Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию - Юлиане Фюрст

Попов, известный как Диверсант, также написал в это время первый из своих многочисленных манифестов[571]. Манифест 1972 года прямо заявляет о «свободе от физического плена», что, скорее всего, относится к массовым арестам предыдущего года, хотя в его основе лежит философское, даже скорее эзотерическое понимание свободы. Диверсант утверждает, что хиппи не хотят ничего определенного. Но поскольку они уже существуют («мы уже есть»), они могут себя идентифицировать. Диверсант пишет: «Все чего-то хотят: коммунисты хотят мира. Империалисты хотят войны. Все заботятся о судьбах человечества. А нам нужна только Свобода». Как было принято в то время, Диверсант говорит об аполитичности хиппи — и даже их апатичности. Они не коммунисты и не империалисты. Они просто сами по себе. Здесь есть также тонкое замечание: тогда как другие люди хотят чего-то конкретного, хиппи нужны лишь абстрактные вещи. Они свободны от материальных вещей. В размышлениях Диверсанта о том, что должна в себя включать свобода, видно, что он говорит об отсутствии любого контроля, а не о наборе определенных свобод и прав. Он требует «абсолютной свободы» в значении «максимально ограниченного контакта» с советской системой. Он призывает отпустить всех хиппи и тех, кто любым путем сопротивляется системе, — в противном случае их ответом будет самоубийство (как это уже случилось после демонстрации). Диверсант отстаивает право следовать выбранному жизненному пути, даже если это приводит к разрушению и смерти — эту тему он обсудит более подробно потом, в частности в связи с темой потребления наркотиков. В заключение он настаивает на внутренней свободе. Разрушение свободы для него означает разрушение личности. Манифест заканчивается декларацией, набранной заглавными буквами: «МЫ ВОЛЬНЫ ТОЛЬКО С СОБОЙ И В СЕБЕ, ЭТИМ МЫ И ХОТИМ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ ДО КОНЦА»[572].

Ил. 42. Юра Диверсант во время одной из своих многочисленных госпитализаций, середина — конец 1970‐х годов. Фото из архива А. Еганова (Музей Венде, Лос-Анджелес)

На протяжении многих лет Диверсант сохранял этот двойственный подход, объясняя хипповство в абстрактных, философских терминах и призывая к конкретным действиям: открытым письмам и организациям массовых встреч и небольших демонстраций. Он безусловно сыграл важную роль в организации единственного уцелевшего с тех времен хипповского ритуала: ежегодных встреч 1 июня в парке Царицыно. Он писал к этим встречам красивые призывы, стремясь передать суть советского хипповства, вновь и вновь возвращаясь к темам свободы, цветов, любви и хрупкости, а также безрассудства и веры в неизбежную победу:

Посмотри на небо и на звезды, наклонись к земле и вглядись в цветок, поднимись над речным обрывом и упади в воду… — ты услышишь свист ветра и попадешь в объятья иной стихии… Мы выступаем за уничтожение стереотипа мышления, ориентированного на насилие, собственность и власть, и верим, что победим — рано или поздно. Мы идем плечом к плечу и, думаю, внушаем друг другу безоглядное чувство[573].

В другом обращении он заменил коммунистическую риторику боевого братства христианской, хотя и без упоминания Библии:

Будьте как дети — говорит древняя заповедь. Мы не делаем их похожими на себя. Насилуя ребенка, вы сеете жестокость, вырастая, поражающую вас. И если святая простота ребенка станет для нас единственным ориентиром в бушующем море житейских невзгод, наш корабль Свободы и счастья не разобьется о прибрежные скалы насилия и ненависти и не потеряет среди волн отчаяния Берег Надежды[574].

Начиная с ранних 1980‐х он перешел от темы свободы/несвободы к теме сообщества/одиночества: «Объединим же наши усилия в общем движении гуманизации человеческих отношений, пусть не будет среди нас одиноких и несчастных, отчаявшихся и разочарованных, и тогда ты увидишь, как высыхают слезы на лицах обиженных и возвращается надежда в сердца забытых» (1978); «И сейчас из общего хора личных обид и жалоб все настойчивее слышится твердый голос солидарности и протеста» (ок. 1982)[575]. К началу 1980‐х у Диверсанта был личный, очень болезненный опыт знакомства с тем, что такое хрупкость, насилие и одиночество. Он был убежденным потребителем наркотиков, попав от них в серьезную зависимость, и то и дело оказывался в психиатрических больницах, где подвергался принудительному лечению от наркомании. Его также часто арестовывали и избивали на улице милиция и дружинники. Его приятели смотрели на него со смешанными чувствами: для одних он был настоящим безумцем[576], другие считали его опасным человеком, полностью разрушенным наркотиками[577]. Однако 89 человек, многие из которых относились к нему скептически, в 1982 году согласились поставить свои имена под обращением к американской молодежи, в котором он призывал к объединенному пацифистскому движению по другую сторону железного занавеса. (В своем журнале «Свобода» от 1988 года Диверсант утверждал, что под тем обращением подписались более трехсот человек, но это, учитывая существующие свидетельства, маловероятно[578].)

В другом тексте, датированном Диверсантом 1978 годом, когда Вторая Система уже была полностью сформирована, он сожалеет о том, что не все его соотечественники испытывают жгучее желание изменить мир: «Можно, конечно, забыть обо всем и думать, что все, что происходит, случается не с тобой, но как долго, ведь очередь дойдет и до тебя». Диверсант, в отличие от многих своих единомышленников, твердо придерживался милленаристской идеи о том, что «будущее за нами, и оно не заставит себя долго ждать, оно, взломав все бастионы насилия, лицемерно именуемого необходимым, перевернет последнюю страницу старого мира и проложит путь к новым, братским отношениям между людьми».

Ил. 43. Титульный лист самиздатовского журнала «Свобода» (1990 год, № 1/9). Из архива А. Еганова (Музей Венде, Лос-Анджелес)

Глядя на большую часть текстов Диверсанта, можно подумать, что они были гласом вопиющего в пустыне, однако в конце 1980‐х стали появляться манифесты других хиппи. Манифест 1986 года, написанный тремя людьми, известными как (Саша) Сталкер, (Дима) Генерал и (Лера) Воробей, призывает хиппи к действиям. Однако и из этого текста видно, что в Системе не было единого понимания того, какова ее цель. Сталкер и его компания осуждали пассивность (которую очевидным образом предпочитали некоторые хиппи) и психоделическую революцию (которая, по их мнению, была устаревшей и деструктивной), под религиозными знаменами призывая к творчеству и политической вовлеченности[579]. Молодой новичок-хиппи, присоединившийся к сообществу