Все время мира - Сара Пурпура

любовь однозначна, что из двух влюбленных один любит, а другой позволяет любить себя. Думаешь, он прав?

Дез пожимает плечами:

– Я считаю, что язык любви универсален, но каждый любит по-своему. Неважно, что думал Платон много веков назад и что думаем мы сейчас. Неважно, что думали все эти типы, если честно. Разве существует какое-то правило? Каждый любит по-своему.

– Ты слишком мудр для того, кто никогда не любил, – ворчу я.

Дез приближается к моему лицу и целует в кончик носа.

– Когда кто-то влюбляется, он учится всему, словно в первый раз, так усердно, что впитывает любую науку. А у меня есть ты, Анаис Керпер. Как я могу не узнать всего этого?

Я чувствую, как у меня сжимается горло и горит сердце. Здесь, в университетской библиотеке, мы с немалой вероятностью можем встретить знакомых, но меня это не волнует, потому что когда Дезмонд говорит со мной так, мой мир колеблется, и я мечтаю испытывать это ощущение каждый день.

– Итак, значит, ответ на твой вопрос может быть утвердительным. Если бы ты не полюбила меня, я все равно бы в тебя влюбился, и ты не смогла бы ничего с этим поделать, – заключает Дез.

– Ты признаешься мне в любви? – подшучиваю я над ним.

Я полагала, что он на нашем примере отвечает на мой вопрос, но когда я гляжу на него, то вижу, что он сидит с серьезным видом и беспокойно дергает ногой.

– Я должен быть в отчаянии, если ты еще не поняла, – он берет мои руки и подносит их к своим губам. – Теперь же, когда я знаю, что такое жить, я люблю тебя, как люблю каждый следующий вдох.

Я уже собираюсь расплакаться, но библиотекарша с мрачным видом приближается к нам.

Какой подходящий момент!

– Ребята, вы всем мешаете. Или ведите себя потише, или я прошу вас покинуть читальный зал.

– Простите, – торопливо бормочу я.

Прежняя Анаис засунула бы нос в книжки и сделала бы свою работу, но эта новая я жаждет узнать Дезмонда, жить с ним и впитать его, словно первые лучи утреннего солнца после холодной ночи.

– Давай пойдем отсюда, – я начинаю собирать свои вещи.

Дез смотрит на меня растерянно, но со смутной радостью.

– Что ты делаешь, Нектаринка?

– Мы уходим. Разве ты не видишь? Учеба может подождать, – я подмигиваю, – а мы – нет.

Глаза Деза начинают светиться, и он тут же вскакивает с места.

– Я за. Сами разберемся, что такое любовь, – он кидает тетрадки в рюкзак, берет меня за руку и тянет за собой.

Уже почти стемнело, а воздух пахнет дождем. Поблизости от библиотеки есть парк, в этот час – безлюдный.

– Пойдем туда, – указываю я Дезмонду. – Хочу покачаться на качелях.

Я подбегаю к одному из двух красных сидений и дотрагиваюсь до металлической цепи. Недавно ее покрасили, и от нее еще исходит запах краски. Когда-то давно, когда сюда меня приводила Линда, эта цепь была зеленой.

Дез встает сзади и начинает меня раскачивать.

Сильно. Еще сильнее. До тех пор, пока мне не начинает казаться, что я могу коснуться неба.

Я смеюсь. Смеюсь все сильнее. До тех пор, пока мое сердце не переполняется радостью.

– Прошу тебя, хватит. У меня заболел живот, – задыхаясь, кричу я.

Дез тут же останавливает качели.

Затем он присаживается на корточки передо мной и сжимает мои ноги. Он обеспокоен.

– Все хорошо, малышка?

– Да, – я трогаю свой живот. – Просто я слишком сильно смеялась.

Я вижу его встревоженный взгляд и касаюсь его лица.

– Все в порядке, Дез. Это просто от смеха, – повторяю я.

Меня обескураживает, как он волнуется за меня.

Я не привыкла к этому, но мне нравится это ощущение. Очень нравится.

– Садись сюда, рядом со мной, – прошу я.

Хотя качели кажутся слишком маленькими для него, он следует моей просьбе.

Мне кажется, что Дез ни в чем не может отказать мне.

– Расскажи мне о том времени, когда ты жил в приемных семьях.

Он заметно сглатывает и отворачивается.

– Зачем тебе это? – спрашивает он.

Я беру его за руку.

– Чтобы узнать тебя лучше, Дез. Я хочу знать о тебе все, потому что хочу, чтобы ты всегда был рядом. Откройся мне. Не прячься от меня. Пожалуйста…

Мне хотелось бы, чтобы он наконец-то смог увидеть себя настоящего – изумительного парня, а не того, кем его заставили считать себя другие.

А еще я хотела бы, чтобы моей любви было достаточно, хотя не знаю, способна ли я любить так всеобъемлюще.

– Анаис, впервые в жизни я начал дышать. Не заставляй меня окунаться в прошлое, прошу тебя.

– Я лишь хочу разделить его с тобой, – оправдываюсь я.

– Я не прячусь от тебя, Нектаринка. Клянусь. Мы разделим очень многое, но только не мое прошлое. Я никогда не дам тебе заглянуть в него, малышка.

В его взгляде я вижу боль и с трудом сдерживаю слезы.

– Эй! – Он обхватывает мое лицо руками и заставляет посмотреть ему в глаза. – Мое прошлое – дерьмо. Не хочу, чтобы ты хоть как-то была с ним связана. На фоне того, что у меня есть – здесь и сейчас, все остальное просто блекнет.

Он слегка касается белых шрамов на моей руке. Они тоже блекнут со временем. Дез целует их один за другим.

– Ты, ты – самое прекрасное вознаграждение, Нектаринка.

А Дез – мое, черт возьми!

– Я надеюсь, что смогу соответствовать твоим словам, Дез. Боже, надеюсь на это всем сердцем, – сквозь слезы шепчу я в ответ.

– Ты боишься, что тебя будет недостаточно? – нежно произносит он, вытирая мне слезы. Он наклоняет голову, смотрит на небо, а затем снова переводит взгляд на мое лицо.

– Ты ведь не отдаешь себе полностью отчет, что я – ходячая катастрофа, да?

Начинается дождь, но никто: ни он, ни я – не хочет уходить.

– Мне хотелось бы, чтобы на твоем лице всегда была беспечная улыбка, просто делать тебя счастливой. Этого было бы достаточно. Но боюсь, что не смогу. Внутри меня слишком много тьмы.

Дождь обрушивается на нас. Мы быстро промокаем, но не обращаем на это никакого внимания. Я сжимаю запястья Дезмонда и спрашиваю себя, как я смогла бы обойтись без всего этого.

– Но я хочу им стать, малышка. Хочу быть всем для тебя.

Я обхватываю его за шею руками и целую.

Лицо Деза мокрое от слез и капель дождя. Это производит убийственное впечатление.

– Ты схватишь простуду, – бормочет он, а затем еще крепче целует меня и поднимает на руки. – Как