медведица,или легенда о Черном Янгаре - карина

   Она кладет пальцы на пятно свежего ожога, и поднимается на цыпочки, заглядывая в глаза.

   - Скажи ему то, что он хочет знать.

   - Нет.

   - Скажи, - Пиркко нажимает, и тонкая корка сукровицы лопается. - Тогда тебя помилуют. Позволят жить... ты ведь хочешь жить?

   Да. Кто не хочет жить?

   - Конечно, я по глазам твоим вижу. Мой муж готов простить тебя...

   Она улыбается уголками губ. И в глазах ее Янгхаар видит жадное животное желание. Пальцы же Пиркко раздирают раны.

   - Ты хорошо выносишь боль, - признает она, вытирая руку о тот же, измаранный его потом рукав. - Но зачем, Янгар?

   - Нет.

   - Подумай. Отец не отступит, пока не узнает, где спрятана печать... и с каждым днем он будет все более и более настойчив.

   - Нет.

   - И Вилхо, глупый, думает, что папа старается для него... он позволит сделать с тобой все, что ему вздумается, - Пиркко не без труда поднимает железный прут, раскаленный добела. - Но если ты проявишь благоразумие, то...

   Он пропадает в забытьи раньше, чем прут касается кожи.

   - Потерпи, - ласковые руки лета забирают боль. И Янгар дышит.

   Снова трава в россыпях ранних рос. И небо.

   Жаворонок.

   Аану.

   - Ложись, - просит она, и Янгхаар подчиняется. - Все пройдет, мальчик... все пройдет... и боль забудется.

   Ему все-таки позволяют обернуться.

   Не Аану, но женщина с золотыми длинными косами. И глаза незнакомки желты. А тело ниже пояса змеиной золотой чешуей покрыто, тяжелой и прочной.

   - Когда-то Великий Полоз полюбил смертную женщину, - сказала она.

   - Тебя?

   - Меня. Это было давно. Он украл мою юность. И разделил со мной зрелость. Выпил старость до дна, а сделав последний глоток, поймал душу, - она раскрыла ладонь, и Янгхаар увидел, что та почти прозрачна. Кожа женщины отливала серебром.

   - Небесный кузнец сделал это тело. А мой муж отдал за него десятую часть всех подземных жил...

   Волосы ее были холодны. И не волосы - металлические нити, тонкие, звонкие, но живые.

   - Золото, - рассмеялась женщина, - Полоз подарил его мне. Ты храбрый мальчик... мы слышим зов твоей крови. Нашей крови.

   В желтых очах змеедевы вспыхивает ярость. И гаснет.

   - Потерпи, маленький змей. Все закончится.

   - Я умру?

   - Ты боишься?

   - Нет. Не за себя...

   - За ту девушку? У нее свой путь, но идет она ради тебя. В этом весь смысл, - золотые руки, покрытые узором мелкой чешуи, заставляют раны затянуться.

   Во сне нет боли.

   - И ты будешь жить ради нее.

   - Мне не позволят.

   - Позволят, - возразила змеедева. - Они слишком жадны, чтобы дать тебе умереть, не получив ответа на свой вопрос. И когда поймут, то...

   ...она не успевает сказать.

   Золотые косы вдруг обвивают Янгхаара, словно пытаются защитить золотым же коконом от реальности. Но слишком зыбок его сон.

   Вновь камера.

   Каменная стена.

   Вонь.

   И пламя, что гудит в камине.

   Кресло, которого прежде не было. И Вилхо, в нем сидящий.

   - Он очнулся? - капризный голосок причиняет новые мучения, и Янгхаар открывает глаза. - Очнулся... вы должны были привести его в порядок. От него воняет.

   И от кёнига тоже. Кисловатый запах болезни пробивается сквозь смрад, царящий в камере. Вилхо стал еще толще. Роскошный халат его, подбитый горностаем - Вилхо мерзнет, и руки кутает в горностаевой шали - не скрывает очертаний грузной его фигуры. Ткань забивается в складки тела. Опухшие ноги обернуты белым полотном. Мягкие руки лежат на животе. Ладони раздулись, словно у утопленника.

   Лицо заплыло.

   И глаз почти не видать.

   Пиркко подает мужу кувшин с розовым маслом, но кёниг отмахивается.

   - Почему он не говорит?

   - Где Печать? - голос Ину доносится из-за спины. И Янгхаар успевает сжаться в преддверии очередного удара. Боль такая яркая.

   ...рыжая, как пламя, которое карабкалось по стенам его дома.

   - Где?

   Уйти не позволяют.

   - Где?!

   - Он должен заговорить...

   - В д-доме... - получается расцепить спекшиеся губы. - В доме...

   - Что он сказал? - кёниг подается вперед, едва не опрокидывает кресло. Он так увлечен и не видит, сколь брезгливо кривится нежная его супруга.

   Еще один глупец, который верит, будто Ерхо Ину старается ради него.

   Вилхо предначертано умереть.

   И трон в Оленьем городе будет свободен.

   - Он солгал, - отвечает Тридуба. - Тайника не было в доме.

   - Т-ты н-не...

   - Знаю. Твоя матушка была столь любезна, что рассказала правду. Туро Уто ушел с печатью и тобой в Белую башню. А вернулся уже без печати.

   Мама... мама любила драгоценности и наряды. Зеркала.

   Она не была злой.

   И наверное думала, что может откупиться от беды. Отдать Печать кёнигу и получить взамен тихую, спокойную жизнь. Ей ведь обещали, что не тронут.

   - Она не... з-снала...

   - Зато ты знаешь, - спокойно отвечает Ерхо Ину и повторяет вопрос: - Где?

   Боли слишком много.

   И Янгар уходит от нее в теплые надежные объятья Великого Полоза. Его чешуя горяча, а глаза темны. В них Янгар видит сожаление.

   Великий Полоз не способен помочь.

   Пока.

   Еще не время.

   Но он придет... обязательно...

   Янгар будет ждать.

   И жить будет. Не ради мести и Полоза, но потому, что в Горелой башне ждет его маленькая медведица, которая обещала подарить сына.

Надо только выдержать. Глава 35. На краю

   Несмотря на помощь рабов, Вилхо с трудом поднялся наверх. Лестница, ведущая в подвал, была узкой, сырой и с крутыми ступенями, которые ко всему потрескались. Каждый шаг Вилхо давался нелегко, он то и дело останавливался отдыхать, а рабы поспешно вытирали пот, разминали разбухшие ступни и узловатые колени, руками пытаясь изгнать дурную кровь.

   Вилхо терпел.

   И все же самый верхний пролет он не сумел преодолеть, так и повис в руках невольников, обхватив могучие шеи. Зависть кольнула: вот люди ничтожные, но полны они силы.

   А Вилхо? Он благословен богами.

   И Оленья корона сияет на его челе.

   Многие земли лежат под его рукой. И бессчетно людей готовы исполнить его волю.