Проклятие короля - Василий Горъ

— Угу… — буркнул Облачко.

— Что именно? — поинтересовался разумник.

Иллюзионист пожал плечами, потом сообразил, что в кромешной тьме его жест никто не увидит, и негромко вздохнул:

— Разбираю те ошибки, которые сделал во время сегодняшних боев. И чувствую себя первокурсником, вызвавшим на учебный поединок своего собственного преподавателя: по сути, против хорошего мага Жизни у меня нет никаких шансов на победу. Представь себе, я действительно чувствую себя первокурсником! Ты только задумайся: ее милость толком не разобралась с теми преимуществами, которое дает многопотоковое мышление. У нее нет боевого опыта. Мало того, она находится под печатью Ограничения — значит, у нее практически пустой резерв и почти нет силы. А она без особого труда справляется с боевыми магами! Теперь я понимаю, почему магов Жизни убивают еще в колыбели…

— Их убивают не поэтому, — хмыкнул эрр Гериельт. — Жрецы первой категории и выше способны менять свойства живого организма. Любого. В результате укусы каких-нибудь мух становятся смертельными. А комары начинают разносить болезни…

— Да знаю я! — воскликнул иллюзионист. — Просто меня удивляет то, что делает ее милость…

— Что в этом удивительного? — спросил эрр Гериельт. — Баронесса просто умеет думать. А еще… ее фантазия не ограничена теми рамками, в которые нас с тобой загнали во время обучения. То, что ты видишь, — результат труда, и не более: ее милость действительно захотела научиться магичить. И плевать хотела на то, что у нее минимальный резерв и почти нет силы… Жрецов вне категорий — тьма. Однако ни один из них почему-то не додумался до перемычек!

— Да, думать она умеет, — согласился Облачко. — И учится чрезвычайно быстро…

— Меня удивило другое… — разумник заворочался, от чего его кровать жутко заскрипела. — Скажи, ты раньше когда-нибудь слышал об оборотной печати Бесчувствия?

— Нет…

— А ведь додуматься до нее мог бы любой из нас! Что может быть проще — попытаться поэкспериментировать со всеми известными плетениями, если известно, что существуют несколько оборотных?

— Это — те самые рамки, о которых ты говорил, — заметил эрр Маалус. — Знаешь, со дня отъезда из замка я только и делаю, что экспериментирую с оборотными печатями. И уже наткнулся на несколько очень интересных плетений…

— Например? — полюбопытствовал разумник.

— Ну, скажем, оборотная печать Мечты выискивает в памяти человека его страхи, усиливает их и создает настолько пугающие образы, что трудно передать словами…

— Пробовал на себе?

— Угу… Создал маленькое плетение, влил в него силы на двадцать ударов сердца и…

— А почему так много? — удивился эрр Гериельт.

— Я пока не закончил испытания, — признался Облачко. — Некогда было. Знаю только, что если силы меньше определенного предела, то я ничего не чувствую…

— Занятно… Будет время, попробуй на мне, ладно?

Представив себе горящий взгляд фанатика-ученого, которым маг наверняка прожигал темноту, эрр Маалус улыбнулся:

— Конечно. Могу сейчас. Если хочешь…

— Нет. Не хочу, — ответил разумник. — Сейчас я бы хотел обсудить несколько более важных вопросов. Скажи, теперь ты понимаешь, ЧЕМУ мы оставили жизнь?

— Угу… Не хуже тебя…

— Нет, ты не понял. Я спрашиваю про другое: ты пытался представить себе последствия нашего поступка в различных вариантах будущего? Например, что будет, если баронесса по каким-то причинам захочет власти? Или возненавидит весь мир? Или уйдет в науку так глубоко, что перестанет воспринимать чужую жизнь как нечто, данное свыше?

Представив себе Меллину Орейн, идущую к трону по колено в крови, Облачко отрицательно покачал головой. Потом вспомнил о том, что эрр Гериельт его не видит, встал, зажег свечу, закрыл ставни, завесил их одеялом и грустно улыбнулся:

— Давай я покажу тебе кое-что из прошлого. Выводы сделаешь сам…

…В полной темноте лицо женщины кажется белым, как снег. И таким же холодным. Поэтому совершенно непонятно, как капельки дождя, стекающие по ее лбу и щекам, не замерзают на полпути. Хотя, стоит бросить взгляд на искусанные в кровь губы, на алые полоски, расчерчивающие подбородок и шею, заглянуть в глаза, полные безумия, и услышать жуткий хрип, который называется дыханием, как все становится ясно: она пока жива… Пока… Ибо Темный Жнец уже тут… Стоит за ее спиной… И ждет…

— Отпусти… — шепчут ярко-алые губы, а в глазах на мгновение появляется Боль…

— Нет… — раздается откуда-то справа…

— Я больше не могу… — Из уголка правого глаза скатывается слеза… и женщину выгибает дугой.

Вздутые жилы на шее… Скрежет крошащихся зубов… Вой, от которого хочется заткнуть уши…

И побелевшие от напряжения пальцы, стискивающие руку сидящей рядом девочки…

— Что это было? — негромко спросил эрр Гериельт.

— Мафа. Жена Шрама. И баронесса Орейн. Ее милость почти сутки удерживала Мафу на Грани… И удержала… Кстати, в дождь… На крыше донжона… Зная, что за попытку магичить ей страшно влетит от отца…

— А почему там? — удивленно воскликнул разумник.

— Силовая линия… — вздохнул Облачко. — Своего резерва девочке не хватило… Смотри дальше…

…Лицо баронессы Орейн вспыхивает от бешенства. А в глазах — самая настоящая ненависть:

— Вы забыли добавить «ваша милость!»

— Ваша милость! Вы опять экспериментировали со своей силой? — в голосе стихийника, сидящего напротив нее, слышна издевка.

— С чего вы взяли, эрр? Вы что, заметили убыль в моем запасе? Или видите на мне новые плетения? — холодно спрашивает баронесса.

— Нет, но мне кажется… — начинает было маг, но договорить фразу не успевает.

— Если вам что-то кажется, то я советую обратиться к эрру Маалусу! Зрительные галлюцинации — его вотчина. Три-четыре часа работы — и вы навсегда забудете о галлюцинациях…

Маг убирает с глаз прядь волос и ехидно ухмыляется:

— Ваша милость, давайте не будем играть словами. Вам это все равно не поможет. В чем не поможет? Ну, как вам сказать? Я уверен, что вы опять нарушили запрет вашего отца. Соответственно, очень скоро в нашем замке появится вакансия на должность одного из магов. В частности, нам будет очень не хватать какого-нибудь иллюзиониста…

— Это эрр Валин по прозвищу Крыса, — буркнул Облачко. — Один из стихийников покойного барона Нолада. Последние его слова — обо мне. Не очень понятно, но в тот день он озвучил мне смертный приговор. Если бы его слова дошли до барона Нолада, то я бы оказался на виселице… Смотри дальше.