Проклятие чёрного единорога - Евгения Преображенская

Не проявлял король и страха, несмотря на то что в его собственном дворце был убит сам министр безопасности. И грозно сверкали темные очи его прекрасной дочери, когда она повторила обвинения и заявила, что будет лично следить за ходом следствия. Дэрей Сол вдруг со всей отчетливостью увидел в этих глазах нечеловеческий огонь и еще многие и многие смерти, которые найдут от ее нежных рук преступники, а возможно, и некоторые невинные подданные Энсолорадо.

Наступивший вечер стал для Дэрея Сола не менее тяжелым и болезненным, нежели были утро и день. Всеобщая паника и праведный гнев простого народа ощущались теперь менее остро. Но страх, охвативший знатных горожан, был далек от того, чтобы рассеяться окончательно. Он словно бы затаился, ушел глубже.

Теперь одному Единому было ведомо, какие процессы зародил ужас в душах наиболее уполномоченных властью людей и чем он обернется. Сможет ли страх изгнать зачатки болезни или, напротив, положит начало новым недугам?

Тем временем именно эти люди – министры, дворяне, знаменитые деятели искусства, главы ремесленных и торговых гильдий, ученые и военные – все в темных одеждах стекались сейчас к ступеням главного храма Единого. Дэрей Сол задумчиво наблюдал за ними из окна рабочего кабинета.

Сам он был одет в повседневное облачение священнослужителя: белый балахон, подпоясанный широким поясом с вышитыми на нем сакральными письменами, белую же мантию со знаком солнца на спине и на груди и золотой венец в форме обруча с семью остроконечными зубцами-лучами.

По чину ему траурная одежда не полагалась, ибо даже в самый страшный день солнце обязано восходить на небосвод, чтобы нести животворящий свет всем нуждающимся и рассеивать даже самые жуткие тени.

Городской жары, как и народных волнений, что захлестнули столицу, она не ощутила. Тенистая лисья тропа, подсказанная ей Донас’еном, в мгновение ока привела девушку в королевскую дубовую рощу. На Первой ступени Самториса, расположенной на самой вершине горы, было гораздо свежее, чем даже в лесу.

В ветвях молодых дубков щебетали птицы и резвились бурундуки. Вдоль узких дорожек, отделанных радужным сланцем, журчали ручьи. Травы и цветы, в отличие от городских парков, росли здесь привольно и свободно. Каких только трав и цветов здесь не было! Их аромат словно наполнял сердце благодатью.

Удостоверившись, что никто ее не заметит, Джиа осторожно сошла с тропы. Она извлекла из поясной сумочки серебряное зеркальце в оправе из золотистого черепашьего панциря и с пристрастием изучила отражение в нем. Девушка оправила выбившийся из прически локон у лба и улыбнулась, любуясь розовой жемчужиной на шее.

Хотя в платье угольно-черного цвета наемница и ощущала себя естественнее, но все же этот оттенок придавал ее коже болезненную бледность, и потому ей пришлось чуть больше подрумянить щеки. Розовые щеки, алые губы, взгляд из-под опущенных ресниц – ее новая маска так хорошо сочеталась с чистым сиянием жемчуга.

Ах, если бы можно было вот так же просто запудрить и подрумянить страшные воспоминания, сделать их чуть более красивыми, забыть обо всех этих банках с младенцами и уродливых кружевах на обрубленных конечностях.

Широкое горлышко сферической колбы было накрепко запечатано. Жидкость в ней имела неприятный мутновато-желтый оттенок. И еще более неприятного вида создание покоилось в этой колбе, словно в мертвой материнской утробе.

Покрытый пылью стеклянный сосуд совершенно не сочетался с пышным убранством королевских покоев Ее Высочества. Но Ее Высочество это ничуть не смущало. Долгое время принцесса Гриерэ не отрывала глаз от находки, размышляя и вспоминая минувший день.

Башня с найденным в ней ключом от подвалов, таивших неописуемые ужасы. Затем – массовые убийства, зеленоглазая незнакомка с обвинениями и вестью о ее настоящей матери; как много всего и сразу навалилось за такой короткий срок!

«…Преступления против Закона жизни, против Единого и всех живых существ», – повторила про себя принцесса Гриерэ слова той, что назвалась Леилэ.

Чем ниже к горизонту подбиралось солнце, тем холоднее и рассудочнее становился ее гнев и тем серьезнее девушка задумывалась над тем, насколько уместен будет ее ночной облик – облик не тела, но души – в мире, где царит подобная жестокость?

Что, если избавление от проклятия сделает ее красивой, но слабой и мягкосердечной плаксой? Сумеет ли она, обладая той болезненно-ранимой натурой, которая раскрывалась в ней по ночам, достойно управлять своим королевством?

Из истории государства принцесса Гриерэ знала, что ожидало монархов, проявлявших слабину по отношению к подданным. «Бунты, восстания, революции – причины к тому есть всегда, дай только повод», – слышала она от отца с раннего детства.

Хотя, как оказалось, к старости король Рэй Бранко Мудрый и стал проявлять «дальнозоркость». Он излишне доверился Совету и упустил из виду то, что происходило в его собственной столице. Но что же случилось с самими жрецами Единого – с теми, кто нес Его Закон миру простых людей?

Когда-то давно их предки мечом и магией расширили территорию страны Энсолорадо до его нынешних пределов. Короли и жрецы древности положили конец распрям и войнам между мелкими разрозненными княжествами, подчинив всех – от Запада и до Востока, от Белого моря и до Северных гор Аркха – единой воле. Силой они заставили многочисленные народы жить и работать по новым, более прогрессивным правилам.

Первый единый закон был написан по книге Законов Единого. И гласил он, что всякая десятина от урожая и других доходов должна приноситься в дар Единому, то есть принадлежит королю и жрецу – представителям Его Силы на земле.

Таким образом, единый закон позволил значительно обогатить казну, а следовательно, развить науки, искусства, а главное – военное дело до уровня, с которым не только считались, но и восхищались им.

Разумеется, чтобы закон соблюдался, необходимо было держать народ в строгости и карать за малейшие попытки нарушить устоявшийся порядок. Были у закона свои темные стороны: как тогда, так и сегодня всякое отступление от него каралось беспрекословно.

Смертная казнь была делом обычным, хотя не являлась достоянием общественности и совершалась скрытно. Не делали исключений даже для высоких чинов. Достаточно было лишь обвинить человека…

Принцесса Гриерэ испуганно ахнула и, волшебным образом мгновенно позабыв о чудовищной колбе, о внутренней политике, о благе королевства и даже о собственном проклятии, устремила взгляд на солнце. Оранжевое светило уже приближалось к пикам гор. А ведь за всеми своими размышлениями девушка не подумала о молодом ученом, которого сама же и обвинила.

Принцесса чуть было не расплакалась при мысли о том, что Алема Дешера уже могли и казнить! Она хотела было крикнуть служанку, вызвать