Лев в тени Льва. История любви и ненависти - Павел Басинский

Вторая важная составляющая натуры Льва Львовича, сближавшая его с отцом, каким тот был в молодые годы, заключалась в его прожектерстве. Сын Толстого не жил, а постоянно реализовывал какие-то жизненные проекты, которые в данный момент представлялись ему правильными и разумными. При этом всё, что не вписывалось в очередной проект, он строго критиковал как неразумное и неправильное, «…вы, Толстые, – писала Софья Андреевна сыну от 24 января 1900 года, имея в виду сразу двух Львов, – главное всё ищете что-нибудь в жизни или необычайное, или подвергаете мелкому анализу и осуждению. А на всё попроще и поспокойнее надо смотреть».

При этом она чувствовала, что из всех ее сыновей Лёва был ей ближе всех по своей природе: «…ты меня как-то больше других понимаешь и щадишь. От других детей я видела всегда строгие требования, беспощадность, непризнание того – малого, может быть, – но всё же хоть сколько-нибудь хорошего. А вы с Дорой были со мной ласковы…»

Она считала, что и отца он понимал лучше многих: «Лёва более всех сыновей в душе понимал и любил отца. Он мне даже давал советы в том, как относиться мудро к жизни Льва Николаевича в деревне, к его неприезду в Москву и равнодушию к детям и их воспитанию».

Вообще, самой привлекательной чертой в Лёвином характере была его ласковость.

«Он всё, что касалось семьи, всегда принимал близко к сердцу и особенно интересовался и огорчался своими меньшими братьями: Андрюшей и Мишей. Давал им советы, которым они не хотели следовать, писал, как вредны семье никому не нужные, мешающие семейной жизни посетители, отсутствие интереса отца к жизни сыновей, романы сестер и всё то, что развлекает и отвлекает от занятий и серьезной жизни…» («Моя жизнь»).

Но отношения с отцом в Ясной Поляне не сложились, да и Дора порой чувствовала, что их с мужем пребывание в усадьбе в тягость свекру. «Бедная Дора приписывала это себе и горько плакала…» – сетовала Софья Андреевна.

На самом деле главной причиной всех этих нестыковок в семейной жизни Толстых был не Лёва с его характером и не Дора с ее шведскими привычками, а Толстой с его мировоззрением, которое перевернуло жизнь семьи. Это отлично понимали все его дети.

В 1897 году вышла замуж дочь Маша и уехала с мужем жить в имение Пирогово по соседству с дядей Сергеем Николаевичем. В ноябре 1899 года покинула родительский дом старшая дочь Татьяна. Она тоже вышла замуж и переехала к мужу и его детям от первого брака в имение Кочеты. Расставание с Таней, которая была верной помощницей отцу, было для него тяжелым. Софья Андреевна писала Льву Львовичу:

«Милый Лёва, вчера мы наконец проводили за границу нашу Таню с Сухотиным. Никто из нас не предвидел того страшного огорчения, той пустоты, которую оставила по себе Таня. Сегодня папа́ пришел с прогулки обедать, посмотрел на пустой прибор и стул возле себя, который никто не решился занять, и так грустно, со слезами в голосе сказал: «а Таня не придет». Мы все подавились слезами, все замолчали, и никому есть не хотелось. В доме такое настроение, как будто была не свадьба, а похороны…»

В том же году на свояченице Черткова Ольге Дитерихс женился сын Андрей и тоже поселился отдельно от родителей. А в январе 1901 года состоялась помолвка самого младшего сына Михаила с Линой Глебовой. И в этом же году Ясную Поляну покинули Лев Львович с Дорой и сыном Павлом.

Начало XX века в семье Толстых совпало с целой чередой детских смертей. Прямо с похорон Льва Третьего Софья Андреевна отправилась в Кочеты к Татьяне, которая 27 декабря 1900 года родила мертвую девочку. В января 1901 года во время приготовлений к свадьбе Михаила «пришло известие от Маши бедной, что ребенок опять в ней умер и она лежит с схватками, грустная, огорченная обманутой надеждой, как и Таня». И еще в конце февраля 1901 года Толстого торжественно отлучили от православной церкви.

14 июля 1901 года Софья Андреевна пишет в дневнике: «Уехали Лёва, Дора и Павлик в Швецию. Ужасно, ужасно больно было с ними расставаться. Я их особенно сильно принимаю к сердцу, особенно чувствую их жизнь, их горе и радости. Последних мало им было в этом году! И так безукоризненно свято они живут, с лучшими намерениями и идеалами. Им нечего скрывать, можно спокойно до дна их души смотреть – и увидишь всё чистое и хорошее. Бедная Дорочка бегала в пять часов утра на могилку своего Лёвушки проститься с любимым детищем, и мне хотелось плакать, и я болела ее материнскими страданиями с ней вместе». Видимо, и Толстой почувствовал, что с отъездом Лёвы и Доры в Ясной Поляне закончился какой-то громадный период его жизни – жизни со своими детьми. «Сегодня утром ходит около дома и говорит: “А грустно без детей, нет, нет и встретишь две колясочки, а теперь нет”. Как раз были тут вместе Павлик и Сонюшка, дочь Андрюши».

По этим ли причинам или из-за преклонного возраста (в 1898 году ему исполнилось семьдесят лет) Толстой начал серьезно болеть. «Все эти дни он мрачен, потому что слаб и боится смерти ужасно, – пишет Софья в феврале 1901 года. – Как не хочется Льву Николаевичу уходить из этой жизни…» «Дряхлость Льва Николаевича тянет меня за собой, и я должна стареть вместе с ним, и не могу, не умею, если б и хотела», – пишет она в мае. В июле состояние здоровья стало настолько угрожающим, что врачи посоветовали на осень и зиму перевезти его в Крым. Графиня Панина предоставила семье Толстых роскошную виллу в Гаспре. Последователь Толстого Павел Александрович Буланже, работавший на железной дороге, организовал для их переезда отдельный вагон.

В Петербург! В Петербург!

Из воспоминаний Льва Львовича, написанных много лет спустя, получается, что впервые о переезде из Ясной Поляны в Петербург он задумался после смерти Лёвушки. Но это не так.

Большой двухэтажный дом по Таврической улице был приобретен им в декабре 1900 года, когда ребенок был еще жив. Купчую на этот дом он заключал во время болезни Лёвушки, оставив Дору одну с больным ребенком в Ясной Поляне. По-видимому, этот отъезд в Петербург был связан со срочной необходимостью в подписании бумаг, но сама история с приобретением дома началась еще в 1898 году, когда Лев Львович продал дом в Москве.

Продавая и часть самарского имения осенью 1900 года, сын Толстого уже знал, что будет покупать дом в Петербурге. 10 ноября он писал матери: «Я продал Бобровку за 20 000, жалко было, но, если покупать дом, что я, верно, сделаю в следующую поездку в Петербург, надо иметь все деньги налицо».

Так что смерть Лёвушки не была причиной отъезда Лёвы и Доры из Ясной Поляны.

Вообще трудно сказать, насколько серьезным и основательным было его решение поселиться в Ясной Поляне. По-видимому, в его голове был не один жизненный план, а сразу несколько. Он и помещиком хотел стать, и писателем, и реформатором России, и главой огромного семейства – продолжателем рода Толстых и Волконских…