Рваные судьбы - Татьяна Николаева

class="p1">– Можно, конечно, – улыбнулся Лёня и надел свою пилотку на голову малыша.

Тот раскраснелся от гордости. В комнату вошла Нюра и поставила на стол тарелки, положила ложки и хлеб. Затем она принесла вареную картошку со шкварками, огурцы и помидоры, зелёный лук и кастрюлю с дымящимся борщом. У Лёни даже голова закружилась от такого богатого угощения, и свело желудок от аромата домашней еды. На войне часто голодали: банка тушёнки да буханка хлеба на четверых – паёк на день.

– А ну, не приставайте к человеку, – погрозила она сыновьям. – Садитесь обедать.

Все четверо уселись за стол. Нюра налила борщ. С хрустом откусывая молодой лук и заедая горячим борщом, дети уплетали обед, стуча ложками о тарелки. Не отставал от них и Леонид. Он ел так, будто месяц до этого не видел еды.

Наевшись, наконец, дети побежали на улицу гулять. Нюра убрала со стола и осталась в кухне мыть посуду. Через четверть часа она вернулась в комнату и увидела спящего Леонида. Он уснул прямо за столом, опустив голову на руку.

Нюра пожалела парня и не стала будить.

«Но завтра ему придётся-таки убраться», – подумала Нюра. Она вышла из дома и направилась в огород. Надо было полить овощи, прополоть, подвязать, окучить – в общем, работы хватало.

Через пару часов Лёня проснулся и вышел во двор. Он подошёл к Нюре, склонившейся над грядками, и сказал:

– Извините меня, что я тут… ну, уснул. Малость разморило после такого царского стола.

– Да ладно, не извиняйся, – повернулась к нему Нюра. – Отдохнул немного?

– Да, да, спасибо, – закивал парень. – Вы не волнуйтесь, я прямо сейчас уйду.

– Да куда ты пойдёшь на ночь глядя? – сказала Нюра. – Вечер вон уже. Переночуешь у нас. Я тебе в летней кухне постелю. А завтра уже и пойдёшь.

– Спасибо вам, Нюра. Вы очень добрая.

Лёня покраснел, а Нюра, казалось, нисколько не смутилась. Влюблённость и волнение молодого парня забавляли её, и не более того.

– Может быть, вам помочь? – спросил Лёня.

– А чего ж не помочь? Помоги, – весело сказала Нюра и распрямила спину, широко при этом раскинув руки. Блузка обтянула её пышные груди, петли на пуговицах натянулись, и одна пуговка расстегнулась, приоткрыв мягкие округлости. Лёня побледнел от волнения, во рту у него пересохло, и он громко сглотнул. А Нюра весело рассмеялась и застегнула блузку.

Вечером за ужином Лёня снова забавлял детей, смешил их, рассказывая весёлые истории и кривляясь, как клоун в цирке. Виталик со Славиком смеялись до икоты. Им было очень интересно с новым знакомым. Они быстро подружились.

На следующий день Нюра попросила Лёню отремонтировать дверь в сарае и починить крышу в доме. Лёня охотно согласился, поскольку вопрос о его уходе откладывался минимум на пару дней. Нюра весь день была рядом: то в огороде работала, то помогала Лёне, то объясняла, что надо сделать. Она замечала, что, когда приближалась к нему, он начинал заметно волноваться: у парня дрожали руки, всё из них валилось, перехватывало дыхание, особенно тогда, когда Нюра, вроде бы невзначай, положит руку ему на плечо, или оголит ноги, заткнув юбку по бокам, чтоб не мешала. А Нюру всё это веселило и умиляло. Иногда она могла нарочно подойти к нему вплотную, когда приносила воды напиться, и не спешила отойти, глядя в его голубые глаза, полные любви и жгучего желания.

На третий день Лёня закончил чинить крышу. Он с ужасом ждал, что Нюра с ним попрощается. Он пытался придумать, как ему здесь ещё задержаться. Он не знал, на что рассчитывать, но знал одно: без этой женщины он жить уже не сможет, она нужна ему как воздух, она прочно вошла в его жизнь, в его сердце и поселилась там навсегда, стала частью его самого, самой главной, жизненноважной частью.

Он решил, что, если Нюра прогонит его сейчас, то он устроится у кого-нибудь из соседей на работу, чтоб быть рядом с ней, видеться хоть иногда и разговаривать. Только рядом с ней он видел свою жизнь.

А Нюра тем временем сказала:

– Ты хороший работник. Я тут подумала: оставайся до конца лета, поможешь мне по хозяйству, починишь дом, забор – много чего накопилось за годы вдовьей жизни. А я тебе платить буду, как работнику. Ну, что скажешь?

Лёня поверить не мог такому счастью. Ведь ему даже ничего не пришлось придумывать. Нюра сама оставляла его у себя.

– Конечно, я согласен. Только я не за деньги буду у вас работать.

– А за что? – Нюра напряглась, готовая прогнать его сейчас же, допусти он вольность или неуважительное слово в её адрес.

– За то, что я буду у вас работать, вы, Нюра, будете меня кормить и, если вам не трудно, стирать и починять мои вещи. Только и всего.

Нюра успокоилась.

– Договорились, – сказала она и улыбнулась.

4.

Уже неделю Леонид жил у Нюры. Он целыми днями помогал ей, а Нюра, как и обещала, ухаживала за ним, кормила его, обстирывала. В свободное время он общался с сыновьями Нюры. Они очень привязались к Лёне и называли его своим другом.

Нюре нравилось, как он управляется с её мальчишками; да и у них появился старший наставник, мужской пример. А ещё Нюру прельщало внимание Леонида, его любовь и сдерживаемая страсть. Он был просто одержим Нюрой. Ей нравилось такое поклонение, нравилась власть над бедным парнем. Она могла вдруг подойти и с огромной нежностью утереть пот с его лица, наблюдая за его волнением, за тем, как вздувается и пульсирует жилка на его виске и напрягаются мышцы шеи и рук. А в другой раз могла быть нарочито холодной с ним, заставляя ломать голову, чем вызвано её недовольство, что он сделал или сказал не так.

Однажды вечером после ужина Нюра уложила детей спать и вышла во двор подышать свежим воздухом. На ночном небе сияли звёзды, в траве пели сверчки, в воздухе разлился аромат ночных цветов. Ночь окутала Нюру приятной прохладой.

В летней кухне горел свет. Лёня тоже ещё не спал. Нюре стало интересно, что он делает сейчас. Она тихонько подошла к открытой двери. В дверном проёме она увидела Леонида. Он сидел за столом и что-то читал. Из-за жары он снял майку, и Нюра видела сейчас его оголённую загорелую спину, мускулистые руки и шею. Горячая волна окатила её с головы до ног. Нюра облокотилась о дверной косяк и прикрыла на секунду глаза. Как давно она не знала мужских ласк, как давно уже не