Феминиум (сборник) - Далия Трускиновская

– Почему? – запрокинула она к нему голову, вгляделась в измученное лицо. – Почему ты так добр ко мне? Я отняла у тебя все. Почему, Сенги?

– Разве может быть иначе, госпожа? Я сильнее, я не могу причинить вам боль.

– Святые, какой же ты глупый.

И вдруг осела на траву, горько расплакалась, уткнувшись в ладони.

– Госпожа, что с вами? – испуганно прошептал он. – Что я сделал не так?

– Я не хочу умирать! Не хочу! – стиснула злые кулаки она. – Воительницы Радол идут сюда, Сенги. И нет спасения.

Он тревожно огляделся.

– Соседний удел рядом, госпожа. Там, за озером. Идемте.

– Ты не понимаешь, от них не уйти.

– Ваши воительницы ждут вас там. Мы успеем. – Он протянул руку. – Идемте, я помогу.

Испуганно уставилась на его ладонь.

– Сенги, я…

– Не время соблюдать законы, госпожа.

Она глубоко вдохнула и, словно падая с обрыва, уцепилась за его руку. Так идти было легче, он почти волок ее, не давая упасть, иногда обнимая за талию, помогая обойти ямы, и каждый раз она коченела от прикосновения его рук. Огненные цветы путались, ломались под ногами, а ей казалось, она бежит сквозь пламя.

– Давай отдохнем, хоть чуть-чуть, – попросила она, едва дыша. – Я больше не могу.

– Нужно идти, – он оглянулся и беспокойно нахмурился.

– Что там? – повернулась она, вглядываясь пугливо. Далеко, у самого начала озера, цепь черных силуэтов текла по кровавым цветам. – О нет! У меня совсем не осталось сил!

Он подхватил ее на руки, и она, давя невольный вскрик, испуганно ухватилась за его шею. Сердце загнанно билось где-то в горле, а она боялась пошевелиться, оглушенная его дерзостью. Не могла понять, отчего не вырывается, не рвет его лицо ногтями. Просто лежала в его объятьях, дрожащая и слабая, прижимаясь лицом к плечу, вслушиваясь в торопливые шаги.

До леса оставалось совсем немного, когда он неожиданно споткнулся, но тут же выровнялся.

– Что? – обеспокоенно заглянула она в лицо.

– Все хорошо, – но тут он закашлялся, и кровь потянулась из уголка губ.

– Сенги!

– Это только стрела. Но не волнуйтесь… я… смогу…

Он шел все медленнее, но, лишь войдя в лес, выпустил ее из рук и обессиленно осел на землю.

– Уходите, госпожа, спасайте себя.

– Нет! – стиснула кулаки. – Встань немедленно! Я приказываю!

Удивленно глянул на нее и стал тяжело подниматься, цепляясь за ствол.

– Оставьте меня. Я вас только задержу.

– Заткнись! – прорычала чуть не плача. – Я слишком ненавижу тебя, чтобы позволить умереть не от моей руки.

Он тихо засмеялся, но вдруг притянул ее к себе, закрывая собой.

– Что? – прошептала она, коченея от ужаса, но уже заметила проступившие из-за стволов черные фигуры.

– Не бойтесь, – он прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание.

Свист порвал тишину, и тут же метнулись мимо стрелы, вонзаясь в черное, разрывая цепь. Лакл вывернулась из его рук, обернулась, ловя пятна знакомых лиц, слепо пошла к ним сквозь путаницу веток. Воительницы окружили, успокаивающе касались плеч, говорили что-то ободряющее. Выскочила навстречу Викл, кровоточащие губы на бледном, злом лице ломались в улыбку.

– Почему ты так долго? – прошептала Лакл, не замечая слез.

– Я тоже рада тебя видеть, светлейшая. – Усмехнулась, оттерла слезы с ее щек тыльной стороной ладони. – И все же ты его нашла.

– Сенги! – спохватилась она, бросилась назад.

Он сидел на земле, неловко привалившись к стволу поваленного дерева, зажимая рану на плече. Рукав был темен от крови. Она опустилась на колени, взяла его лицо в ладони, вгляделась в распахнутую, ускользающую синеву глаз.

– Я не позволю тебе умереть.

– Это не в твоей власти, – он потянулся к ее лицу, коснулся щеки дрожащими пальцами. Она не отстранилась, лишь больно прикусила губу. – Я всегда мечтал это сделать.

– Как трогательно, – фыркнула за плечом Викл. – Светлейшая, его раны не смертельны, так что не стоит над ним так причитать.

– Он спас мне жизнь.

– Это ценно, звереныш, – ухмыльнулась она и бесцеремонно отодвинула Лакл в сторону. – Позволь мне заняться твоим избранником, светлейшая, если ты хочешь, чтобы он жил.

Наталия Ипатова

ПОСОЛЬСТВО ПРИНЦА-ЛЕБЕДЯ

На самом деле автор в курсе, как оно все было на самом деле, если оно было, и было именно так.

Великий Фомор сидел в каменном кресле, в своем диком саду, отгороженном от мира высокой стеной. Великий Фомор отдыхал и ждал.

Наконец речная заводь перед ним пошла рябью, затрепетали прибрежные травы, сетка серебряных бликов на воде колыхнулась, и на берег плеснула волна. Следом за волной на берег вышла белая лошадь.

Великий Фомор не сдержал улыбки, глядя, как она осторожно и царственно ступает по твердой земле. Кобыла-келпи[2] подняла к солнцу красивую морду, встряхнулась и заржала, словно засмеялась от удовольствия. Облако алмазных брызг на мгновение скрыло ее, а из облака вышла женщина в зеленом платье, с длинными влажными волосами, в которых запутались мелкие ракушки и чешуйки тины. Подле Великого Фомора стояло для нее другое каменное кресло, а на столе ожидали гостью сливы в вине, в дорогой серебряной чаше.

Женщина-келпи забралась в кресло с ногами и сразу взяла сливу. Положив ту в рот, она вопросительно посмотрела на Великого Фомора. Его лицо было из грубой мешковины, один глаз нарисован, а второй обозначен двумя грубыми стежками крест-накрест.

– Побудь со мной, пока не высохнут твои волосы, – предложил Великий. – Я помню, ты любишь сливы.

– Я и тебя люблю, и побуду, если ты расскажешь мне что-нибудь интересное, полезное или приятное.

– С удовольствием. Хочешь, я вспомню, как я впервые увидел тебя? Ты вышла на берег в обличье лошади, вокруг тебя лился молочный свет, ты так ступала, будто бы в твоих ушах звучала музыка, и ты едва сдерживалась, чтобы не пуститься в пляс. И я влюбился. А потом, когда ты вышла на свадьбу в обличье белой лошади, с женщиной в зеленом, сидящей у тебя на спине, я некоторое время гадал, на ком из вас я должен жениться.

– Ну да, – сказала келпи, изящно облизывая пальцы, – фоморы ж могут размножаться с кем и с чем угодно, причем так, что сразу и не придумаешь… Ты и не ведал тогда, что я могу быть обеими одновременно?

– Я догадался. Тогда же я просто хотел увидеть, как ты ешь сливы.

– Прелестно, душа моя. А как оно вообще в мире?

– Не буду лгать тебе, моя радость, в мире тревожно. Мы, люди и дети Дану стоим – каждый против двух других, и всяк хочет эту землю только для себя.

– Как обычно, – уронила келпи. – Вот поэтому я предпочитаю воду. Из воды мы все вышли и в воду вернемся, кто раньше, кто позднее. Ллир никому не враг.

– Я бы даже не усомнился, – язвительно сказал ее муж, – если бы он сберег доверенное! В том, что Ллир всем друг, я вижу определенное неудобство.

– Ничего не поделаешь, Ллир – тоже сын Дану. Если каждый будет играть против двух других, все проиграют.

На каменный стол меж ними сел черный дрозд, посмотрел, попрыгал, открыл клюв и проскрежетал:

– Среброрукий грядет, смер-р-рть рядом скачет! Яр-р-р-ркая смер-рть! Кр-р-расивая!

Келпи бросила в него сливовой косточкой.

– Почему ты его терпишь?

– Не обижай птицу, он мудрые вещи говорит.

Они помолчали, келпи поглядывала на мужа сквозь упавшие на глаза золотые пряди. Листва, пронизанная солнцем, бросала на них обоих трепещущую зеленую тень.

– Что там с пророчеством?

– Да лучше б я его не знал! – с сердцем ответил Великий. – Я, дурень, сделал все, чтобы его обмануть, но разве Слово Изреченное обманешь? В итоге только зря обидел Эйтлинн[3]. Все одно пролез к ней какой-то пройдоха и зачал ребенка. Ллир утверждает, будто то был сын Диан Кехта, и якобы он не мог его не принять, а дальше молодежь уже сами…

– Ты, я надеюсь, избавился от ублюдка? – голос келпи был холоден.

– Я сделал все, что диктовал мне разум. Я стар, мое тело пропитано собственным ядом, если мою тушу подвесить и рассечь, яд отравит землю на несколько миль… Я бросил ребенка, родную кровь, первого внука, в море, но море – ладонь Лира, а Ллир – Туата, и он предал меня. Дважды предал. Ребенок у них. Лучше бы я вырастил мальчика при себе, окружив его любовью, и если бы ему и тогда суждено было стать причиной моей смерти, по крайней мере в этом не было бы моей вины, и враги бы не ликовали. А теперь догадайся, зачем им этот ребенок[4].

– Да, – сказала келпи. – Долго гадать не надо. Яркая, красивая Твоя Смерть рядом со Среброруким. Но и это дело – теперь ты знаешь, кто тебе больший враг. Как было спокойно, когда у них на троне сидел этот пустышка-Брес[5]. У Туата и зубов-то, считай, при нем не было. Среброрукий Нуаду – благородный воин и славный король, – она искоса посмотрела на Великого, – но это, разумеется, не значит, что спорить с ним за земли безопасно. Пошлю-ка я, пожалуй, проклятие на голову того лекаря, что дал ему новую руку.