Сибирская кровь - Андрей Черепанов

смогла поехать на похороны собственной дочери. Из этого я делаю вывод о рождении моего отца 18 октября 1941 года и о завышении им собственного возраста ровно на год (ведь не случайно же возникла дата 18 октября, которую мы каждый раз отмечали)[405].

Черепанов Владимир Георгиевич с сестрами Риммой и Надеждой

Он оказался поздним, шестым по счету ребенком у своих сорокалетних родителей и их единственным пережившим детский возраст сыном. Ему было всего одиннадцать с небольшим лет, и он учился в пятом классе, когда умерла его мать Елизавета Ивановна. По трагическому совпадению, ровно столько же было и его отцу Георгию Матвеевичу, когда он потерял свою.

На семейном совете решили, что помогать Георгию Матвеевичу по хозяйству и воспитанию малолетнего сына Владимира останется его младшая дочь Надежда, а старшая Римма поедет в Якутск за высшим образованием. Но после того, как в Белькачах появилась мачеха, и вторая хозяйка стала не нужна, Надежду тоже отправили в Якутск.

В 1955 году, сразу по окончании моим отцом белькачинской семилетней школы, а его сестрой Риммой – двухлетнего педагогического института в Якутске, она забрала его для продолжения учебы к себе в поселок Огонек[406] Усть-Майского района. Этот поселок расположен в семи-восьми сотнях километрах от Белькачей сначала вниз по течению Алдана, затем вверх по течению Маи и ее притока Юдомы[407]. От него напрямую до Охотского моря остается каких-то три сотни километров. Но после того как в начале 1956 года Римму Георгиевну вместе с ее мужем перевели на работу в расположенный на расстоянии около пятидесяти километров водного пути поселок Югоренок, мой отец вынужден был жить в интернатах: в восьмом классе в Огоньке, в девятом – в поселке Чагда (Учура), что примерно в полутора сотнях километров от Белькачей вверх по течению Алдана. Кстати, эту чагдинскую среднюю школу прежде заканчивали его сестры и тоже тогда селились в интернатовском общежитии.

В десятом же, завершающем классе средней школы, мой отец учился в Покровске[408], центре Орджоникидзевского района (ныне – Хангаласского улуса) Якутии, что на берегу реки Лены в восьми десятках километров к юго-западу от Якутска. В Покровск он попал опять же не случайно – туда в 1957 году переехала его сестра Римма вместе со своим мужем, избранным первым секретарем Орджоникидзевского райкома ВЛКСМ.

После получения полного среднего образования мой отец поступил на отделение физики физико-математического факультета Якутского государственного университета (ЯГУ). Интересно, что хотел-то он учиться профессии золотодобытчика в Казахском горно-металлургическом институте в Алма-Ате и именно туда сдавал экзамены через комиссию ЯГУ. Получил он одну «четверку», остальные «пятерки», но, по принятой в то время традиции, единственная комсомольская путевка в тот институт досталась при значительно худших экзаменационных результатах представителю местного населения – брату Андрея Ивановича Михеева. Моего же отца преподаватели уговорили остаться в Якутске.

Поселился он в общежитии на улице Ойунского и, хотя имел повышенную стипендию – чуть больше тридцати рублей, денег не хватало, и к концу каждого месяца выплат стипендии он вместе с сокурсниками заходил в студенческую столовую, где покупал за пару копеек стакан чая и наедался предлагаемым тогда бесплатно хлебом. Зато в день стипендии студенты восстанавливали недостаток глюкозы жадным поглощением килограммов закупленных леденцов.

А моя мама родилась 4 октября 1940 года в поселке Нюрба[409] на берегу якутской реки Вилюй, что впадает в Лену чуть выше Алдана, в семье Федора Александровича и Елены Васильевны Куликовских. Они – из сел Скибин и Александровка, расположенных вблизи города Жашкова в правобережной части Украины, потомки поляков (ляхов), прежде исповедовавших католическую веру и традиционно селившихся особняком[410] от местных малороссов и евреев.

Черепанов В.Г. 15 января 1956 г.

Надеюсь, что когда-нибудь появится отдельная книга о моих предках по материнской линии, и там будет много интересного. Хотя бы потому, что один из таких предков (у моей бабушки) был полным Георгиевским кавалером, а Иван Данилович Черняховский, ставший дважды Героем Советского Союза и самым молодым генералом армии, если не маршалом[411], в детстве дружил с моим дедом и даже, по имеющимся данным, был его троюродным братом и какое-то время, когда они оба осиротели, вместе с ним жил в семье старшего брата моего деда Трофима Александровича Куликовского[412].

Пока же скажу лишь то, что моя бабушка по материнской линии Елена Васильевна Куликовская (в девичестве – Пацановская)[413] появилась на свет по старому стилю 13 мая 1910 года и умерла 10 июня 2001 года. Разумеется, мы часто с ней встречались, в детстве я много раз у нее гостил.

А вот моего родного деда по материнской линии Федора Александровича Куликовского, который родился в 1908 году и умер в 1986 году, я никогда не видел[414]. Дело в том, что 1 сентября 1941 года, когда моей маме шел всего одиннадцатый месяц, ее отца-агронома, переехавшего в 1939 году со своей женой и сыном Александром в Нюрбу из Украины заведовать государственным сортоучастком, арестовали за антисоветскую агитацию и пропаганду. Арест был произведен по доносам сослуживцев и на основании постановления помощника прокурора Якутской АССР Мишарина[415]. Из протоколов допросов свидетелей следует, что мой дед говорил о тотальном вранье по радио о событиях на фронте и что, в частности, «Красная Армия допускает отступления и оставляет отдельные города потому, что колхозники недовольны Советской властью… Когда на Украине не было коллективизации, население жило богато, зажиточно, а как коллективизировали, то стало вымирать».

После допросов самого Федора Александровича – вроде, без пристрастия: по документам уголовного дела не видны попытки инкриминировать создание антигосударственной группировки – его в январе 1942 года приговорили к расстрелу по части 2 статьи 58–10 Уголовного кодекса РСФСР («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений»). Но своим определением от 21 марта 1942 года Верховный Суд РСФСР смягчил приговор до десяти лет лагерей. И он их отбыл на каторжных работах где-то под Магаданом и выжил. А когда в 1951 году вернулся в Якутию к своей семье, выяснилось, что его жена была уже замужем за другим, у сына сменили фамилию на фамилию отчима, дочь полюбила этого отчима как родного отца, и места в их судьбе для бывшего политзаключенного не осталось. И он, поняв собственное бессилие вернуть былое семейное счастье, уехал.