Любовница короля (СИ) - Квей Клик

— Спишь? — выливая очередное ведро, спросил Костин.

— Немного устала, — призналась Алекса. — Думаю, воды уже достаточно. Если хочешь, можешь присоединиться.

Костин отодвинул ведро в сторону и стал раздеваться. Это заняло не так много времени, избавившись от грязной одежды, он оставил её на полу, а сам подошел к бадье. Алекса немного приподнялась, чтобы он сел позади неё, а она смогла бы лечь ему на грудь. Но стоило Костину погрузиться в горячую воду, как вода из бадьи хлынула на пол и намочила все его и без того грязные тряпки. На этом ничего не закончилось. Когда Алекса легла ему на грудь, погрузилась почти целиком, ещё больше воды хлынуло на пол. К счастью, она быстро стала уходить сквозь большие щели на полу, а грязную одежду все равно придется стирать, поэтому эта мелочь не имела значения.

Обняв свою герцогиню, Костин почувствовал тепло воды, нежность женского тела и смог за многие недели наконец-то расслабиться. Он лежал и старался не думать ни о переправе Тхеок, ни о слухах, ни о чем, что могло бы нарушить этот покой. Рядом с Алексой он мог почувствовать себя мужчиной, у которого есть красивая женщина.

— Алекса, давно хотел поговорить с тобой о том, что у нас происходит, — промолвил он.

— Думаешь, сейчас самое время это обсуждать? — сонливо спросила она. — Ну, если тебе это так важно, можешь обсудить.

— Я просто подумал…

— О чем ты подумал?

— Не боишься, что во время войны понесешь ребенка? — осторожно спросил Костин. — Мы ведь занимаемся любовью каждый раз, когда остаемся одни. И моё семя…. Вдруг, ты понесла от меня? Как это скажется?

Алекса поморщилась от злости, встала и вылезла из холодной воды.

— Можешь не переживать, — холодно сказала она, скрывшись за шторкой, где была печь. — Благодаря Ивару Остину я больше не могу иметь детей. Твоё семя не способно подарить мне ребенка.

Осознав, что почем зря открыл рот, Костин поспешил вылезти из воды и проследовать за Алексой. Он заглянул за занавеску и обнаружил, как герцогиня, растопырив бёдра, забирается на печку, где добродушные хозяева постелили теплую постель. Пока она аккуратно раскладывала теплые одеяла, как нужно, перекладывала пуховые подушки с одной сторону на другую, он, не отрывая взгляда, разглядывал, как покачивались в меру стройные ноги, обтянутые чуть бледной кожей, как подергивались округлые ягодицы идеальной формы, как длинные, скрещенные ноги, идеально подчеркивали стройную фигуру, но больше всего внимания приковывал выбритый лобок, за которым герцогиня тщательно следила и в удобный момент избавлялась от растительности. Нижние губки, выглядящие набухшими при сжатых бёдрах, вынудили Костина проглотить слюну. Упругие груди, идеально очерченной формой, качались при каждом движении, не позволяя разглядеть налитые розовые соски в таких маленьких ореолах, словно перед ним была не взрослая женщина, а какая-нибудь молодая дворянка лет пятнадцати, не больше.

Алекса заметила его похотливый взгляд. В такие моменты Костин был таким ветреным, что она не понимала, как себя с ним вести. Вроде бы разговор затронул весьма серьезную тему, а он разглядывает её промежность, что, кстати говоря, вообще-то нарушение всех норм и правил. Даже Карл, когда они с Алексой жили под одной крышей, не выпучивал глаза, чтобы с таким похотливым взглядом рассмотреть жену. Казалось бы, Костина нормы этикета и правил, которым почти несколько веков, никогда не волновали.

— Костин, — нахмурилась Алекса. Она легла на мягкие одеяла и укрылась, — ты хотя бы делай вид, что соблюдаешь рамки приличия. Нельзя вот так разглядывать женщин, понимаешь?

— Прости я… — смутился он.

— Довольно, — закатила глаза Алекса. — Потуши свечи в спальне. Если хочешь, можешь лечь сейчас. Но мы не будем больше возвращаться к теме с детьми, договорились?

Он кивнул и прошелся по этой части избы, чтобы затушить все свечи и собрать с пола мокрую одежду, которую он бросил вместе с вещами герцогини в ванную. С утра он все равно намеревался постирать, поэтому пусть грязное тряпьё отмачивается в горячей воде. Погасив везде свет, Костин вернулся за занавеску и коснулся печи — она была ещё теплая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Им сильно повезло найти здесь деревню. Во-первых, на улице довольно холодно, а с запасами горячей еды на реке возникают проблемы. Никто в здравом уме не станет разводить костер прямо в лодке. Во-вторых, река Тхеок довольно широкая и протекает вдоль каменистой местности, что ещё сильнее усложняет перемещение. В какой-то момент хочется сойти на берег, чтобы размять ноги и добежать до кустов. Но всем приходилось терпеть до заката, когда воительница Ингрид, заменившая на поприще командира своего отца, давала время на привал, когда воители могли размять ноги, подогреть еду, поохотиться и просто сбегать в отхожее место. В-третьих, в горах, откуда спускалась армия Предвестницы, намного холоднее, чем в той же низине.

Оказавшись в поселении, где есть теплая еда, можно поесть горячей похлебки сразу из печки, поспать на этой самой теплой печи и укутаться теплым одеялом, Костин был рад, что выпала такая возможность. К тому же, северяне не особо заинтересованы тем, чтобы грабить, либо насиловать стариков. В этом поселении нет ни денег, ни красивых девушек, а местные жители, доживая свой век, охотно приняли незваных гостей, сразу объяснили, что у них нечего красть, и предложили кров. Это было идеальное место, где можно отдохнуть перед штурмом твердыни Гордон, которая, если верить историкам, пала только один раз. Костин там не бывал, однако Алекса уже успела рассказать, что эту крепость на склоне горы будет захватить ещё сложнее, чем ту же столицу.

Он забрался по скамейке на печь и понял, что в лежачем положении до потолка рукой подать. Пришлось изловчиться, чтобы забраться под одеяло и прижаться к герцогине, которая почему-то лежала к нему спиной. По всей видимости, Алекса была несколько расстроена разговорами о ребенке, поэтому Костин прижался к её спине грудью и обнял рукой, почувствовав, что тепло его окутало с ног до головы: печь снизу была горячей, одеяла тоже были довольно теплыми, да и голая герцогиня, успевшая согреться, охотно делилась теплом своего тела.

— Я никогда не думала о том, сколько у меня будет детей, — едва слышно призналась она. — В детстве, когда мы с сестрой много времени проводили вместе, а она ещё не бегала за каждым молодым парнем на деревне Яма, нянечка одним дождливым вечером усадила нас у камина и начала рассказывать истории. Наверное, ты этого не помнишь, хотя несколько раз оставался у нас на ночь, чтобы послушать её истории.

— Это те самые, где она нагоняла жути? — улыбнулся Костин.

— Ага, — ответила улыбкой Алекса. — Нянечка это умела делать. Но дело не в этом. Я точно не вспомню, сколько нам с сестрой было лет, однако Карла заинтересовалась вопросом о том, почему нас только две сестры. Кажется, она днем ранее ездила с отцом в столицу и наслушалась там довольно странных историй. Безумнее тех историй, что рассказывала нянечка. Это только сейчас я начала понимать, что отец возил сестрицу на смотрины. Показывал её как товар, который нужно кому-нибудь продать за приличные деньги. В общем, по возвращению Карла спросила нянечку о том, почему нас только две у отца. Она утверждала, что в остальных семьях графов детей намного больше. Нянечка сказала, будто бы это зависит от того, насколько счастливая семья. Потом сразу себя поправила и сказала, что только всевышние решают, сколько детей подарить женщине. Не знаю, о чем подумала сестрица, я же серьезно задумалась о том, какой счастливой стану женой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И что? — спросил Костин.

— Как я уже сказала, не помню точно, сколько мне было лет, — рассмеялась Алекса. — Однако в те годы я мечтала стать самой счастливой женой и родить мужу, по меньшей мере, двадцать детей.

— Ничего себе, — захохотал Костин. — Вот это тебя понесло. Какой-то рекорд решила поставить?

— Понятия не имею, — продолжала смеяться Алекса, а потом неожиданно стихла и добавила: — Не знаю насчет счастья и всевышних сил, но мне с большим усилием удалось родить единственного ребенка. Я прошла столько немыслимых испытаний и в награду получила Офелию. Она одновременно стала подарком и проклятьем, из-за которого я больше не могу иметь детей.