Любовь и другие диссонансы - Януш Вишневский

— Я не могу! — вслух сказала она, наклонилась и принялась ладонью вытирать красную лаковую кожу сапожков.

— Что ж вы, девушка, — укоризненно произнес кто-то, — голыми руками. Возьмите платочек…

Анна подняла голову. Среднего роста мужчина протягивал ей сероватую тряпицу. Синяя куртка в масляных пятнах, на рукаве — дыра, из которой торчит синтепон. Коротковатые джинсы, босые ноги в резиновых шлепанцах.

— Спасибо, — вежливо ответила Анна и выпрямилась. Она устала плакать.

— А чего «спасибо»? Бери да вытирай, — неизвестный перешел на «ты» и улыбнулся, зубы у него были ровные, только сверху не хватало половины резца.

Анна, не ответив, прошла мимо, считая шаги, дошла до супермаркета, толкнула дверь. Ей туда не надо было, но не торчать же под дождем.

Походила по торговому залу. Взяла бутылку коньяка. Расплатилась и тут же попыталась открыть бутылку. Покупатели поглядывали на нее удивленно — вроде прилично одетая женщина, а туда же.

— Давайте помогу, — предложил высокий мужчин.

Она молча протянула ему бутылку. Он ловко открыл и вернул Анне:

— Может, все-таки не стоит прямо так, на ходу. Хотите, пойдем куда-нибудь?

Она посмотрела на него невидящим взглядом и, резко развернувшись, направилась к выходу.

Выйдя на улицу, глубоко вдохнула прохладный воздух и сделала глоток. Коньяк приятно согревал.

У Дашиного дома был скверик. Анна опустилась на влажную скамейку. Открыла бутылку и сделала еще несколько глотков. Шел дождь, но ей было все равно. Неужели это она, Анна, еще вчера чувствовала себя такой счастливой, такой желанной? Неужели это она ловила на себе влюбленные глаза мужчины и забывалась в его объятиях?..

Сделала еще глоток и зарыдала во весь голос. Даже не сразу заметила, что зазвонил телефон. Это была Даша.

— Аня, где ты? Видела твои звонки, прости, не могла ответить. А сейчас вот не могу до тебя дозвониться. Не молчи, где ты? Что случилось?

— В твоем скверике, пью коньяк. Мы с дождем плачем, и нам хорошо. — Анна уже смеялась.

— Никуда не уходи. Я сейчас спущусь, слышишь?!

Анна с ненавистью бросила телефон в сумку и сделала очередной глоток коньяка.

— Я уже здесь, — прозвучало сзади. Анна резко обернулась, увидела Дарью. Та шла к ней прямо через газон, увязая каблуками в мокрой траве.

— Даша, Даша, — Анна снова заплакала, — представляешь, Струна пропал! Он бросил меня!

Дарья ахнула:

— Не может быть!

— Сергей прав, я ему не нужна. Он такой интересный, умный, такой нежный и сексуальный. А я?.. Я и себе-то не нужна.

— Анечка, дорогая, — Даша заботливо обняла ее. — Пойдем. Ты вся промокла. Простынешь. Пойдем.

— Никуда я не пойду. Я хочу умереть. Я не могу без него, понимаешь?! Это невозможно! Этот день я не переживу. Пусти меня! Я не хочу! Без него!..

Она оттолкнула Дашу, сделала шаг назад, поскользнулась на мокрых листьях, подвернула ногу, упала на колено, быстро встала, отряхивая грязные руки. Коньячная бутылка звякнула и откатилась.

Дарья протянула бумажные платки, сама вытерла ей пальцы.

Смеркалось. У входа в кафе с зелеными ставнями зажглись круглые лампы. Снова пошел дождь, такой мелкий, что не нарушал глади неглубоких луж, похожий на взвесь в свете фонарей.

Анна отшвырнула телефон:

— Мне не нужен телефон…

Даша подняла трубку с земли. Обхватила Анну за плечи. Они пошли вдвоем, цепляясь друг за друга и сопротивляясь ветру. Анна молчала, у нее не осталось больше ни слов, ни желания их произносить.

Она лежала в теплой Дашиной квартире, в чистой Дашиной постели, заботливо укрытая одеялами, а Даша бронировала на сайте авиакомпании билет на Берлин.

«Правильно, — подумала Анна, обретая уверенность, — правильно, я полечу в Берлин, я поеду в Панков, я видела его там, его профиль, и этого голубя, я найду его, и все будет хорошо». И провалилась в сон.

За окнами занимался розовый рассвет, дождь кончился, мокрые тротуары блестели в лучах солнца, и можно было поверить, что все неприятности позади.

Дарья не спала, сторожила покой Анны, ходила по комнате со стаканом чая, поглядывая на часы. Анне можно поспать еще тридцать минут, а потом — подъем, дорога в аэропорт, и неважно, что нет багажа, ведь вещи — такая, в сущности, ерунда.

— Доброе утро!

Услышав звонкий голос Даши, Анна даже улыбнулась, забыв на мгновение о своем горе. Высунула руку из-под одеяла, взяла мобильный, посмотрела. Ни вызовов, ни сообщений. Даже Сергей не звонил, отметила она краем сознания, даже Сергей.

— Даша, — спросила она, — а вот скажи мне…

Даша потянула с нее одеяло:

— Вставай, лежебока! Я приготовила тебе завтрак.

— Нет, ты мне сначала скажи, — Анна снова спряталась под одеялом с головой, только темные пряди оставив на подушке, — как так получается, что человек никому становится не нужен? Почему?

— Аня, ты говоришь ерунду! Это бред, причем болезненный. Я заказала тебе билет, ты через пять часов будешь в Берлине, отыщешь своего Струну и все выяснишь. Я уверена — у него были причины так поступить… Мы просто их не знаем. Ты поедешь и все узнаешь!

— И все узнаю… — эхом отозвалась Анна.

Она встала, в короткой футболке, выданной ей накануне Дашей, отправилась в ванную — умываться, принимать душ. Обернув голову полотенцем, вышла на кухню. Даша сидела на табурете с прямой спиной. В окно било солнце, доносился привычный шум большого города, призывно пахло кофе.

Даша сделала ей фруктовый салат и разогрела слоеные рогалики. На фарфоровой дощечке желтел сыр, рядом лежал острый нож. В масленке — холодное масло.

— Ух! — Анна внезапно развеселилась, — а я ведь есть хочу просто со страшной силой! Кажется, я последний раз ела… Когда же? Позавчера, что ли?

— Приятного аппетита! — Даша встала, прижала голову Анны к груди.

Анна позавтракала, Даша сварила еще кофе, на минуту вышла в другую комнату, вернулась и с загадочным лицом поставила перед подругой кожаный кофр.

— Ой, а что здесь? — Анна взглянула с любопытством.

— Мои запасы косметики, — Даша открыла крышку и покрутила в руке золотистый цилиндрик губной помады, — давай-ка, осваивай. Ты должна выглядеть ослепительно!..

Анна слышала ее голос, но не понимала слов. Со Струной тоже такое бывало, он сам ей говорил. Он отключался, чтобы прислушаться к своим мыслям. Сейчас ей требовалось то же самое.

Откинувшись в удобном кресле, она смотрела в иллюминатор. Земля стремительно удалялась, мощный авиалайнер набирал высоту, уши слегка заложило, она глотнула.

«Ничего, ничего, — сказала себе мысленно, — все в порядке. Через два часа я буду в Берлине, возьму такси, назову адрес клиники в Панкове… Я обязательно найду там Струну, просто подойду к нему, встану напротив, и наши глаза окажутся близко-близко. Так и будет. Именно так…»

Утром, перед завтраком, в дверь постучала Шмидтова и сказала, что Свен умер…

Джошуа вскочил с кровати, надел брюки и принялся как безумный носиться по комнате, пиная ногами мебель. Шмидтова присела на подоконник, грызла ногти и громко всхлипывала. А я, онемев, стоял у распахнутой двери и нервно обшаривал карманы. Вдруг Джошуа бросил в меня пачкой сигарет и стал громко причитать на идише. Минуту спустя он пулей вылетел из комнаты. Шмидтова бросилась следом. Свои ботинки я нашел под кроватью. Когда я бежал вниз по лестнице, до меня донеслись отзвуки скандала на первом этаже. Джошуа стоял у открытой двери кабинета психолога Аннеты и из коридора кричал:

— Ты, сука недоделанная, зачем ты принесла эту газетенку и зачем ты это ему прочла?! Тебе бы, психолог сраный, следовало понимать, что это его сломает! Уж кто-кто, а ты должна была это знать! Ты знала, как много значила для него семья и какую вину он перед ними чувствовал. Ты выслушивала его по этому поводу сотни раз, ты сама видела, недоучка, как с наступлением марта он каждый раз погружается в свой ад и с каким трудом оттуда выбирается. Ты сама выписывала ему транквилизаторы и прекрасно знаешь, сколько он всего этого глотал, чтобы прийти в себя. Он поглощал больше психотропных средств, чем малые дети конфет. Ты же это знала! Так вот знай теперь: это ты его убила! Ты вытолкнула его на автостраду. До сих пор я тебя только презирал, но теперь я тебя ненавижу!

Вокруг Джошуа собирались пациенты. Психолог Аннета пыталась прервать его и закрыть дверь, но он опередил ее, подставив в проем свою босую ступню.

Спустя некоторое время толпа расступилась, пропуская полицейского. Все решили, что его вызвала Аннета, и принялись свистеть и материться. Привлечение полиции для разрешения конфликтов в Панкове считалось предательством. Ситуация становилась все более напряженной. В этот момент Шмидтова прорвалась к двери и спросила у полицейского, что он тут делает. Он смущенно ответил, что собирает информацию об одном из пациентов, но не хотел бы нарушать лечебный процесс и, если появился не вовремя, придет в другой раз. Все как по команде разразились громким смехом. Воспользовавшись этим, Аннета пригласила полицейского в кабинет, а Джошуа нехотя убрал ногу. Полицейский исчез за дверью, и все стали расходиться, похлопывая Джошуа по плечу.