Антология современной британской драматургии - Кэрил Черчил

КОРНЕЛИЯ. А я говорю: «Какой смысл делать в ванной полочки из красного дерева, если на них все равно будет стоять шампунь по 3.50 за флакон?» Банные принадлежности сразу выдают человека, правда, Лора?

ЛОРА. Не знаю.

КОРНЕЛИЯ. О да.

ЛОРА. Ну вот видишь.

ДЕННИС. Так ты будешь рожать в Эдинбурге?

КОРНЕЛИЯ. Да. Наконец-то у нас будет малыш. Жду — не дождусь.

РОДЖЕР. Наконец-то — прямо в яблочко.

ЛОРА. Тут неподалеку марокканский ресторанчик.

РОДЖЕР. Слышал, Фрэнк?

ЛОРА. Все же любят кус-кус?

КОРНЕЛИЯ. О, мы обожаем кус-кус, правда, Роджер?

РОДЖЕР (Фрэнку). Ты ведь знал Лору еще подростком, да?

ФРЭНК. Ну не то чтобы…

РОДЖЕР. Жаль. Я-то надеялся, что ты мне в подробностях расскажешь, как она смотрелась в синих шортиках и маечке. Представляешь, Фил, я был всего на год старше, чем ты сейчас, когда познакомился с твоей мамой.

ФИЛЛИП. Аа.

РОДЖЕР. Да. Семнадцать лет мне было, только усы начали расти. Не целовался ни разу.

ДЕННИС. Ни разу!

КОРНЕЛИЯ (доставая что-то из сумки). Лора, так мне было всего одиннадцать, когда ты уже вышла замуж! Надо же!

ЛОРА. Да.

КОРНЕЛИЯ (протягивая ЛОРЕ сверток необычной формы). Это тебе.

ЛОРА. О, спасибо.

КОРНЕЛИЯ. Ну, всем вам вообще-то. Небольшой сувенир из Австралии.

ЛОРА разворачивает сверток. Там абстрактная деревянная фигурка.

ЛОРА. Это…

КОРНЕЛИЯ. Аборигены делают.

ЛОРА. Да.

КОРНЕЛИЯ. Кажется, это племя гумбаингари, но мы не уверены. И кажется, это называется «Поцелуй», но в этом мы тоже не уверены.

ЛОРА. Ну, очень… мило, в общем.

Передает фигурку ДЕННИСУ.

КОРНЕЛИЯ. Аборигены просто потрясающие, правда, Роджер? И они рисуют эти удивительные картины, и эти штуки про животных, и всякое такое, и еще у них Времена сновидений, и как это…

ФИЛЛИП. У нас в школе есть учитель, австралиец.

КОРНЕЛИЯ. О.

ЛОРА. На удивление симпатичный.

ФИЛЛИП. Он нам рассказывал про Времена сновидений.

КОРНЕЛИЯ. Потрясающе, правда?

ФИЛЛИП. Ага. Я этим, типа, интересуюсь.

ЛОРА (Деннису). Тебе Мэриголд рассказывала про Времена сновидений?

РОДЖЕР. Кто такая Мэриголд?

ЛОРА. Его новая медсестра из Дарвина.

КОРНЕЛИЯ. Туда мы не доехали.

ЛОРА. Она, надо полагать, очень способная.

ДЕННИС. Да.

ЛОРА. И довольно милая.

ДЕННИС. Да вы же почти незнакомы.

ЛОРА. Все равно в ней есть что-то от сумчатых.

ФИЛЛИП. Большие сиськи.

ЛОРА. Филлип!

РОДЖЕР. О, мне как раз нужно пломбочку поставить.

КОРНЕЛИЯ. Лора, а ты что-нибудь знаешь про Времена сновидений?

ЛОРА. Нет.

ФИЛЛИП. Ну, есть такая теория, что времени на самом деле не существует, по крайней мере в том виде, как мы его воспринимаем. Типа, наша жизнь уже предопределена, а нам только остается в нее прийти. Все решено за нас, все готово. Мы себя обманываем, считая, что можем принимать какие-то решения, а на самом деле ничего мы не можем.

РОДЖЕР. Чушь собачья! Конечно можем. Гляди, вот мой палец, вот мой нос, и я принимаю решение им там поковырять.

ЛОРА. Австралия явно не пошла тебе на пользу.

ФИЛЛИП. А откуда ты знаешь, что так не было предопределено?

РОДЖЕР. Ой, Фил, хватит. Вот что значит образование. Забивают голову всякой чушью.

ЛОРА. Твою-то явно, Роджер. А вот другим школа вдет на пользу.

РОДЖЕР. Забудь ты про эту школу. Выйди в реальный мир. Найди работу. Куда полезнее.

ЛОРА. Как же безответственно говорить такие вещи!

РОДЖЕР. От этой ученой дури крыша съезжает.

КОРНЕЛИЯ. Я теперь, между прочим, тоже наукой занимаюсь, так что думай, что говоришь.

ДЕННИС. Не обращай на него внимания, Фил. Он всегда был отличником — как ни странно. Лучший выпускник.

ФИЛЛИП. Но в университет ты не пошел?

ДЕННИС. Это потому, что папа сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

РОДЖЕР. И абсолютно не жалею.

КОРНЕЛИЯ. А чем вы занимаетесь, Фрэнк?

ФРЭНК. Я писатель.

КОРНЕЛИЯ. Ух ты! А что вы пишете?

ФРЭНК. Пьесы.

КОРНЕЛИЯ. Пьесы! Вот это да! Я могла какие-то из них видеть?

ФРЭНК. Не думаю.

КОРНЕЛИЯ. Ну, а все-таки.

ЛОРА. Филлип, что там с фотографиями?

ФИЛЛИП. А, да.

КОРНЕЛИЯ. Ну, Фрэнк? Назовите несколько ваших пьес.

ЛОРА. А потом мы сразу же поедем, хорошо, Деннис?

ДЕННИС. Хорошо.

КОРНЕЛИЯ. Обожаю театр. Жаль, что Роджер со мной никогда не ходит. (Роджеру.) Но тебя это не особо трогает, правда ведь, пупсик?

РОДЖЕР. Я предпочитаю бары.

КОРНЕЛИЯ. А тебе нравится театр, Филлип?

ЛОРА. Между прочим, он прекрасный актер.

ФИЛЛИП. Мам!

ЛОРА. Он играл Меркуцио в «Ромео и Джульетте». Он был фантастический.

ФИЛЛИП. Мам!

ДЕННИС. Ты и правда был хорош, Фил.

ЛОРА. Я так им гордилась. Я еще подумала: «Бог мой! Я вырастила нового Бреда Питта!»

КОРНЕЛИЯ. О, как бы я хотела вырастить Бреда Питта.

РОДЖЕР. Лучше уж вырастить Памелу Андерсон.

КОРНЕЛИЯ. Нет, серьезно! Фрэнк, все же…

ЛОРА. Филлип, фотографии.

КОРНЕЛИЯ. Ну скажите. Не каждый день все-таки встречаешь драматурга.

ФРЭНК. Ну, последнее, что я написал — несколько лет назад, — называлось «Кусок пирога».

КОРНЕЛИЯ. И где это шло?

ФРЭНК. В Палладиане.

КОРНЕЛИЯ. В Палладиуме! Роджер, ты слышал?

ФРЭНК. Палладиан. Бар такой. В Энфилде.

КОРНЕЛИЯ. А-а.

РОДЖЕР. Во-о, такой театр мне годится.

КОРНЕЛИЯ. «Кусок пирога» — про что там?

ФРЭНК. Пруст в основном. Такая вымышленная беседа между Прустом и… и мной, в общем.

ЛОРА. Хорошая получилась пьеса, правда, Деннис?

ДЕННИС. Да.

РОДЖЕР. Пруст сраный.

КОРНЕЛИЯ. Роджер!

РОДЖЕР. Скука смертная, аж крысы дохнут. Извини уж, Фрэнк, но…

ФРЭНК. Он не для всех.

РОДЖЕР. Да ну! Мы его на французском проходили. Кто-нибудь бы уже засунул это сраное печенье ему в жопу.

ЛОРА. Роджер, следи за языком, будь добр.

КОРНЕЛИЯ. Он всегда такой после красного вина.

РОДЖЕР. У него было одно предложение, такое длиннющее, что я подрос на полдюйма, пока дочитал до конца.

ЛОРА. Филлип, или ты показываешь снимки, или…

РОДЖЕР. До чего ж на себе зациклен! Господи Иисусе! Только о себе и мог писать! Кому, на хрен, какое дело до того, что запах старых панталон тетки Леони сподвиг его написать четыре тома бредя тины?

ЛОРА. Мы уже все поняли.

РОДЖЕР. Сопляк шизанутый! Вот дал бы ему по зубам. Сноб недоделанный!

ДЕННИС. Роджер…

РОДЖЕР. Знаешь, если подумать, то мы все недоделанные, нет?

КОРНЕЛИЯ. Роджер!

РОДЖЕР. Налей нам, Дэн.

ЛОРА. Нет, честное слово…

ДЕННИС наливает РОДЖЕРУ еще.

РОДЖЕР. Видишь ли, проблема в том, что нам больше не за что бороться.

ЛОРА. Боже ты мой…

РОДЖЕР. В этом-то и проблема. Я имею в виду… посмотри на нас: безродные снобы. (Указывая на Денниса.) Стоматолог. (На Корнелию.) Дизайнер. (На Фрэнка.) Писатель. (На себя.) Виноторговец. (На Лору.) Э-э-э… В общем, болтаемся, как говно в проруби. А все почему? Потому что мы отказались от своего истинного «я» и теперь не знаем, кто мы есть на самом деле. Да и какая, на хрен, разница? Говорю тебе, Фил, все, что тебе надо знать, это то, что в конечном итоге ты никому не нужен, и если ты это поймешь, то справишься. Лора, ты в курсе, что ты охренительно сексуальна?