Миры Роберта Хайнлайна. Книга 11 - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ушах у меня звенело. За спиной раздался чей-то голос:
— Но я же не позавтракала! Капитану придется подождать. Скажи ему, Джозеф!
Старая знакомая! Та самая недотепа, которая не знала, что «Мейфлауэр» не приземляется на планетах. Муженек попытался ее урезонить, но где там! Она воззвала к стюардессе.
— Но, мадам, — услышал я голос стюардессы, — капитан не может сейчас разговаривать с вами. Он готовится к старту.
Это не возымело никакого действия. В конце концов стюардессе пришлось торжественно пообещать, что завтрак будет подан сразу после старта. Я навострил уши: надо мне тоже сделать заказ.
Через двадцать минут стартовал «Икар», а потом опять врубился динамик:
— Внимание! Всем занять свои места, приготовиться к старту!
Я вернулся к креслу, стюардесса проверила, все ли пристегнулись, предупредила, чтобы без разрешения никто не расстегивал ремни, и ушла на нижнюю палубу.
Я почувствовал, как заложило уши, а затем корабль тихонько вздохнул. Я сглотнул слюну, потом еще и еще. Из корабля выкачивали воздух, заполняя отсеки стандартной кислородно-гелиевой смесью с давлением вполовину меньшим, чем над уровнем моря. Женщине — той самой — это явно не понравилось.
— Джозеф, — заныла она, — у меня голова разламывается! Джозеф, мне нечем дышать! Сделай же что-нибудь!
Она вцепилась в свои ремни и приподнялась. Муж уложил ее обратно.
«Бифрост» слегка наклонился, и динамик возвестил:
— Три минуты до старта!
Помолчал и после томительно долгой паузы ожил вновь:
— Одна минута до старта!
И тут же другой голос начал отсчет:
— Пятьдесят девять! Пятьдесят восемь! Пятьдесят семь!
Сердце у меня билось так громко, что заглушало все звуки. А голос продолжал считать:
— Тридцать пять! Тридцать четыре! Тридцать три! Тридцать два! Тридцать один! Полминуты! Двадцать девять! Двадцать восемь!
И наконец:
— Десять!
— Девять!
— Восемь!
— Семь!
— И шесть!
— И пять!
— И четыре!
— И три!
— И два…
Слово «один», или «старт», или что они там обычно говорят, я так и не услышал. В этот момент на меня что-то свалилось и намертво придавило к креслу. Однажды, когда мы с друзьями лазили по пещере, с потолка обрушилась земля, так что меня еле откопали. Нечто подобное я чувствовал и сейчас — только никто и не думал меня откапывать.
В груди жгло огнем. Ребра трещали — того и гляди сломаются. Я не мог шевельнуть даже пальцем. Попробовал вдохнуть — и тоже не смог.
В общем-то не скажу, чтобы я испугался, поскольку знал, что стартовать мы будем с высокими перегрузками, но неприятно было ужасно. С трудом повернув голову, я увидел, что небо залито багровым заревом. Прямо на глазах оно почернело — и вокруг появились звезды, миллионы звезд, хотя Солнце продолжало ослепительно сиять через иллюминатор.
Двигатели ревели как сумасшедшие; потом вдруг разом стихли и воцарилась тишина. Говорят, в старинных ракетах рев был слышен даже тогда, когда корабль переходил на сверхзвуковую скорость. Но на «Бифросте» стало тихо, как в подушке, набитой перьями.
Делать было нечего — оставалось только лежать, пялиться в иллюминатор, втягивать в себя воздух и стараться не думать о тяжести, взгромоздившейся на грудь.
И вдруг, совершенно неожиданно, желудок подпрыгнул к горлу и я сделался невесомым.
Глава 4
Капитан Делонпре
Невесомость, да еще испытанная впервые в жизни, штука неприятная, доложу я вам. Конечно, привыкнуть к ней можно. А не привыкнешь — придется голодать. Бывалые космонавты утверждают даже, что им нравится невесомость. Мол, пара часов сна в таком состоянии заменяет целую ночь на Земле. Ну, привыкнуть-то я привык, но не скажу, чтобы мне это нравилось.
На взлет «Бифросту» понадобилось около трех минут. Но нам они показались бесконечными из-за ускорения, которое достигло чуть ли не шести «g». Затем около трех часов корабль провел на свободной орбите, и все это время мы падали в пустоту, пока капитан не начал маневрировать, направляя нас к «Мейфлауэру».
Другими словами, более двадцати тысяч миль мы падали вверх.
Звучит, конечно, глупо. Все знают, что нельзя падать вверх; падают вниз.
Но было время, когда все знали, что Земля плоская.
Мы падали вверх.
Как и все нормальные люди, я проходил по физике основы космической баллистики и начитался всяких историй о том, как космонавты плавают внутри корабля, когда он находится в свободном полете. Но это надо почувствовать на собственной шкуре, чтобы понять как следует.
Возьмем, к примеру, миссис Тарбаттон — ту самую даму, которая требовала завтрак. Полагаю, она, как и все, ходила в школу. И тем не менее продолжала настаивать, что капитан обязан сделать что-нибудь. Что он мог сделать — одному Богу известно; разве только найти для нее небольшой астероид.
Не скажу, чтобы я ей не сочувствовал — да и себе тоже. Вам когда-нибудь приходилось попадать в эпицентр землетрясения? Знакомо вам такое ощущение, когда все, что вы считали устойчивым и надежным, внезапно обрушивается вам на голову, а земная твердь перестает быть твердью? Ну так невесомость — это примерно то же самое, только хуже. Когда корабль летит по свободной траектории, вверх или в любом другом направлении, уроки физики сами собой вылетают из головы: ты просто падаешь и падаешь, до бесконечности, а желудок так и норовит вырваться наружу.
Таким было мое первое знакомство с невесомостью. Ремни не позволяли мне взмыть вверх, но чувствовал я себя разбитым и размазанным по стенке, словно кто-то врезал мне под дых. Рот наполнился слюной — я судорожно сглатывал и горько сожалел, что съел ту несчастную конфету.
Но меня хоть не вывернуло, поскольку я так и не успел позавтракать. Те, что успели, — на них я старался не смотреть. Вообще-то я намеревался, когда закончатся перегрузки, отстегнуть ремни и поглазеть в иллюминатор на Землю; но невесомость отбила у меня всю охоту. Я неподвижно лежал в кресле и погружался в пучину отчаяния.
Из люка, ведущего на нижнюю палубу, выпорхнула стюардесса. Оттолкнулась ножкой, придержалась ручкой за центральную опору и воспарила в воздухе, словно лебедушка, разглядывая нас с высоты. Симпатичное это было зрелище, жаль, не хватило сил оценить его по достоинству.
— Всем удобно? — весело спросила она.
Глупый вопрос, но нянечки в больницах обычно говорят именно таким тоном. Кто-то застонал, где-то расплакался ребенок. Стюардесса подплыла к миссис Тарбаттон и осведомилась:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});