Красная змея - Питер Харрис

Лицо д'Амбуаза снова превратилось в застывшую маску. Он вышел из машины и приказал Андре:

— Постарайся ускорить прибытие сенешаля и секретаря. Мы не можем терять ни минуты.

После долгих переговоров Пьер и Маргарет заключили с Годуновым соглашение. Они будут в меру своих сил помогать комиссару обнаружить убийцу. Маргарет получит доступ к материалам по расследованию дела о «Красной змее». Пьеру достанется эксклюзивная информация для репортажа.

Самый веский аргумент комиссара состоял в том, что он рассказал журналисту и историку о расследовании, проведенном Дюкеном. Хотя полиция и лишилась подробного доклада, составленного инспектором, но Годунов запомнил, что его подчиненный установил связь между гибелью Гастона де Мариньяка, Андреаса Лахоса и Мадлен Тибо.

Комиссар также выяснил, что убийство Антуана Вожирара не являлось делом рук «Красной змеи». Пергамент со змейкой, оставленный на теле Мадлен, не имел ничего общего с тем, который был обнаружен в спальне Вожирара. «Кто-то пытался ловить рыбку в мутной воде», — заявил он по этому поводу.

Еще Годунов рассказал о происшествии, которое могло основательно запутать дело о гибели Антуана Вожирара. Оригинал папки с названием «Le Serpent Rouge» исчез из фондов Национальной библиотеки.

Пьер улучил момент, когда Маргарет отправилась в душ, и сделал то, к чему готовился с самого утра. Он страшно нервничал, набирая номер. Даже палец его дрожал, поэтому Бланшар начал нажимать на кнопки медленнее, чтобы не ошибиться с набором.

Пьер услышал гудки, понял, что телефон работает, уже отчаялся услышать ответ, когда раздался голос:

— Алло.

Тон был какой-то странный.

— Это Габриэль д'Онненкур?

— Да. Я вас слушаю.

— Звонит Пьер Бланшар. Вы уделите мне минутку?

Д'Онненкур, по-видимому, обрадовался.

— Да, Пьер, конечно.

— Видите ли, в чем дело, я все раздумываю о вашем вчерашнем предложении насчет репортажа. Мне хотелось бы поточнее ознакомиться с вашими условиями. Хотелось бы встретиться…

Габриэль перебил его:

— Как насчет завтра, в десять? Нет, лучше в одиннадцать. Тогда я смогу подготовить для вас копии документов.

— Великолепно. Где мы увидимся?

— В том же самом месте, на улице Сен-Винсент.

— Не знаю, как и благодарить вас.

— Пока еще не за что. Может быть, мои условия вам не подойдут.

— Я уверен в обратном.

Пьер положил трубку и обнаружил, что у него вспотели руки. Он звонил без ведома Маргарет, воспользовался ее отсутствием, словно заговорщик. Ему было крайне неловко за свое поведение. Больше всего это походило на предательство.

Встреча началась очень нервозно, что отражало отсутствие согласия между магистром и сенешалем. Тот сразу же воспротивился всяческим договорам с Ватиканом, даже если Папа публично признает фальшивкой содержимое всех четырех канонических Евангелий.

Лоссеран заявил, что подобный договор даст курии возможность для маневра. Куда эффективнее было бы поднять большой шум, предъявить Ватикану обвинение по всем правилам, обнародовать тайну, которую «Змееносец» хранил уже без малого девятьсот лет. Очень жаль, что три года назад Арман воспользовался своими полномочиями магистра и вступил в переговоры, которые обернулись полным крахом.

Д'Амбуаз подробнейшим образом пересказал присутствующим свою беседу с Минарди и подчеркнул, что Ватикан порвал со всеми соглашениями. Он все больше нервничал, поскольку лицо Лоссерана лоснилось от довольства, когда магистр описывал свои неудачи.

Речь его получилась скомканной, но под конец д'Амбуаз поставил два вопроса, которые считал наиважнейшими.

— Я также должен информировать вас о двух проблемах наивысшего значения.

— Более значительных, нежели провал твоих переговоров? — Сенешаль явно желал подчеркнуть, что речь идет о персональном поражении магистра.

— Боюсь, что так, хотя каждый волен судить по-своему. Первая вот в чем. Этим утром я узнал, что двадцать лет назад Ватикану удалось внедрить в сердце братства свою крысу.

Магистр взглянул на своих сотоварищей, ожидая какой-то реакции. Потрясение оказалось столь сильным, что сенешаля и секретаря словно парализовало. Разговор пришлось продолжать самому д'Амбуазу:

— Не понимаю, какие причины заставили Минарди мне это открыть, однако что сделано, то сделано. Кардинал поведал мне долгую историю, восходящую к моменту, когда Людовика Шестнадцатого отправили на гильотину. По словам монсеньора выходит, что с тех самых пор Ватикан искал способ внедриться в наше братство. Это оказалось непросто, ибо…

— Когда им это удалось и как его зовут? — перебил магистра сенешаль, лицо которого приобрело пепельно-серый оттенок.

Последовал обмен мрачными взглядами.

— Это был Гастон де Мариньяк.

Сенешаль хватил кулаком по столу:

— Источник всех наших бед!

— Кто-нибудь что-то помнит о Мариньяке? — сурово спросил д'Амбуаз.

Ответа не последовало, но секретарь поспешно вышел из комнаты и тотчас вернулся. В руках он нес толстый фолиант в грубом переплете, отмеченном печатью времени.

Секретарь сел и принялся листать страницы, одновременно приговаривая:

— Де Мариньяк… Де Мариньяк… Вот он! Гастон де Мариньяк вошел в круг седьмого октября тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года по предложению Эманюэля Дюбуа. Погиб двадцать пятого марта восемьдесят шестого года. Смерть его произошла при странных обстоятельствах. В ходе полицейского расследования убийцу или убийц обнаружить не удалось. Своим преемником де Мариньяк назвал Виктора д'Энгиена. Эта кандидатура получила поддержку братства. Я вижу тут отсылку к другой странице… Секундочку. — Секретарь нашел нужную страницу и продолжил: — Учитывая обстоятельства гибели де Мариньяка, личность Виктора д'Энгиена была подвергнута детальной проверке. Этого человека сочли не причастным к финансовым махинациям. — Д'Амбуаз и Лоссеран ничего не сказали. Секретарь листал страницы, продолжая бормотать: — Д'Энгиен… д'Энгиен… Виктор д'Энгиен вошел в круг двадцать второго марта восемьдесят шестого года по предложению Гастона де Мариньяка. Умер от сердечного приступа — так говорится в заключении о смерти от двадцать третьего июля восемьдесят восьмого года. Своим преемником назвал Эрика фон Мольтке, кандидатура которого была поддержана братством.

Секретарь проделал те же операции и обнаружил, что фон Мольтке являлся членом братства с октября восемьдесят восьмого по февраль девяносто седьмого года, когда его место было занято Генрихом Шлиманом после отклонения первой кандидатуры, некоего Марко Антонио Фанфани.

Секретарь поискал преемника Шлимана, который погиб в девяносто девятом году в результате автокатастрофы. Он перевернул еще несколько страниц и не смог удержаться от изумленного возгласа:

— Невероятно! Все предложения Шлимана, в общем счете пять, были отклонены! Из-за внезапной кончины он так и остался без преемника. Тогда, следуя уставу братства, свое предложение внес магистр.

— Я прекрасно помню этот случай, отклоненные кандидатуры и аварию, стоившую Шлиману жизни, — заметил Лоссеран.

Трое руководителей братства переглянулись между собой.

— Теперь мне все понятно! — воскликнул магистр. — Минарди так и не закончил историю про ватиканскую крысу!

— Вот ведь шельмец, — отозвался секретарь, рывшийся в книге в поисках подробностей.

— Какова вторая проблема? — резким голосом напомнил сенешаль.

Дела складывались хуже некуда, и жаловаться на обстоятельства означало попусту тратить время.

— Кардинал отказался заключать договор, что не помешало ему предложить мне сделку, дабы заполучить наш пергамент. Буквально он сказал следующее: «Нам хотелось бы знать, располагаем ли мы чем-нибудь, вызывающим интерес у „Змееносца“».

— Получается, что они ничего не предложили.

— Не нужно подменять понятия, Филипп. Их предложение — ничто, в то же время — все, как это и свойственно для Ватикана.

— Теперь все это стоит не больше, чем дуновение ветра. Ты, кажется, в курсе дела. Кардинал Минарди мертв. Ходят слухи, что это произошло по нашей вине. Беседа ваша была подкреплена чем-то большим, чем просто слова?

Арман д'Амбуаз сдерживался уже из последних сил.

— Я знаю, что говорят о его смерти по радио.

— Мы как-то в этом замешаны? — не унимался сенешаль. — В любом случае ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Судя по твоим словам, этот Минарди был просто подлецом, затеявшим с тобой грязную игру. — В резких словах Лоссерана подразумевалось его отношение к переговорам, проведенным магистром.

— Да, после смерти Минарди его предложение утратило всякую ценность, но я хотел бы тщательно изучить пергамент, — заявил д'Амбуаз, игнорируя последний вопрос сенешаля и снова напоминая о своих правах.