100 великих узников - Надежда Ионина

По окончании следствия А. Д. Меншикову было объявлено решение: сослать его в Пустозерский острог вместе с женой, сыном Александром и дочерью Александрой, а старшую дочь Марию отправить в Горицкий девичий монастырь на Белоозеро. В окончательном протоколе, подписанном 4 апреля 1728 года, местом ссылки для всего семейства назначался сибирский городок Березов.

В середине апреля из Раненбурга вышел обоз, увозивший семейство Меншиковых в сибирскую ссылку. Но Верховный тайный совет приготовил им еще одно испытание: в 8 верстах от города ссыльным приказали выйти из повозок, а солдатам и дворне выбросить на дорогу все их пожитки, чтобы проверить, не увезли ли они чего лишнего, не указанного в описи. У самого А. Д. Меншикова „лишним“ оказался изношенный шлафрок, подбитый беличьим мехом, два бумажных колпака, ношеные чулки, три черепаховых гребня, кошелек с 59 копейками, четыре скатерти… Юный князь набрал с собой много запасного платья, чулок и разных мелких вещиц (инструменты, зеркальце, три гребня, три жестянки), но и для ребенка не было сострадания; у него отобрали даже мешочек с полушками на общую сумму два рубля. В суконном зеленом кафтане и пуховой шляпе сел он в повозку и стал смотреть, как обирают его сестер…

Городок Березов располагался на берегу реки Сосвы, недалеко от места впадения ее в Обь. Его построили во времена правления царя Федора Иоанновича для упрочения русского владычества над покоренными остяками. При основании своем город был обнесен рвом, валом и деревянной стеной с башнями. Отдаленность и пустынность с самого начала сделали Березов местом ссылки важных государственных преступников. Но не только удаленность служила наказанием для ссылаемых в этот край людей, местный климат тоже увеличивал их страдания. Летом, при жаре в 27°, над городом поднимались болотные испарения и воздух становился невыносимо душным; зимой морозы достигали 45°, земля целых восемь месяцев была покрыта снегом, холод захватывал дыхание и мгновенно превращал выдыхаемый пар в иней…

В эти места и привезли А. Д. Меншикова с детьми, поместив их в острог, построенный в 1724 году. Это было длинное деревянное здание с узкими закругленными окнами, разделенное на четыре комнаты: одну занял князь с 13-летним сыном, другую — его дочери, третью — прислуга, а в четвертой хранились съестные припасы. Княгини Дарьи Михайловны уже не было в живых: бедная женщина, ослепшая от слез и горя, уже из Раненбурга выехала больная. Езда на телеге, скудная арестантская пища, отсутствие медицинской помощи ускорили ее смерть, и в середине мая, в 12 верстах от Казани, она умерла в крестьянской избе на руках своего семейства.

Еще до приезда ссыльных разнеслись слухи о прибытии любимца Петра I, и многие заранее радовались, что увидят в оковах человека, который еще так недавно заставлял трепетать всю Россию. Лишь только он въехал в Березов, два боярина, отправленные в ссылку в его правление, вышли навстречу и провожали все семейство бранными словами. Ничуть не оскорбившись, князь сказал одному из них:

Твои упреки и твои поносительные слова справедливы. Я заслужил, удовлетвори себя, насыть себя хоть сим, потому что ты не можешь более мстить человеку в моем состоянии. Я тобою пожертвовал политическому моему миру для того, что твои добродетели и твоя непреклонность от истины затмевали меня или кидали такую черную тень на меня, что я лишался всего блеску своего.

Несчастье свое светлейший князь сносил с большой твердостью. Никто никогда не слышал, чтобы он роптал на судьбу; ежедневно внушал он детям своим, что воле Божьей и воле государевой следует свято повиноваться. Но иногда и он не мог скрыть ужаса, какому подверг невинных детей своих, и тогда он рыдал, терзая себя до исступления. Однако дети своими ласками и ангельскими поцелуями возвращали отцу твердость духа.

Еще в Тобольске ссыльный князь купил пилы разной величины, топоры, гвозди и орудия труда, нужные для земледелия. Не забыл приобрести невод и удочки, запасся разными злаковыми семенами. Когда все закупки были сделаны, остаток из отпущенных ему 500 рублей просил отдать бедным. В Березове все черные работы они исполняли сами: княжна Мария взяла на себя кухонные заботы, княжна Александра стирала белье. Через какое-то время после прибытия бедным ссыльным привели быка, четырех коров, коз, баранов и множество домашней птицы. А. Д. Меншиков так никогда и не узнал, кто оказал им такое благодеяние.

На свои деньги князь выстроил домик и маленькую церковь: сам работал вместе с плотниками, копал землю, рубил бревна и устраивал внутреннее убранство часовни. Жителей Березова А. Д. Меншиков поразил своей набожностью и смирением, а также простотой в обращении. Каждый день с детьми он ходил в церковь, а сам вставал для молитвы еще и ночью; он принял на себя должность дьячка, пел на клиросе, звонил в колокола, говорил прихожанам назидательные поучения. Летом, если выходил из острога ранее начала богослужения, А. Д. Меншиков садился на берегу реки и разговаривал с березовцами о „тщете мира сего и о подвигах святых мучеников“. Дома заставлял детей читать священные книги или рассказывал им „любопытные происшествия“ своей жизни, которые они записывали. Этот человек, прежде надменный и неприступный, пышностью своей равнявшийся коронованным особам, стал философом, благословлявшим все удары судьбы и беспрестанно повторял: „Благо мне, Господи, что смирил мя еси!“

Но не прошло и полгода после их прибытия в Березов, как княжна Марья заболела оспой, от которой вскоре и скончалась. Не успел А. Д. Меншиков прийти в себя от горя, как судьба приготовила ему новое испытание: молодой князь Александр и княжна Александра тоже заболели оспой, но, к великой радости отца, в скором времени поправились. Осенью 1729 года сам А. Д. Меншиков заболел лихорадкой, которая тем более усилилась, что свою болезнь он скрывал от детей. Наконец силы его настолько истощились, что он слег, и, чувствуя приближение кончины, сказал своим детям:

Настал последний час моей жизни. Смерть не страшна для меня. А я с тех пор, как в ссылке, ежедневно ждал ее с равнодушием. Но я должен дать ответ в делах своих перед Создателем, который и милосерд, и правосуден. Здесь, любезные дети мои, в удалении познал я, что есть закон и что есть разум, которые не сопровождали меня во дни благоденствия моего. Здесь умираю я, уверенный в беспредельном милосердии и правосудии Божьем… До сего, дети мои, ваши сердца непорочны, не развращены; вы здесь, в пустыне и неизвестности, можете лучше сохранить невинность вашу, чем при дворе. Ежели вы будете возвращены, то пример мой в сей ужасной пустыне да, послужит руководителем вашим в свете.

Попутно расскажем, что после смерти А. Д. Меншикова детям его разрешили жить вне острога, хотя переписка им по-прежнему запрещалась и караул за ними сохранялся. Император Петр II за полторы недели до смерти вспомнил о своей бывшей невесте и приказал Верховному тайному совету „освободить из ссылки детей Меншикова с позволением жить, не въезжая в Москву, в деревни дяди их — Василия Арсеньева, и дать им на прокормление 100 дворов, приисков из нижегородских меншиковских деревень, а сына записать в полк и отдать для обучения хорошему офицеру“.

Воля императора была выполнена уже Анной Иоанновной в июле 1730 года. Она разрешила детям А. Д. Меншикова приехать в Москву, возвратила сыну часть отцовских имений и пожаловала ему чин прапорщика лейб-гвардии Преображенского полка. Княжна Александра Александровна была назначена фрейлиной. Когда всесильный временщик Бирон и его окружение захотели взять деньги, положенные А. Д. Меншиковым в заграничные банки, то директора банков отказали им, так как не получали распоряжений от вкладчика или его наследников. Тогда Александру Александровну и выдали замуж за генерал-аншефа Г. Бирона — брата И. Э. Бирона. Но недолго наслаждалась княжна семейным счастьем: в сентябре 1737 года она умерла при родах Леди Рондо, жена английского посланника при русском дворе, впоследствии писала:

Гроб был открыт: княгиня была одета только в спальное платье, в котором она скончалась… Это платье было сделано из белой материи, вытканной серебром; голова ее украшена была прекрасными кружевами и короною, потому что покойная была княгиня Римской империи. На челе лежала лента, на которой означено было ее имя и возраст. На левой руке лежал младенец, умерший спустя несколько минут после своего рождения, одетый в серебряную ткань.

Когда все заняли свои места, то вошли слуги проститься с госпожою. Они целовали ее руку и дитяти, прося прощения в проступках, и сопровождали слезы ужасными криками. Затем подходили знакомые, которые целовали умершую в лицо и тоже плакали навзрыд. Потом родственники самые близкие; после, как прошел брат ее, то я думала, что он совсем опрокинет гроб. Но трогательнее всего была сцена прощания супруга… Его вывели из комнаты два чиновника, которые более поддерживали его, чем сопровождали. Подойдя к гробу жены, он упал в обморок. Когда его вывели и привели в чувство, то гроб с телом графини подняли и поставили в открытой карете. За гробом тянулся длинный ряд карет, и так как покойница была женой генерала, то гроб провожала гвардия. В Невской церкви муж второй раз упал в обморок, и его отвезли домой… Рассказывают, что до кончины своей А. А. Меншикова берегла то платье, в котором ходила в Березове. Оно хранилось в отдельной комнате, куда она нередко ходила вспоминать и проливать слезы о матери, сестре и родителе своем…