Рваные судьбы - Татьяна Николаева

любишь меня и гнала от себя. – Лёня делал над собой огромное усилие, чтобы не бросить вещи и не сжать в объятиях свою возлюбленную, такую странную, и такую желанную.

– Всё, что я говорила тебе, не правда. Ты нужен мне. Ну, что же ты не обнимаешь меня? – Нюра посмотрела ему в глаза.

– Нужен, говоришь? – сказал Лёня. – Тогда что это было?

– Не знаю. Нашло что-то. Прости меня.

Нюра снова прижалась к нему. Она обволакивала его собою, словно туманом, обвивала шею руками и запускала пальцы в волосы, зачаровывала своими ясными, как озёра, глазами. Она приблизилась к его губам, обдавая горячим дыханием:

– Прости меня, мой мальчик, – шептала она, касаясь его губ.

Лёня чувствовал, что теряет контроль, что ещё мгновение, и он сдастся. Но боль и унижение, испытанные им недавно, ещё не забылись. Лёня надеялся хоть немного приручить эту взбалмошную женщину и утвердить остатки своего достоинства. Поэтому он не ответил на поцелуи и сказал:

– Хорошо, я не уйду сейчас. Но мне надо подумать какое-то время. Отпусти меня, я пойду к себе.

Нюра разжала руки, и Лёня вышел из дома. Он вернулся в свою комнату. Он ругал себя за то, что ушёл сейчас от неё. Ему хотелось прямо сейчас вернуться к ней, упасть на колени и осыпать поцелуями всё её тело. Но он сдерживал свои порывы. Если Нюра не увидит, что его нужно уважать, то он так и останется для неё навсегда юнцом, мальчишкой. А этого он допустить никак не мог.

Остаток дня Леонид ходил с хмурым и напряжённым лицом. Вечером перед сном вышел во двор проветриться, встряхнуть мысли. Слишком тяжёлые выдались последние два дня. Он облокотился спиной о косяк двери и смотрел в ночь. Через некоторое время он увидел, как дверь дома открылась, и на порог вышла Нюра. Она прошла через двор и оказалась перед ним. Свет из окна падал как раз на неё. Она же видела только очертания Лёни.

– Я пришла к тебе, Лёня, – сказала она и положила руку ему на щёку.

Он уже твёрдо знал, что никуда не уйдёт от этой женщины, что останется с ней, что бы ни случилось, что она победила его. Кровь вскипела в его жилах. Он взял Нюру и притянул к себе, жадно прильнув к её губам. Нюра ответила жарким нетерпеливым поцелуем. Он отстранил её и взглянул в её глаза. Они горели диким огнём. Тогда он схватил руками её блузку и одним рывком разорвал на ней. Полные груди покачивались, вырвавшись наружу. И её это нисколько не смутило. Нюра, полуголая, стояла перед Лёней. Он припал к ней, целуя шею, грудь, и повалил на землю. Прямо здесь, посреди двора и овладел ею, резко, грубо. Он до боли сжимал её в своих объятиях, хватал за волосы, чтобы заглянуть ей в лицо, а она только крепче обнимала и целовала его, целиком отдаваясь в его власть.

Когда всё закончилось, Лёня встал с неё, тяжело дыша.

– Прости, если сделал тебе больно, – сказал он, ушёл к себе и закрыл дверь.

Нюра отдышалась, поднялась, поправила на себе разорванную одежду и вернулась в дом.

На следующий день она позвала Лёню перебраться в дом, и он согласился. А через месяц они расписались, и Лёня усыновил Виталика и Славика.

5.

Официально мужем Веры Юра стал лишь здесь, в Чугуеве. В конце лета они расписались, а в сентябре Вера родила дочку Валечку. Дом снова ожил, через столько лет горестей и бед здесь опять был слышен детский голос, снова поселились радость и веселье. Вера была по-настоящему счастлива. Ведь рядом были дорогие люди: любимый муж, маленькая дочь, мама и сестра. Если бы ещё и Рая была здесь, то и не о чем больше было бы мечтать.

Но Рая так и не вернулась. И весточки не подала. Прошло уже почти полгода, как закончилась война. Если бы Рая была жива, то семья об этом уже знала бы. Это – единственное, что омрачало всеобщую радость и счастье в доме. Лиза Суботина сохранила двух дочерей, но не сберегла третью. Война отобрала у неё старшую дочь, и не было покоя матери.

Лиза часто просила Веру, и та пересказывала историю их жизни там, в Германии. Лиза слушала каждый раз как в первый, очень внимательно, не пропуская ни слова. Со временем она уже знала всё наизусть, но, тем не менее, интерес её и потребность в этих разговорах не убавлялись. Для неё Раечка оставалась жива, пусть в историях и рассказах, пусть в прошлом, но всё же она продолжала жить.

Из рассказов матери и сестры Вера узнала, как они сами спаслись и выжили. Узнала про деда Архипа, про то, как он спас и спрятал у себя Лизу с Шурой; как жили они у него, пока наши войска не освободили Харьков в августе 43-го, и как потом вернулись домой, не надеясь найти дом уцелевшим.

– Да, это действительно чудо какое-то, – говорила Вера. – Мы ведь тоже ехали домой, и не знали, было ли куда возвращаться.

Почти сразу же после родин Вера вышла на работу. Маленькую Валечку оставила с матерью своей, а сама стала работать в столовой в центре Чугуева, на раздаче еды. Далеко было на работу ходить, но Вера была привыкшая к трудностям. Она была выносливая, хоть и хрупкая с виду, к тому же смолоду приучена к нелёгкому физическому труду. Через время она и Шурочке помогла туда же устроиться, официанткой, а саму её перевели в буфет при столовой. Работа была нелёгкая, целый день на ногах, зато каждый день сёстры несли что-нибудь из еды домой: то кашу, то картошку, то хлеб. Так что в доме теперь всегда был стол накрыт.

Юра продолжал работать на вокзале, правда, успел уже сменить работу, как ему казалось, на более высокооплачиваемую. Но в результате оказалось, что только больше возни и разговоров, а деньги почти те же. Дома Юра кое-что отремонтировал: подлатал крышу, поправил и местами заменил покосившийся забор, отремонтировал калитку.

Лиза была очень довольна зятем и благодарна.

– Первый раз за столько лет в доме опять появился мужчина, – говорила она, довольно поглядывая на Юрия. – Дому нужен хозяин. Земле нужны мужские руки. Тем более, толковые.

– Спасибо вам, Елизавета Павловна, за добрые слова, – отвечал он, немного сконфуженный похвалой тёщи. – А будущим летом мы с Верой и Валей съездим ко мне домой, в Курск. Матери, может, что помочь надо, да и вообще повидаться, внучку