сорок лет здесь будет в миллионы раз больше жизни, чем мы завезли!..
На следующий день Шатков доложил, что батискаф готов к погружению.
- Что ж, начинайте, - сказал Батыгин, а Виктор, которому Громов так и не уступил своего места, горько вздохнул. - Счастливого погружения!
Батискаф своим ходом вышел из реки в море и исчез под водой. В небольшой кабинке было очень тесно - Шатков и Громов сидели, вплотную прижавшись друг к другу.
В лучах прожектора, освещавшего темную воду, изредка мелькали тени подводных обитателей. Внезапно картина резко изменилась: вокруг батискафа засеребрилась, закопошилась сплошная масса каких-то мелких, быстро прыгающих в воде существ. Это было настолько неожиданно, что даже всезнающий астрозоолог Шатков растерялся:
- Что это? - спросил он у Громова.
Громов с неменьшим удивлением рассматривал крохотные создания, но внезапно его осенило:
- "Призрачное дно"! - сказал он. - Это "призрачное дно"!
- Правильно! - поддержал Шатков. - Горизонт океана, заселенный так плотно, что звуковая волна отражается от него. Но ты обратил внимание на разницу в глубине? На Земле "призрачное дно" находится примерно на глубине ста пятидесяти метров, а на Венере - семидесяти-восьмидесяти. Из-за постоянного облачного слоя солнечные лучи проникают в воду лишь на небольшую глубину, и зона фотосинтеза здесь совсем маломощна!
- Да, - согласился Громов.
- А это означает, что мы не можем рассчитывать на богатую жизнь в абиссальной толще океана - слишком мало пищи поступает туда...
- Ну, с этим я не соглашусь - пищи должно хватить! - Громов подумал и добавил: - Очень уж мне хочется посмотреть этих диковинных глубоководных рыб!
- Мало ли, что хочется! - возразил Шатков.
"Призрачное дно" осталось наверху. Батискаф погрузился в ту часть океана, куда никогда не проникают солнечные лучи, процеженные сквозь облака.
- Абиссаль, - коротко сказал Шатков. - Приступаем к специальным наблюдениям.
Но "наблюдать", собственно говоря, было нечего: сколько ни всматривались Шатков и Громов, им ничего не удавалось заметить в освещенном столбе воды.
- Н-да, невесело, - заключил Шатков.
А Громов все смотрел в окошко, надеясь увидеть причудливую рыбу.
К сожалению, прогноз Шаткова оправдался: они спустились на глубину более километра, но ниже "призрачного дна" жизни не обнаружили...
- Дело тут не только в недостатке питания, - объяснял Шатков погрустневшему астроботанику. - Глубоководная фауна всегда возникает позднее мелководной, и на Венере она, видимо, еще не успела сформироваться.
- Как жаль! - неутешно вздыхал Громов. - Как жаль! Ведь на Земле мне не придется заниматься абиссалогией!
- Зато ты первый начал абиссалогические исследования на Венере. А если учесть, что в задачи абиссалогии входит изучение не только животных, но вообще природных условий в глубинных частях океана, то мы свое дело сделали...
А Батыгин по-прежнему сидел на берегу в шезлонге, тепло укрытый шерстяным одеялом. Костик держал постоянную связь с батискафом, и Батыгин знал, что исследователи достигли и миновали "призрачное дно", что батискаф погрузился в безжизненную, еще не заселенную зону океана. Все это было очень интересно, и Батыгин охотно выслушивал сообщения Костика и сам расспрашивал, уточняя детали, но иногда казалось ему, что невидимая дымка времени отделяет его и от Костика, и от Виктора, бродящего по берегу, и от Шаткова и Громова; что он уже не современник их, что он в прошлом и смотрит из этого прошлого на них, своих потомков, продолжающих начатое им дело, к которому он уже не имеет прямого отношения, потому что он не здесь, а в другом мире, в мире прошлого...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});