Башня Нерона - Рик Риордан

Борясь в серных потоках, мы с Пифоном вдруг выскочили за край водопада. И снова упали – в еще более глубокую бездну.

Все сверхъестественные реки рано или поздно приводят в Тартар – место, где первобытные страхи растворяются и меняют форму, где монстры произрастают из огромного, размером с континент, тела самого Тартара, пребывающего в вечном сне.

Мы остановились лишь на миг, даже селфи не успели бы сделать. И помчались сквозь горящий воздух и бесчисленные бездонные водопады; мимо нас мелькали, как картинки в калейдоскопе, горы из черной кости, похожие на лопатки Титана; поля из плоти, усеянные пузырями, которые лопались, являя блестящих новорожденных дракенов и горгон; струи пламени и черного дыма, выстреливающие вверх, как мрачная торжественная канонада.

Мы рухнули еще глубже, в расселину, которую можно было бы назвать Большим каньоном мира ужасов, нижней точкой самого глубинного из миров. И с размаху ударились о камень.

«Ого, Аполлон, – удивитесь вы. – Как же тебе удалось выжить?»

А мне и не удалось.

К этому моменту я уже не был Лестером Пападопулосом. Не был я и Аполлоном. Я сам не знал, кем или чем был тогда.

Я поднялся на ноги – сам не знаю как – и увидел, что оказался на узкой скале из обсидиана, нависшей над бесконечным вихрящимся морем умбры и фиолетового. Со смешанным чувством ужаса и восхищения я понял, что стою на краю Хаоса.

Под нами бурлила сущность всего – великий космический бульон, где зародилось все остальное, место, где жизнь сформировалась и подумала: «Эй, а я отличаюсь от остального бульона!» Один шаг с этого выступа – и я вернусь обратно в бульон. Исчезну навсегда.

Я присмотрелся к своим рукам, которые, судя по всему, уже начали распадаться. Плоть обгорала как бумага, оставляя после себя линии золотистого света, похожие на прожилки в мраморе. Я напоминал прозрачную анатомическую куклу, предназначенную для изучения кровеносной системы. В центре моей груди клубился крохотный – такой, что лучший аппарат МРТ не смог бы заметить, – сгусток фиолетовой энергии. Моя душа? Моя смерть? Что бы это ни было, его сияние становилось сильнее, пурпурный цвет разливался по мне, откликаясь на близость Хаоса, стараясь распустить золотые нити, связывающие меня воедино. Наверное, это было нехорошо…

Пифон лежал рядом, его тело тоже рассыпалось, а размер значительно уменьшился. Теперь он был лишь в пять раз больше меня – как доисторический крокодил или удав, его облик был смешением обоих, а шкура по-прежнему бугрилась наполовину сформированными головами, крыльями и когтями. Стрела Додоны, воткнутая в ослепший левый глаз, была цела и невредима, даже оперение не пострадало.

Пифон поднялся на короткие толстые лапы. Затопал и завыл. Его тело разрушалось, фрагменты рептилии перемежались с фрагментами света, и, должен сказать, мне не нравился новый вариант диско-крокодила. Шипящий и полуслепой, он, спотыкаясь, двинулся ко мне:

– Уничтожу тебя!

Я хотел сказать ему, чтобы расслабился. Хаос его уже опередил. Он быстро разъедал наше существо. Нам больше не нужно сражаться. Можно просто усесться на этом обсидиановом пике и вместе тихо рассыпаться на частицы. Пифон мог свернуться рядышком, посмотреть на просторы Хаоса, прошептать «Какая красота» – и уйти в небытие.

Но у монстра были другие планы. Он ринулся вперед и ухватил меня зубами за пояс, намереваясь сбросить в первобытную бездну. Я не мог остановить его. Я сумел лишь извернуться так, что, когда мы оказались на краю, Пифон вылетел за него первым. Я в отчаянии зацепился за камень и повис, рискуя под весом Пифона разорваться напополам.

Мы зависли над пустотой, от падения нас удерживали лишь мои дрожащие пальцы. Пасть Пифона крепко обхватывала меня за талию.

Я чувствовал, что рвусь пополам, но не мог отцепиться. Я направил всю оставшуюся силу в руки – как делал, когда играл на лире или на укулеле, если мне нужно было выразить истину такой глубины, что передать ее могла лишь музыка: смерть Джейсона Грейса, испытания Аполлона, любовь и уважение к моей юной подруге Мэг Маккаффри.

Каким-то чудом мне удалось согнуть ногу. И садануть Пифона коленом по подбородку.

Он крякнул. Я ударил еще раз, сильнее. Пифон застонал. Он пытался что-то сказать, но ему мешал зажатый в зубах Аполлон. Я ударил его еще раз – с такой силой, что почувствовал, как треснула его нижняя челюсть. Он разжал пасть и упал вниз.

Не было никаких последних слов: просто перепуганная полуслепая рептилия, которая канула в Хаос, превратившись в облачко фиолетовой пены.

Я висел на краю, слишком уставший, чтобы чувствовать облегчение.

Это был конец. Подтянуть себя вверх не хватало сил.

И тут я услышал голос, который подтвердил мои худшие страхи.

Глава 35

Тусуюсь с родными

Держусь из последних сил

Поставь знак «равно»

– Я ЖЕ ГОВОРИЛА.

Никогда не сомневался, что именно эти слова будут последними, которые я услышу.

Рядом со мной над пустотой парила богиня Стикс. Ее пурпурно-черное платье казалось частицей самого Хаоса. Волосы облаком окружали ее прекрасное сердитое лицо.

Меня не удивило, что она свободно живет здесь, в месте, куда другие боги боятся даже сунуться. Стикс была не только хранительницей нерушимых клятв – она была воплощением Реки Ненависти. А любой подтвердит, что ненависть – самое долговечное из чувств, оно одним из последних отправляется в небытие.

«Я же говорила». Конечно говорила. Много месяцев назад в Лагере полукровок я дал неосторожный обет. Поклялся рекой Стикс, что не буду играть музыку и пользоваться луком, пока снова не стану богом. Я нарушил оба условия, и с тех пор богиня Стикс неотступно следила за мной, осеняя трагедиями и разрушением каждый мой шаг. И теперь мне пришло время заплатить последнюю цену – меня вычеркнут из реальности.

Я думал, Стикс отцепит мои пальцы от обсидианового края и, насмешливо показав мне язык, отправит меня вниз, навстречу океану туманной гибели.

К моему удивлению, Стикс продолжила говорить.

– Ты выучил урок? – спросила она.

Будь я не так слаб, я бы, наверное, рассмеялся. Выучил, еще как. И продолжал учить.

В тот миг я понял, что все эти месяцы неправильно думал о Стикс. Это не она насылала на меня неприятности – я сам был их причиной. Не она устраивала мне проблемы – проблема была во мне. Она всего-навсего указывала на мою безответственность.

– Да, – жалко проговорил я. – Пусть поздно, но я его усвоил.

Милосердия я не ждал. И помощи, конечно, тоже. Мой