Эгоист - Джордж Мередит

Она поднесла стакан ко рту и тут же отпрянула: запах был ужасен.

— Сделайте усилие! Ведь для вас нет ничего невозможного, — сказал Вернон.

— Вы вправе так говорить, мистер Уитфорд, после того как застали меня здесь! Я способна на что угодно, это верно — но только, как оказывается, ради собственного спасения; увы, для спасения друга я, выходит, ни на что не способна. Впрочем, попробую.

— Только смотрите же — настоящий глоток!

— Сейчас. А вы потом допьете?

— С вашего разрешения. Если вы не оставите мне слишком много.

Им предстояло пить из одного стакана! Ей придется проглотить эту невозможную смесь. Они одни, в гостинице, без посторонних! Рискуя здоровьем, он бросился за ней! Вот к чему привел ее рывок на свободу! И все это случилось так стремительно — в какой-то час!

— Ну, не досадно ли, мистер Уитфорд, что день выдался такой ужасный?

— Разве вы не сами выбрали день?

— Да, но не погоду.

— Хуже всего то, что Уилоби наскочит на мальчишку, промокшего до костей, начнет выпытывать, а тот будет вилять и сочинять небылицы. Кончится тем, что Уилоби уличит его во лжи и выгонит из дому.

Клара собралась с духом и сделала глоток — причем больший, чем намеревалась. Она отставила руку со стаканом, словно отстраняясь от противника. У нее захватило дыхание.

— Да не потребуют от меня такой жертвы во второй раз!

— Вряд ли вам придется второй раз убегать от отца и друзей.

Все еще задыхаясь от обжигающей влаги, Клара подивилась тому, что вопреки репутации этого напитка он ее ничуть не взбодрил — напротив, она чувствовала себя еще уязвимее, и резкости Вернона ранили ее сильнее, чем обычно.

— Мистер Уитфорд, мне даже спрашивать не нужно, какого вы обо мне теперь мнения.

— Мнения? А у меня никаких мнений нет. Я просто хочу быть вам полезным, по мере возможности.

— А мне почему-то кажется, что вы меня побаиваетесь. Право же, напрасно! Я никого не обманывала. Я открыла вам душу и ничуть этого не стыжусь.

— Что ж, похвальная привычка.

— У меня такой привычки нет.

Он был невольно тронут, и именно поэтому, от недовольства собой, ему захотелось причинить ей боль.

— Каждому свой черед, мисс Мидлтон. Я не герой, в заговорщики не гожусь и посему вам бесполезен.

— Вы очень сдержанны, Впрочем, я уезжаю, и всякому вольно думать обо мне, как ему угодно. Однако вы приговорили меня к этому яду, а сами к нему не прикоснулись.

— In vino Veritas.[18] Боюсь, как бы не выболтать того, что у меня на уме.

— Коли так, вам непременно следует выпить — в интересах здоровья, не только телесного, но и душевного.

— Комплиментов вы от меня не услышите.

— Вы можете быть суровым, я знаю. Но так и быть, скажите все.

— У нас еще есть время?

Оба сверились со своими часами.

— Шесть минут, — сказала Клара.

У Вернона часы остановились, так они вымокли под дождем.

Клара стала корить себя за это. Чтобы ее успокоить, Вернон принялся шутить:

— Мои dies solemnes[19] всегда кончаются холодным душем. Я к этому привык. Что до часов, они помогут мне помнить время, когда вы нас покинули.

Она протянула ему стакан. У нее вдруг прояснилось на душе, появилась надежда увезти с собой воспоминание о добром и суровом друге.

Принимая стакан из ее рук, он едва уловимым движением повернул его, прежде чем поднести к губам. Клара и не заметила бы этого маневра, если бы нарочно не подала ему стакан краем, которого не касались ее губы.

Будем считать, что это у него получилось непроизвольно. Но даже так, даже не предполагая злонамеренности, Клара внутренне съежилась и покраснела.

Беглецы подвержены всяким случайностям — это вам не суда, стоящие на якоре в тихой гавани. Клара плотно стиснула губы, словно ее ужалили. Да и как было такой чуткой, отзывчивой натуре не ощутить этого недозволенного прикосновения? А между тем человек, который нанес этот удар ее девичьей чувствительности, хранил невозмутимую корректность железнодорожного чиновника.

— Ну вот, оба мы испили из фиала с ядом, — сказал он. — И надо признаться, вкус у него в самом деле преотвратительный. Впрочем, таково предписание врача, а уж коли вышел в море, будь матросом. Итак, мисс Мидлтон, время не терпит, а посему отвечайте мне прямо: намерены вы со мной возвратиться или нет?

— Ах, нет, нет!

— Куда вы едете?

— К подруге, в Лондон. К мисс Дарлтон.

— Что прикажете передать вашему отцу?

— Скажите, что я оставила ему письмо в конверте, адресованном вам.

— Так. А сэру Уилоби?

— Моя камеристка Баркли ровно в полдень вручит ему письмо.

— Итак, вы решили участь Кросджея.

— Каким же это образом?

— Он, должно быть, в эту самую минуту подвергается допросу. Как он будет отвечать, догадаться нетрудно. Ваше письмо разоблачит мальчика, а Уилоби не из тех, кто прощает.

— Это ужасно! Но что делать? Бедный мальчик! Я не подумала о том, как его может наказать Уилоби. Это с моей стороны непростительное легкомыслие. Мистер Уитфорд, все мои карманные деньги пойдут на его образование. А позже, когда я достигну совершеннолетия, я целиком возьму на себя его содержание.

— Это большая обуза, вам не следует себя так связывать. Сами вы, конечно, не переменитесь, я знаю, но обстоятельства меняются, а женщины еще больше подвержены их влиянию, нежели наш брат.

— Я не позволю каким бы то ни было обстоятельствам мне помешать!

— Что вы и доказали сегодня.

— Разве я не доказала свою решимость быть свободной?

— Ничуть. Напротив — вы ничего не доказали, вы просто убегаете от трудностей и предоставляете их расхлебывать друзьям и близким. Что касается Кросджея, вы сами убедились, что одного шанса он, по вашей милости, лишился. Я бы давно увез его отсюда, если бы не считал целесообразным заручиться для него расположением Уилоби. Но оставим Кросджея. Он будет держаться, как человек чести, подражая всем тем, кто готов принести себя в жертву ради дамы.

— То есть всем тем, кто готов лгать, лишь бы выручить малодушных? Вы это хотели сказать, мистер Уитфорд! Ах, я знаю, Осталось две минуты. Жребий брошен! Возврата нет! Пора собираться. Вы проводите меня на платформу? Впрочем, я предпочла бы, чтобы вы поспешили домой.

— Я вас провожу. Я буду здесь, пока вы не уедете. До вашего поезда должен пройти экспресс. Дежурный обещал дать мне знать, когда он пройдет. Я все время гляжу в окно.

— Все же, мистер Уитфорд, вы остаетесь моим лучшим другом.

— Несмотря на…?

— Несмотря на то, если вам угодно, что вы не совсем понимаете, какие муки вынудили меня решиться на подобный шаг.

— Вынудили вас мчаться сломя голову по воле ветра и валов?

— Ах, вы ничего не понимаете!

— Здесь кроется тайна?

— Не тайна, а страдания. И самые настоящие.

— Ну, значит, я в самом деле ничего не понимаю. Но решайте сейчас. И помните — вы совершенно вольны в своих решениях.

Она вышла.

Слов нет, в сухих чулках и обуви путешествовать куда приятнее, чем в мокрых, однако, натягивая их, Клара почувствовала, что сбита со своих позиций. Она не отказалась от цели, но пыл ее несколько поугас. Предложение Вернона руководствоваться собственными желаниями заставило ее их пересмотреть: больше всего ей, разумеется, хотелось уехать, вырваться, освободиться от кошмара, — но причинить боль отцу? Повредить Кросджею? Огорчить друзей? Нет, сто раз — нет!

Она поспешила назад к Вернону, чтобы покончить со своими колебаниями.

Он стоял у окна и смотрел на подъезжавшую закрытую карету.

— Не пора ли бежать на станцию, мистер Уитфорд?

— Сигнала еще не было. Здесь теплее.

— Я решилась вложить письмо к отцу в письмо, адресованное вам, где прошу вас как можно мягче сообщить ему обо всем и молить его о снисхождении.

— Ваши друзья сделают все, что возможно.

— Видно, мне суждено огорчать тех, кому я дорога. Я пыталась следовать вашему совету.

— Сперва вы говорили со мной, затем с мисс Дейл; у вас, во всяком случае, совесть чиста.

— Ах, нет!

— Что же ее отягощает?

— Я ничего не совершила против своей совести.

— В таком случае она чиста?

— Нет.

Вернон пожал плечами. Наше отношение к невинному лукавству женщины определяется тем, какую роль эта женщина предназначает нам, а какую — другому. Вернон имел все основания возразить: «Пусть вы формально и не совершили ничего против вашей совести, однако такие намерения у вас, по-видимому, были». И то, что она заговорила на эту тему сама, означало желание объясниться начистоту, подтверждая его предположение. Но он не пошел ей навстречу. Инстинкт, подсказывающий мужчине, стать ли ему на сторону женщины или против нее возмутиться, на этот раз его подвел. И он вторично пожал плечами, когда она заявила: